В деревне Прозражено жил мужичок. Отколь взялся и с какой стороны пришёл, никто не знал. Детина был здоровый. От одного его взгляда местные девки заживо падали. Мужики сторонкой обходили. Тому и причина была, слаб мужик был до любви и силушкой во хмелю померяться…

Звали мужика Орик Змеинович. В народе, сказывали, сам Змей Многоликий ему родимым отцом был. А вот про мать сомнения возникали. Знали что Василиса, а вот какая? Их в тех краях много было, и все поочерёдно от набегов Змея трехголового страдали. Каждая голова по сыну хотела. Всё ж, склонялись к Василисе Пастпремудрой, которая пасту мудреную варила от всякой захворины. Народ молвил, будто после первого сына, какую-то пастмухаморину она сварила…. А Змей от несварения помер…

Вот и был Орик мужик сильный, ума на три головы и всякой пастпремудростью и пастзаворожённостью владел…

Вокруг Прозражено леса стояли дремучие, дубы вековые, сосны могучие. От деревни к миру три дороги вели – на восток, на запад и на юг. Да путь речной проходил. Вот этими-то дорогами и путями стекались в деревню люди разные на ярмарки осенние.

В один из дней таких ярмарочных встал Орик Змеинович с первым петухом. Солнышко лучиками играет, сквозь пузырь желудочный в проёме оконном. Потянулся мужик, да так, что косточки хрустнули очередью звонкой. В такт им желудок пустой заурчал. «Надоть на ярмароку», – подумал Орик. Да недолго думая, оделся, подпоясался кушаком и, надев на голову картуз, вышел вон из усадьбы белокаменной…

Идёт, ногами о землю шоркает, пыль поднимает. Носком сапога поддел ловко камешек придорожный и поддал по нему, придавая ускорение немыслимое. Взмыл камень в небо, да обо что-то звонко «Дзинь!». Шум, треск, речь русская, матерная, словно через сито сыплется. Поднял голову Орик, посмотрел наверх. Ба-а-а! Диво невиданное. Прямо на него бревно металлическое «Шмяк!»… И вдавило мужика в землю по самую шею. Хорошо голова цела. Из отверстия в бревне два зелёных иноземца вываливаются, ручонками в сторону Орика тычут, по-своему лопочут.

– Прикинь…, летим, никого не трогаем, а этот камнями швыряется, – промеж собой значит разговаривают. Впечатлениями делятся. – Говорил, южнее Прозражено пролетать надо. Где теперь запчасти возьмём? Эх, не поспеть нам к назначенному времени. Пропадёт Елена Перечная.

– ?! – слушает Орик и диву дается. По голове шмякнули, в землю врыли, про него совсем забыли. Да ещё о его, сердцу милой, девушке речи ведут.

– Некогда нам, Пипеткин. Будем проводника искать да транспорт.

– Верно, Шура Борисовна, говорите. Только в такую рань кого в Прозражено найдёшь?

– Вот этого и возьмём, – один человечек рукой на Орика показал.

– Слышь, голова, ты разговаривать умеешь?

– ?!

– Видать сильно парня ударило. Дай ему зелья заморского понюхать.

Пипеткин капельку зелья мутного на тряпочку из флакончика капнул и в нос Орику тыкать стал. Закружилась голова молодецкая, в носу защекотало, лёгкие воздух втягивают, грудную клетку растягивают. В глазах разноцветье фигур разных кружится.

– Бе-ре-ги-сь! – иноземцы зелёные за бревно металлическое спрятались, головы руками закрыли, рты разинули.

«Чхак-ха-ха! Бах! Трах! Уф-ф-ф!». Пыль дорожная вперемешку с землёй, травой и кустами ягодными в виде гриба гигантского облаком в небо улетели. Орик стоит в воронке огромной отряхивается. На краю ямы мужик с бабой неместные на него любуются.

– Вот это си-или-ща-а-а! Даже наш геликоптер сдуло, не видать отсюда. Пипеткин, ты сколько ему капель начислил?

– Одну, как и велено. Не привыкший он, Шура Борисовна, – удивляясь, пришелец оправдывался.

– Сударь, потом чиститься будешь, вылезь из ямы, разговор есть, – обратилась Шура Борисовна к Орику.

– А где человечки зелёные? – спросил Орик у незнакомцев, когда выбрался.

Незнакомцы переглянулись и рассмеялись.

– Как звать тебя?

– Орик!

