Шубину не нужно было долго думать, чтобы ответить на этот вопрос.
– Да, готов, – твердо ответил он. – Конечно, задание непривычное, но… все когда-то происходит впервые.
Тут, в первый раз с начала беседы, заговорил генерал Еременко.
– Молодец, Шубин! – сказал он. – Иного ответа я от тебя и не ждал. Но ты должен еще сейчас, находясь здесь, хорошо продумать все, что с тобой случится, все, что тебе предстоит сделать. Иван Трофимович тебе в этом поможет. Операция не должна сорваться ни в коем случае! Мы многого от нее ждем. Уяснил? Ну, теперь мы с Виктором Борисовичем вас оставим – своих дел много. А вы с Иваном Трофимовичем обговорите необходимые для выполнения задания детали.
Командующий с начальником штаба ушли, а два разведчика начали обговаривать детали предстоящей операции и готовиться к ней. Эта подготовка заняла пять дней. Уколов давал Шубину все новые вводные, а капитан должен был их запомнить и повторить. Кроме того, с Шубиным занимались несколько специалистов, которые учили его разным разведывательным навыкам. Капитана учили устраивать тайники для хранения рации и документов. Но самые необычные занятия с Шубиным проводил пожилой штатский, внешне похожий на индуса. По-русски он говорил с сильным акцентом. Он учил разведчика управлять своим телом. Так, Шубин научился задерживать дыхание до полной остановки – и, наоборот, ускорять жизненные процессы, так что у него повышалась температура, ускорялась циркуляция крови и открывались уже залеченные раны. Правда, времени на эту последнюю подготовку явно было отведено мало, на что «индус» сетовал. Он говорил, что Шубин – талантливый ученик, и если бы им дали для занятий не пять дней, а два-три месяца, можно было достичь отличных результатов.
Но полковник Уколов не собирался давать такой срок.
– Через пару месяцев мы уже на Украине должны быть, – говорил он. – А Ростов должен находиться у нас в тылу. Так что обойдешься тем, что есть. Скажи: температуру ты научился повышать?
– Научился, – ответил Шубин. – Но Давид Барагорович говорит…
– Знаю я, что он говорит, – прервал Глеба Уколов. – Что тебе еще позаниматься нужно. Может, и нужно, но времени нет. Ты лучше скажи: данные для контакта с резидентом ты запомнил?
– Да, тут я все помню, – ответил разведчик. – Повторить?
Уколов велел повторить, и Шубин в который уже раз принялся рассказывать, как он будет искать резидента. Советского разведчика в Ростове звали Роберт Альбертович Петерс. По национальности он был латыш, но, живя в Риге, пользовался немецким языком, и тот стал для него как родной. Теперь в Ростове Петерс выдавал себя за немца, и это у него успешно получалось. Он служил переводчиком в штабе генерала Гота, был там на хорошем счету. Правда, как рассказал Шубину Уколов, в последний месяц положение Петерса осложнилось. Резидент почувствовал, что немцы перестали ему доверять. В отведенной ему комнате был незаметно проведен обыск. Обыск старались провести незаметно, но Петерс, будучи человеком опытным, заметил, что в его вещах копались. Стало ясно, что резидента могут в ближайшее время раскрыть, а значит, ему надо бежать. Устройство Шубина в немецкий госпиталь должно было стать последним действием резидента на своем посту.
Самый сложный момент операции Шубина состоял в том, чтобы благополучно добраться до станицы Манычской, где располагался штаб Гота, и встретиться там с Петерсом. Капитан решил воспользоваться для этого образом, который стал для него уже привычным – на время стать немецким дорожным инспектором. Он уже использовал этот образ во время прошлых операций, и этот опыт был вполне успешным.
…Пять дней подготовки пролетели, как одна минута. И вот 31 декабря, в новогоднюю ночь, Шубин, одетый в форму немецкого дорожного инспектора, снабженный всеми необходимыми документами, ехал в штабной машине, которая направлялась в сторону фронта. Переход фронта планировался в районе поселка Зимовники, где шли тяжелые бои. Это место для перехода выбрали потому, что немцы здесь отступали, фронт был нестабильным, и можно было найти брешь, в которую мог просочиться советский разведчик. Кроме того, поселок Зимовники играл особую роль в легенде Шубина – в нем, согласно легенде, ранили немецкого ефрейтора Кнехта, в шкуре которого Шубину предстояло жить ближайшие три недели. Надо было присмотреться к местности, запомнить, где здесь дорога, где течет река, чтобы потом уверенно отвечать на вопросы, если такие вопросы у кого-то возникнут. Ну, а время для перехода фронта выбрал полковник Уколов. Он решил, что в новогоднюю ночь, как и в ночь перед Рождеством, немцы будут думать о празднике, а не о несении службы. Он готов был пожертвовать собственным застольем в штабе, лишь бы лично наблюдать за переправкой Шубина на другую сторону фронта.
