– Отвалите от меня, а? – психанул я, выдёргивая руки из его захвата. – Надо было прыгать с крыши вместе, зря я вас пожалел!

– Время покажет, зря или нет. – Металл из его голоса исчез, и он снова добродушно улыбался.

Но я уже понял, что доброта его липовая. И если я прямо сейчас не соглашусь ехать с ним, меня запросто закатают в дурдом. И после этого Юля ни за что не изменит своего решения. Зачем ей псих? Кстати, возможно, и с крышей я поторопился, после этого тоже нельзя было бы ничего поменять. А так, может, у меня есть шанс? Надо только постараться забыть это «я тебя не люблю». Так же бывает: сегодня не любит, а завтра уже любит. Может, я как-то не так себя вёл с ней?

– Хорошо, я согласен. Лагерь так лагерь.

Он наклонил голову и подозрительно на меня посмотрел.

– Да не вру я. Когда едем?

– Вообще-то завтра утром.

– Ну отлично. Только идите уже домой, а? Если честно, меня от вас тошнит.

– Меня от тебя тоже. – Он засмеялся. – Я всё-таки останусь. Почитаю посижу. Когда мама с работы возвращается?

– Скоро, – сказал я.

Конечно, мама меня отпустила. Она была не в курсе, что мы с Юлей поссорились, но ей не нравилось, что я постоянно болтаюсь дома и во дворе один. Так можно запросто попасть в плохую компанию. Олег ей, видимо, сразу показался компанией хорошей. А на то, что я выгляжу чуть живее смерти, она внимания не обратила: после работы не до таких мелочей. В итоге Олег убрался к себе с бумажкой-разрешением на мой выезд не пойми куда, не пойми с кем, мама принялась готовить ужин, а я лёг спать.

Было ещё рано, но день меня просто вымотал. Такое ощущение, что от меня всё это время подпитывалось стадо вампиров. Брр… Когда я закрыл глаза, появилась Юля, снова со своим «я не люблю». Я очень напрягся и выбросил «не». Как будто она говорит: «Понимаешь, Матвей, я тебя люблю». Конечно, это был обман, но…

С утра девятого июня я побросала в свой видавший виды рюкзак несколько пакетов какой-то крупы, гороха, пару банок невесть как завалявшейся дома сгущёнки, захватила сменную одежду и отправилась в «экологическую экспедицию».

Конечно, экспедиция – это было слишком сильно сказано. Экспедиция – это когда уезжаешь далеко и надолго, в тайгу или тундру. Мне бы сейчас такой вариант очень подошёл. А ехали мы всего лишь за город, на какое-то банальное озерцо. Очищать его берег от последствий некультурного отдыха горожан. И ехало нас мало – человек шесть, как я поняла. То ли потому, что работы будет мало, то ли других кружковцев мамы с чокнутым экологом не отпустили. Меня отпустили легко. Даже были рады. Маменька не глядя подписала мной же написанное разрешение и тут же обо мне забыла.

Сбор был назначен на одиннадцать утра, но я пришла к десяти. Уж лучше тут поторчать, чем дома. Было тихо, так тихо, что я подумала, что в школе идёт экзамен. На пришкольном участке какие-то шпендики молча и сосредоточенно поливали клумбы. Я бросила рюкзак на асфальт возле черёмухового куста и села. Приятно вытянуть ноги, когда обувь натирает.

Первые полчаса ничего не происходило, за исключением того, что шпендики закончили поливать, смотали шланг и вместе с ним пропали. Потом появился Кирюша Михайлов. Кирюша был пухлый ботан из нашего класса. Типичный такой ботан – из тех, кого по десятый класс включительно мама записывает во всякие там кружки, а после школы ждёт дома с подогретым обедом. Вообще, таким за город на подножный корм ехать вовсе не полагается, но, очевидно, мама узрела великое экологическое Кирюшино будущее и таки оторвала его от сердца. Впрочем, пока не оторвала, так как пришли они вместе.

– Кирюша, привет! – громко поздоровалась я с ним.

Кирюша услышал, невразумительно помахал мне рукой и всем видом показал, что он с мамой и ему не до меня. А потом встал так, чтобы меня не видеть. Ну и фиг с ним.

