– Нет! Эви, клянусь, я не…

– Т-твое счастье, что отец спал, иначе нас обвенчали бы п-прямо на улице! – Она оглядела Уинифред. – Ну, а вы? Кто вы т-такая?

Безупречная изящность Эвелин действовала Уинифред на нервы. Она вдруг начала сомневаться и в аккуратности собственной прически, и в чистоте перчаток, и в безупречности осанки. Элегантность мисс Саттон, казалось, была отточена самой природой, ей не приходилось даже задумываться о том, чему Уинифред училась долгие годы.

Да, Эвелин была самой настоящей леди – с серебряной ложкой во рту, серебряным звонким голоском, серебряным ночным горшком и прочими аристократическими атрибутами. Никто не знал, что на самом деле у нее на уме. И то, что Дарлинг отзывался о подруге с теплотой, еще ничего не значило – он и придорожный булыжник обласкал бы, дай ему волю.

Значит, нужно сыграть на чувствах Эвелин к Дарлингу и поскорее отвести от себя внимание.

– Я его невеста, – резко произнесла Уинифред и как бы случайно тронула себя за пальцы левой руки.

Взгляд Эвелин метнулся к ее среднему пальцу, надежно скрытому перчаткой.

– Позвольте спросить, кто вы такая, раз позволяете себе столь бесцеремонно врываться в дом моего жениха?

– Вы д-действительно считаете, что я поверю в это п-после того представления, которое вы устроили на Бонд-стрит? – мрачно поинтересовалась мисс Саттон. – Вы прекрасно знаете, к-кто я такая. Сию же минуту говорите правду, иначе я п-позову констебля!

Вот черт. Она совсем неглупа – и, кажется, действительно влюблена в Дарлинга.

Пока Уинифред лихорадочно размышляла над новой, более убедительной ложью, юноша вдруг выпалил:

– Она на меня работает!

В кабинете повисла тишина, прекратилось даже методичное постукивание зонтиком. Уинифред свирепо поглядела на Дарлинга, и он ответил ей умоляющим взглядом.

– Она бы позвала констебля!

– Разумеется, не позвала бы! – прошипела она. – Почему вы такой наивный, черт вас подери?

– К-как это – работает? – пробормотала Эвелин. Недоверие в ее голосе смешалось с интересом.

Цепкая, настырная опека компаньонки наверняка приносила мисс Саттон одно раздражение. Раз заставить ее ревновать не удалось, может, удастся вызвать зависть?

– Что же в этом такого? – возразила Уинифред. – Неужели вам представляется удивительным, что женщина может работать? Нет, разумеется, девушке вашего положения…

Она попала в самую точку – почти испугавшись собственных слов, мисс Саттон побледнела и стиснула ручку парасоля.

– Нет, ч-что вы! Я в-вовсе не это имела в виду, мисс…

– Оукс.

– Мисс Оукс. Это вовсе не удивительно. Разумеется, женщина может работать! Вы, д-должно быть, его учительница? Я говорила Теодору, что он зря б-бросил занятия музыкой!

– Нет. Я личный секретарь мистера Дарлинга, – соврала Уинифред.

– Секретарь? Его секретарь? – Будто решив, что Уинифред не догадалась, о ком идет речь, Эвелин указала на Дарлинга: – Т-теодора?

Юноша беспокойно зашевелился в кресле.

– Мне по карману нанять себе секретаря, если ты об этом.

Мисс Саттон пришла в неописуемый восторг. Она даже немного привстала с кресла, словно возбужденный ребенок.

– Мисс Оукс, это же п-просто замечательно!

– Прошу прощения?

– Можно считать, это исторический п-прецедент! Вы хоть п-представляете себе, что это означает для прав женщин Англии? Да что там – для п-прав женщин всего мира!

Что, черт побери, она несет?

– Разумеется, – подтвердила Уинифред и натянуто улыбнулась. – Права женщин… важны.

– Еще бы, – с важным видом вставил юноша. – Если вы спросите меня, они просто необходимы.

– Я и п-подумать не могла! Теперь ясно, почему вы так скрывались! П-первая женщина-секретарь – это кошмарный с-скандал! «Забава для д-джентльмена – смерть для леди», – любит повторять мой отец. – Мисс Саттон мечтательно вздохнула. – Надеюсь, Теодор хорошо вам платит?

– Достаточно, чтобы ни от кого не зависеть, – уклончиво ответила Уинифред.

Это произвело на Эвелин впечатление. Она замолчала, нервно стиснула ручку парасоля, а потом вдруг выпалила:

– Теодор! Как ты думаешь, у т-тебя не найдется должности и д-для меня?

