Литмир - Электронная Библиотека

Анатолий Агарков

Как я стал Богом. Путь в Эдем

Джамшидов кубок я по всей земле искал,

И днем не отдыхал, и по ночам не спал…

И от Учителя, вернувшись, я узнал,

Что сам Джамшидовым волшебным кубком стал.

(Омар Хайям)

1

Сначала был запах. Отвратительный запах нечистот и гниющей плоти.

Где я? В мусорном баке, на свалке, в канализационном колодце?

Нет, сначала была мысль. Я осознал себя. Осознал, что жив и нахожусь в каком-то зловонном пространстве.

Потом был звук. Бу-бу-бу. Это голоса. Кто-то тужится в трубу и на барабанную перепонку. Бу-бу-бу. Потом слух прорезался….

– И когда ты, Кащеевна…, была б не бабой, сказал: накобелишься – всех мужиков уже заездила.

– У Катьки ператрицы была така болезь – под кого бы залезь – так её жеребцом лечили.

– Ну, этот вряд ли на жеребчика потянет. Ты, Кащеевна, штаны с его сыми да на хрен погляди – может, не стоит и возиться.

– Глядела уж – все ваши скрученные близко не стояли.

– Нут-ка, подыми ему башку. Ништяк в лобешник приложились – сколь на свету маюсь, таких аккуратных вмятин отродясь не видывал….

Потом был свет. Я открыл глаза и очень близко увидел чьё-то бородатое лицо и взгляд недобрых, глубоко запрятанных глаз.

– Кажись, оклемался. С тебя флакон, Кащеевна.

– Ой, взаправду зенки размежил. Ну-ка, плесните в кружку бульёну.

– Бойся – кипяток.

К моим губам притиснули край аллюминевой кружки.

– Смотри-ка, пьёт, не обжигается. Вот промялся, буржуй.

Не переводя дух, опорожнил кружку и не расчувствовал в нём обжигающего напитка. Потом перевёл дух и огляделся. Сарай не сарай, железобетонное строение с высоченным потолком и выбитыми глазницами окон. Костерок оторочен кирпичами, вокруг пяток тёмных фигур. Моя спина покоится на мощном бедре весьма упитанной особы – я бы сказал, болезненно располневшей. Просто жир-трест какой-то.

На одной её ладони мой затылок, пальцы другой тянутся ко рту.

– Обсоси косточку.

В них разваренная…. ну, не говядина, точно. С тонкими коготками…. Это лапка….

Фонтан неусвоенного бульона оросил мою грудь и голое колено благодетельницы.

– Эк, ты, – расстроилась она.

– Не жилец, – подсказал кто-то. – Ишь как нутренности-то отшибли.

– Тебя кто бил, скажи, – Кащеевна утёрла рукавом мне лицо, грудь и своё колено. – Говорить можешь али нет?

Я разлепил губы:

– Почему Кащеевна?

– Придурки прозвали, – она кивнула на окружение. – Надя Власова я. А ты с виду из господ, только нашли тебя у дороги вот с этой ямой в голове.

Она сунула щепоть в мой лоб.

– Пошти на полпальца входит. Мозги-то как не вышибли. Помнишь что?

Я покачал головой.

– Где живёшь? Кем трудишься?

– Ну, ясен хрен, не работягой – это реплика от костра.

– Поутру нашли в беспамятстве и в карманах пустота. Сначала думали дохляк – эти твари сожрать хотели, я не дала.

– Спасибо.

Кто-то с поправкой влез:

– Спасибо слишком много, а вот по флакону на брата сама раз.

Нашлись варианты.

– Теперь, как благородный человек, ты обязан на Надьке жаниться.

Хохот у костра. Реплики.

– Переедешь в дом буржуйский, Кащеевна, мы к тебе на опохмел ходить станем.

– А можа при барских хоромах нас куда пристроишь – и ноги бить не надо.

– Подымишься, обитель твою сыщем, – пообещала толстая моя спасительница. – На, съешь, сама жевала.

Она сплюнула на ладонь и сунула мне в рот что-то вроде хлебного мякиша. Я поперхнулся и зашёлся в кашле – где-то в пыли, у её ноги, потерялась подачка.

– Ходули-то шевелятся? – спросила Кащеевна, но погладила не бедро или колено, а ширинку брюк.

А чёрт их знает! Посмотрел на свои конечности. Попробовал согнуть в колене одну ногу – получилось. Потом вторую. И руки функционируют….

Только ощущение, будто на запястье оптимизатор – ни жара костра не чувствую, ни прохлады ночи. И боли не чувствую.