Вторым появился сам эколог. Сияющий, как июньское солнце. Успел одновременно улыбнуться нам всем и тут же попал в лапы Кирюшиной мамы. Вероятно, та стала выяснять подробности того, как сыночек проведёт время. С Олегом Сергеевичем пришёл незнакомый парень, вообще не из нашей школы. Но тоже с рюкзаком. Наверное, собирался ехать с нами. Парень как парень, невысокий, худой, светловолосый, в мятых камуфляжных штанах и защитного цвета футболке с длинными рукавами. Рюкзак он, как и я, бросил на асфальт, сел на него и практически уткнулся лицом в коленки. Как будто его коленки были самым интересным местом на школьном дворе.

Я снова переключилась на Кирюшу, прикидывая, не смущает ли того настойчивость его мамочки. По Кирюше было непонятно. Наконец Кирюшина мама оторвалась от Олега Сергеевича и, потрепав сыночка по щеке, удалилась. Фу!..

Потом пришли Ксюха Громова и Оля Майер. Наверное, просто встретились по дороге, потому что подружками они не были. Если так сильно различаешься, то дружить никак не получится. Это как мне с Кирюшей быть женихом и невестой.

Ксюха была активисткой, и не просто, а старостой класса. Это само по себе ненормально – быть старостой класса пять лет подряд, так она о себе ещё невесть что возомнила. Будто она самый главный помощник классной, что мы должны быть коллективом, все дружить, стоять друг за друга горой, а кто не согласен, тот дурак. Но на самом деле сама училась так себе. Просто надо же было как-то выпендриться. Она очень расстроилась, когда узнала, что я тоже еду в эту их «экспедицию». По её мнению, эту честь надо было заслужить, а не просто в последний момент попасться на глаза Олегу Сергеевичу.

Оля была мне более симпатична, может быть, потому, что она училась в параллельном классе и всего год. Так вот, если Ксюха своими пропорциями напоминала танк, то Оля – одуванчик. Или нет, одуванчик напоминал Олю. Под черёмухой, у которой я устроилась, таких Оль росло штук десять. У неё были светлые короткие волосы, которые немножко торчали в разные стороны, мне казалось, что если она ими как следует тряхнёт, то они разлетятся. Как пух у одуванчика. Но Оля как раз двигала головой очень редко. Может, из-за желания сохранить волосы, а скорее потому, что была тормозом. Нет, в хорошем смысле тормозом. Такие никаких глупостей делать не будут, маму расстраивать не будут. Может быть, она даже стихи писала где-нибудь в темноте под подушкой.

Я хмыкнула. Пора мне было отдать дурацкое разрешение от своих родителей. Девочки сдержанно поздоровались со мной. Олег Сергеевич прочитал писульку, будто это было что-то очень важное, и сказал:

– Отлично!

Он сунул бумажку в карман и ушёл в школу. Парень, который пришёл с ним, оторвал лицо от коленей и посмотрел ему вслед таким закумаренным взглядом, что я подумала, что он с бодуна. Или того хуже. И поэтому, кстати, такой лохматый, помятый и бледный.

Последними пришли Алмаз Наурызбаев и Егор Ерёмин.

Алмаз выглядел как очень подросший птенец. То есть до роста стандартного десятиклассника он ещё не добрался, но голубя уже значительно перерос. Ещё он напоминал монголо-татарского завоевателя, потому что родители у него были казахами. Но поработить мир он мог только одним доступным ему способом: прожрав всем мозг старыми анекдотами. Особенно старые он пересказывал по два-три раза, для пущего эффекта, ну и ещё потому, что забывал, кому что рассказывал. Кроме прочего Алмаз слегка заикался, поэтому по параллели десятых классов его манеру рассказывать анекдоты пародировали, на что он, впрочем, не обижался. Он вообще был не обидчивый, компанейский и к тому же отлично пел. Мама Алмаза работала учителем музыки.

Егор был из разряда мальчиков-мачо, которые на самом деле чмо. Я его как-то побила в пятом классе так, что вызывали родителей, и с тех пор мы не особенно общались. До десятого класса он хоть внешне был более-менее нормален. Но в этом году вытянулся, зачем-то подстригся почти под ноль и теперь напоминал лопоухий вопросительный знак. Наверное, он полагал, что так должен выглядеть герой-любовник и теперь на нём повиснут все девчонки. Но на самом деле смотрелся как смазливый браток-неудачник, которого должны застрелить на восьмой минуте кинобоевика. Максимум на десятой. А ещё в этом году Егор повадился путаться у меня под ногами, как будто назло. Чтобы меня это бесило. Куда ни придёшь, а уже Егор нарисовался. Лучше бы я его в пятом классе совсем прибила.