Уинифред остолбенела, а Дарлинг, не уловив отчаяния в ее голосе, прыснул со смеху. Быстро сообразив, что Уинифред и Эвелин даже не улыбнулись, юноша подобрался и стер с лица веселье. Глаза его заплясали между девушками.

– Прошу прощения… Значит, это была не шутка? – уточнил он и неловко почесал затылок. – Ох… Сожалею, но сейчас вакансий нет.

– Может, п-подберешь мне какое-нибудь п-пустячное занятие? – не сдавалась Эвелин. – Я многое умею! К-конечно, может, не уборка и не с-стирка, но…

Дарлинг покосился на Уинифред. Та едва заметно покачала головой.

– Я… сожалею, – повторил он.

Девушка поникла, но вместо жалости Уинифред почувствовала в ее отношении острую, жгучую зависть. Эвелин росла как цветок в парнике, у нее благородное имя, любящие родители, достаток, неземная красота – чего еще можно желать?

Простодушный Дарлинг вслух задал вопрос, повисший в воздухе:

– Эви, зачем тебе работа?

Девушка подняла голову. На нижних ресницах у нее повисли крошечные слезинки. Кончик носа чуть покраснел, но от этого она выглядела только очаровательнее. Услужливый юноша тут же потянулся в нагрудный карман и вынул носовой платок. Уинифред презрительно фыркнула, отведя взгляд. Неужели у нее нет собственного платка?

– Я т-тоже хочу независимости, – прошептала Эвелин. – Тоже хочу п-принадлежать самой себе.

Приняв от Дарлинга платок, мисс Саттон изящно поднесла его к лицу и промокнула глаза. Светло-рыжие ресницы опустились на щеки и снова порхнули вверх.

– В таком случае не выходите замуж, – едко посоветовала Уинифред. – Разве вы имеете недостаток в деньгах?

– Нет-нет! Вот т-только… Мой отец спит и видит меня в подвенечном платье, – с горечью пояснила она. – Как-то он наткнулся на слово «старородящая» в газете, и с т-тех пор я навожу на него ужас одним лишь отсутствием обручального кольца. Вечно подсовывает мне к-книжки наподобие «Жены Англии» или «Этикет любви, ухаживаний и б-брака». На пальцах не пересчитать, сколько раз за п-последний год он чуть не обручил меня с кем-нибудь из своих д-друзей! А п-прошлой зимой он запретил мне ехать в Италию, потому что я п-пропустила бы Лондонский сезон.

– Я и не представлял, что мистер Саттон так серьезно настроен… – пробормотал Дарлинг. – Тебе же всего двадцать три.

Эвелин зловеще рассмеялась.

– Ты и п-представить себе не можешь. Когда ты гостил у нас, я избегала оставаться с тобой один на один, а не то мой п-папочка непременно использовал бы это как предлог д-для помолвки.

– Надо же! А я-то думал, что просто не нравлюсь тебе.

– Да нет! Нравишься, п-просто…

– Разве вы сами не хотели выйти за него? – громко вклинилась Уинифред. Еще немного, и Дарлинг точно сделал бы Эвелин предложение. – Что-то не похоже, что вам так уж претит идея замужества.

– Честно говоря, мне совсем не х-хочется замуж, мисс Оукс. П-понимаете… – Эвелин взглянула на Дарлинга в поисках поддержки. – Я д-думала, Т-теодор – это мой единственный выход. Выйдя за него, я обрела бы п-практически полную свободу… Ну, п-потому что…

– Им было бы легко управлять, – безжалостно закончила за нее Уинифред.

Дарлинг выглядел скорее озадаченным, нежели расстроенным, но у Эвелин снова увлажнились глаза.

– Так вы полагали, мисс Саттон?

– Ну-ну, Эви… – пробормотал юноша с виноватой улыбкой. – Пожалуйста, не плачь. Это… разумное предположение. Не будем делать секрет из того, что я полное ничтожество.

– Нет, в-вовсе нет!

Эвелин с состраданием посмотрела на Дарлинга. Так смотрят не на человека, в которого влюблены, а на котенка с перебитым хвостом. Отчего-то эта мысль принесла Уинифред огромное облечение.

– Т-ты замечательный, в-вот что я имела в виду. Я избавилась бы от к-контроля своего отца. И от п-противной, назойливой мисс Хаббард! Вечно следует за мной п-повсюду! Т-ты избавил бы меня от необходимости в-выходить замуж… ну, за ненавистного мне ч-человека.