– Так, Орк, слушай. У нас дело важное. Спасать Елену Перечную надо. Не поспеем вовремя, она в мятную жевательную резинку превратится. Зажует ее Чудовище Жевательное, освежаючи дыхание и борясь с кариесом страшным. А знаешь, чем грозит потеря её человечеству? Сила в ней невиданная…

– Пипетка, не трать время, переходи к главному вопросу.

– Орк…

– Орик! – поправил мужик пришельца.

– Чего?

– Орик, говорю, меня зовут О-ри-к.

– А-а-а! Нам помощь нужна. Ты наш геликоптер испортил, а пешая дорога нам неведома. Будешь нам проводником и помощником безропотным.

– Ого! А вам ничего не завернуть?

– Это как?

– Да, у меня на ярмарке станок губозакаточный простаивает. Щас в миг поправлю…, – Орик сжал кулаки и на обидчика двинулся.

– Стоп, так мы никогда не договоримся, – вмешалась Шура Борисовна. – Орик, у тебя лошадь с телегой есть?

– Найдётся…

– Вот и прелестно. Вещей у нас немного, сам видишь, а путь дальний. Поможешь нам?

– Только ради Елены Перечной и помогу. Ждите…

Спустя час вся компания выехала из Прозражена на телеге, в которую был запряжен конь старенький, но крепенький.

Весь день они ехали по лесным дорогам, измаялись. К вечеру выбрались на поляну, где избушка-квакушка на гусиной лапке с поросячьими ушками стояла. Решили переночевать.

– Избушка-квакушка, обернись по большой гиперболе…, дай оборот по эллипсу…, взлети вверх по диагонали, да об землю ушками поросячьими ударься…, колобком прокатись…, на лапке гусиной присядь, да ко мне передом обернись…, – что было сил, закричал Орик.

– Ты, хоть сам понял, что сейчас пробарабанил? – изумлённо на него смотрели гости заморские.

– ?!

А избушка-квакушка как давай вытворять невообразимое. И вверх взлетела, и о землю ударилась. Снова петляла фигурами в чистом небе, потом прокатилась по полю на лапке, присела и повернулась раскрытой дверью к гостям. Из глубин избушки старушка-веселушка смеясь и плача, выскочила:

– Ха-ха-ха, какого лешего тебя опять ко мне принесло, Орик? Ха-ха-ха, то батька, земля ему пухом, покою не давал, теперь ты избушку мою гоняешь… Ха-ха-ха! Ох, и давно я так не развлекалась. Словно горки американские объезжала. Ха-ха-ха! А это кто с тобой? Чудные какие-то…, и наряды ненашенские.

– Гости иноземные, помощь им нужна. Пустишь на постой?

– Ты же знаешь, я гостям завсегда рада, только вот покормить вас нечем. Что в чулане найдёте, из того ужин себе и готовьте.

– Это не трудно, – Пипеткин подхватил с телеги чемоданчик узенький и вошел в избушку. – А чуланчик-то где?

– А там, миленький за печкой дверца резная. Ха-ха-ха!

– Ай-а-а-а…

– Ты куда Пипеткина отправила, старая? – взволновалась Шура Борисовна.

– За продуктами в леса тропические. Дверца резная за печкой в самый раз в земли Африканские выводит… так как я в одном из зеркал природой тамошней любовалась…

– Так там же крокодилы, гориллы, пауки всякие…

– Милая, ему там помогут, не сомневайся. Ха-ха-ха! В дом заходите, уже темнеет. А попутчик твой скоро обернётся, только, что нам минутой, ему часом покажется.

Вошли в избушку-квакушку.

– Ого! А изнутри она прямо палаты царские… – восхитилась Шура Борисовна. – А зачем у Вас зеркал столько по всем комнатам, на потолке и вдоль стен избушки?

– Это не просто зеркала, милая. Они и зеркала, и окна, и где-то души человеческие.

– Бабушка, а зовут Вас как?

– Да, меня не зовут, я сама прихожу. Ха-ха-ха! Имя моё Софья, а родом я из земель Прусских…

Орик расположился по-хозяйски за столом и смотрел в зеркала. Происходящее внутри одного из них, привлекло его внимание.

– Смотрите, смотрите Пипеткина несут.

– Ой! – всплеснула руками Шура Борисовна. – Что это с ним?

На руках огромного роста человека с черной кожей лежал Пипеткин. Лицо у него было бледное, взгляд уставший и чем-то напуганный. На мгновение пропало изображение. В зеркале отразились старушка-веселушка, Орик и Шура Борисовна с вытянутыми лицами. Скрипнула дверца резная за печкой, и в комнату вошел огромного роста чернокожий человек с Пипеткиным на руках.