Погода в эту новогоднюю ночь была на стороне разведчиков. С утра небо хмурилось, а потом начался снегопад. К вечеру он усилился, превратившись в настоящую метель. Снег залеплял глаза, уже в десяти шагах ничего видно не было. До Нового года оставалось пять минут, когда из метели, прямо перед капотом машины, возник человек в офицерской шинели, который приветственно махнул рукой. Машина остановилась, Уколов и Шубин вышли из нее.
– Ну, что, лейтенант, какова обстановка? – спросил Уколов.
– Все в порядке, товарищ полковник, – ответил тот. – Ребята докладывают, что немцы вовсю отмечают Новый год, в блиндажах слышны песни. Часовые, конечно, стоят на постах, но у них внимание тоже ослаблено. Так что пройти можно будет.
– А мотоцикл здесь?
– Так точно, еще вечером пригнали. Все системы исправны, ребята проверили; бензобак доверху залили горючим.
– Хорошо.
Уколов повернулся к Шубину.
– Ты как, капитан, прямо отсюда поедешь или хочешь сначала машину через линию фронта перевести, а только потом на мотоцикл садиться? – спросил он.
– Нет, отсюда ехать нельзя, – ответил разведчик. – Враз засекут. Придется за рога вести.
– Ну, тогда с богом, – сказал начальник фронтовой разведки.
Они пожали друг другу руки, Шубин кивнул лейтенанту, который позаботился о его переходе, взял мотоцикл за рога и повел его прямо через снежное поле вперед, на юг. Вскоре провожавшие его люди скрылись в метели. Шубин шел и шел, время от времени поглядывая на компас. Он знал, что примерно в километре от линии фронта он должен выйти на дорогу, которая вела из Зимовников на юг, к Ростову. Надо было протащить тяжелую машину этот километр через ухабы, через сугробы, которые росли прямо на глазах. Но сил у Шубина всегда хватало, упрямства тоже, так что он двигался вперед, хотя и медленно. И спустя час увидел впереди насыпь. Трудно было вкатить мотоцикл наверх, но разведчик справился. И вот наконец он оказался на трассе.
Теперь дело пошло легче. Шубин сел в седло, запустил мотор. Хотя и не с первой попытки, но двигатель завелся, разведчик крутанул ручку газа – и покатил вперед. До станицы Манычской, где располагался штаб Гота, ехать было недалеко – всего около тридцати километров. Время еще не подошло к двум часам ночи, когда Шубин подъехал к станице. Немного поплутав по ней, отыскал штаб. Поставив мотоцикл возле крыльца, поднялся на крыльцо и попросил часового:
– Скажи, камрад, я не могу зайти, минутку погреться у вас в штабе? А то я весь день в седле, дежурил на дороге, регулировал движение машин к фронту. Я бы посидел четверть часа в тепле, да и поехал к себе, сдавать дежурство.
Дорожных инспекторов обычно не любят, но часовой не был водителем и никогда не сталкивался с придирчивыми стражами дорог. К тому же этот незнакомый ефрейтор обращался к нему так заискивающе, так просил, что отказать ему было трудно. И часовой пропустил его в штаб, объяснив, что тому ни в коем случае не нужно идти в главное помещение, где проходят заседания штаба. А нужно, войдя в дом, повернуть направо. Тогда попадешь в дежурку, в которой всегда тепло, и там можно погреться.
Шубин не слишком внимательно слушал эти объяснения. Дело в том, что расположение комнат в штабе генерала Гота он знал наизусть – выучил его, еще когда готовился к операции. Поэтому, войдя в штаб, он уверенно повернул в нужную сторону и быстро отыскал нужное помещение. Войдя в него, он увидел небольшую комнату, где вдоль стен стояли койки; на них спали часовые, чья смена еще не наступила. А в центре комнаты стоял стол, и за столом сидел человек лет сорока, с большой залысиной, в мешковато сидящем мундире со знаками капитана.