А должна быть!

Пощупал вмятину во лбу – круглую, глубокую – след молотка в пластилине.

– Хоть чернильницу ставь, – порадовалась за меня Кащеевна.

Как могло такое случиться?

Помню бандюков, «Мерседес» чёрный, наш разговор….

Как тормознулись у обочины, тоже помню. Вылез обнадёженный, а потом удар – в лоб, молотком. Должна была треснуть кость и брызнуть мозги, а получилась вмятина. И запекшей крови нет. Даже кожа будто цела.

– Нет зеркальца? – спросил.

– Лежи уж, – Кащеевна убрала мою руку со лба, – князь Гвидон.

Кто-то был начитаннее:

– Если ты про звезду, что в торцу горит, то эта у евоной жонки – царевны-лебедь.

– Что за народ? – спросил и смежил веки, чтобы не видеть испитые рожи в бликах костра.

– Эти-то? – для полного обзора Кащеевна пристроила мою голову на объёмное своё брюхо. – Эти-то? Щас познакомлю. Вон Ванька Упырь – кровь сосёт из мертвяков.

– Врёшь, Надюха, – вяло откликнулся мужичонка с маленьким бледным безволосым личиком, чем-то напоминающим страусиное. Может, крупным широким носом, гнущим шею и фейс к груди? Или маленькими луповатыми глазками, как пуговицы нарядной кофты, поблескивающие всполохами костра? – Кровяка в трупе сворачивается – попробуй, высоси.

– Вы что, действительно человечиной питаетесь?

– И крысятиной, и грачатиной, и ежатиной – мясо же, – это сказал одноногий, безликий, с огромным кадыком на длиной худой шее, в тельняшке под короткорукавым пиджачком с чужого плеча.

– Макс Афганец, – представила Кащеевна товарища. – С зонтиком вместо костыля, а скачет так, что не убежишь – даже не пытайся.

– Зачем мне от него бегать?

– Мало ли…, – покрутил лысой головой с приплюснутым черепом ещё один участник вечерни. – Вот захочешь смыться, не рассчитавшись….

– А я вам должен?

– Боря Свиное Ухо, – представила Кащеевна. – Говорит, в прежней жизни трактир держал – конкуренты сожгли. Сам едва спасся – шевелюру огонь слизнул, а обгорелые уши трубочкой свернулись.

– Слышите, братва, как Звезданутый запел? – забеспокоился бывший трактирщик. – Мы его, буржуя дрёбанного, нашли, с дороги пёрли, от дожжа укрыли, у костра согрели, а он – чего я вам должен? Да ты по гроб жизни нам должен за содеянное – по гроб и не рассчитаешься.

– Угомонись, – махнула толстой рукой Кащеевна.

– Выпить ба, – мечтательно вздохнул малый с крепкими, но обвислыми плечами. И руки у него были мощные – длинные мускулистые с широкими заскорузлыми ладонями. Вот ноги подкачали – короткие, кривые, как у карлика.

– Филька Звонарь, – представила Кащеевна. – С им не разговаривай – глухня. Силы немеряной – это ён тебя сюда на сабе пёр. А вот стрючком подкачал – меньше мизинца.

Рукастый коротконог, заметив внимание к своей особе, закивал головой.

– Гы-гы-гы!

– Гы-гы…. Хрендель, говорю, у тебя ни на что не годный.

– Выпить ба, – согласился Звонарь.

– Выпивку мы сегодня прокакали – с энтим вот провозились, – трактирщик неприязнь ко мне личную пытался замутить до всеобщей. – Можа у тебя, Кащеевна, что в заначке сохранилось – проставляйся. Что за свадьба без веселья?

– Свадьба? – заступница моя встрепенулась. – На свадьбу можно и в закромах пошебуршать.

Рывком развернула моё лицо, едва не сорвав шею с резьбы.

– Ты, милый, как?

– Насчёт выпить?

– Насчёт жениться.

– Отрицательно.

– Дай-ка я посватаю, – придвинулся бородач с впалыми глазами. – Ты, морда буржуйская, кочевряжиться сюда пришёл?

– Меня принесли, – напомнил. – Сожрать хотели.

– Щас башку расколю, – трактирщик поднял обломок кирпича.

– Угомонись, Уч-Кудук, – вступился Ванька Упырь. – И ты, Боря, сядь, брось каменюку, сказал. Мы завтра за этого чубайса ящик белого с буржуйки худозадой стрясём.

1
{"b":"810828","o":1}