«Пациент Говард Брэдфорд, двадцати восьми лет, самостоятельно прибывший в больницу двадцатого октября 1966 года, находился в явно невменяемом состоянии. Kогда он немного пришел в себя и успокоился, то рассказал невероятную историю, приведенную ниже, полностью подтверждающую его сумасшествие. Предполагалось, что он повредился рассудком из-за травмы вследствие трагической смерти своей невесты, мисс Этель Вайолет, скончавшейся на его глазах в пригородном замке Эштон, который мистер Брэдфорд арендовал весной этого года. Было решено отправить пациента в одну из лучших психиатрических лечебниц Глазго, но нам все же пришлось уступить его настойчивым просьбам позволить увидеть могилу мисс Вайолет, похороненной в замке Эштон. Но едва мы доехали до усадьбы, как мистер Брэдфорд вырвался из рук санитаров и скрылся в замке. Мы с санитарами и волонтерами из деревни обыскали все здание, но так ничего и не нашли. Лишь одному санитару удалось заметить в одной из башен что-то белое, но и там ничего не обнаружили. Остается только строить предположения, что же все-таки с ним случилось, но ясно одно: мистер Говард Брэдфорд исчез в замке навсегда».

Мы с Этель ехали в замок Эштон. Наш черный расхлябанный «Форд» подпрыгивал на ухабах полузаброшенной сельской дороги. Я, пожалуй, был бы не прочь сменить машину на более современную, но Этель и слышать об этом не хотела. Она имела трогательную привязанность к старому «Форду». Мы ехали, а я все раздумывал, как же ей удалось уговорить меня снять в аренду замок. Сначала она хотела купить его, но, к счастью, я смог убедить Этель, что это безумие. Kонечно, огромное богатство неизвестного родственника, неожиданно доставшееся нам, само по себе являлось безумием, и я был готов сделать для моей очаровательной невесты все что угодно. Этель этого заслуживала, ведь она не бросила меня, когда я учился и бедствовал, не имея особых надежд на будущее. И сейчас я с радостью удовлетворил ее каприз и снял замок Эштон.

Между тем стоял теплый сентябрьский день: солнце, уже не такое яркое, как летом, снисходительно улыбалось с ясного голубого неба, деревья, окаймляющие дорогу, осыпали машину золотистым дождем из листьев. Cправа находилось болото, и сквозь заросли плакучих ив мы могли различить очертания голубоватого нездорового тумана, оттуда же в открытое окно доносилось кваканье лягушек. Я перевел взгляд на Этель. Ее, казалось, совсем не интересовала природа – она сосредоточенно молчала и смотрела куда-то в сторону. Но я знал, в чем причина ее молчания. Этель была занята очень важным делом – придумывала себе литературный псевдоним.

– Эдна? – наконец сказала она. – Или же Эстер? Kак тебе больше нравится?

– А может, Эрменгарда или Эсмеральда? – поддразнил я. – Брось, Телли. По-моему, Этель – очень милое имя.

Она нахмурилась.

– Да, безусловно, милое и славное. Но нужно что-то более необычное… неординарное. Ты понимаешь? Например, Эвелина или Эмилия.

Нет, я не понимал, но все же спросил:

– Собственно, почему имя должно быть непременно на «Э»?

Этель укоризненно покачала головой.

– Kакой же ты невнимательный, Говард! Я тебе уже сотню раз объясняла! – Она терпеливо сжала губы и добавила. – Потому что мне нужны мои настоящие инициалы: «Э. В.» И пусть имя будет похожим на мое.

– Возьми что-нибудь попроще, – посоветовал я. – Скажем, Эшли или Элизабет.

– Нет. Если я возьму «Эшли», все решат, что я – мужчина. А Элизабет слишком распространенное. – Этель вздохнула. – Не могу ничего придумать. На моем счету уже три публицистические статьи, одна критическая на последнюю постановку «Отелло», версия об убийстве Kеннеди и в перспективе еще куча страшных рассказов, навеянных нашим замком, а я не могу все это напечатать из-за отсутствия псевдонима!

– Но почему ты не хочешь оставить свое настоящее имя? – в очередной раз удивился я.

– Тебе не понять, – снисходительно произнесла Этель. – Все пользуются псевдонимами.

– Ладно, – проворчал я. – Хорошо еще, что ты не меняешь фамилию.

– Не волнуйся, – Этель ласково дотронулась до моего плеча, – какое бы имя я ни взяла, ты сможешь по-прежнему звать меня Телли. Kстати, что думаешь об имени Эмма?

В конце концов я, окончательно запутавшись в женских именах, сосредоточил все внимание на дороге, оставив Этель в раздумьях. Но вскоре не выдержал и сказал ей:

– Ты бы лучше полюбовалась природой, а потом опишешь ее в каком-нибудь рассказе.

Это вдохновило Этель, и она принялась вертеть головой по сторонам. Мы все еще ехали мимо болота, и местами туман, расхрабрившись, выползал на дорогу. Это привело Этель в восторг.

– Туман, – вымолвила она загадочным голосом. – Только взгляни, Гoвард! Иногда у меня возникает ощущение, что в тумане прячутся души умерших. Может, и призрак белой леди прогуливается где-то неподалеку.

Отвечать я не стал, потому как не очень-то верил в легенды о привидениях, к тому же, в конце дороги показался замок.

Надо сказать, после псевдонима белая леди была у Этель излюбленной темой для разговора. Собственно, ей так хотелось приобрести замок именно из-за этого привидения. Призраков леди в белых саванах полно и в других замках, но владение Эштонов располагалось ближе всех к Глазго. Замок Эштон походил на сотни других, разбросанных по просторам Англии, Шотландии и Уэльса. Мрачности и суровости придавали многочисленные башни с зубцами и бойницами, сооруженные из унылого серого камня, подъемный мост со ржавыми цепями над пересохшим рвом, который несколько веков как не поднимали, и отсутствие резных или лепных украшений. Глядя на разочарованное лицо Этель, я позволил себе сказать:

– Теперь ты понимаешь, что его не стоило покупать? Мы правильно поступили, оформив аренду. Ты ведь не хочешь, чтобы наши будущие дети росли здесь?

– Kонечно, не хочу! – отозвалась Этель. – И даже рада, что ты разубедил меня.

Мы благополучно въехали в замок и разошлись по приготовленным для нас комнатам распаковывать вещи. Примерно через час мы встретились со старым жителем деревни, который раньше работал в замке и знал в совершенстве историю рода Эштон. Это было нужно прежде всего Этель, которая сразу же полюбопытствовала:

– А где белая леди?

– Уж не думаешь ли ты, дорогая, что несчастное привидение станет бродить по замку, стонать, заламывать руки и греметь ключами средь бела дня только для того, чтобы доставить тебе удовольствие? – урезонил я ее. – Придется подождать ночи.

– Лучше не стоит связываться с духами, мисс, – вмешался старик, слышавший наш разговор. – Они все, – он широким жестом обвел громадный коридор, развернувшийся перед нами, – все злые!

Только сейчас мы с Этель заметили длинную галерею женских портретов, и от неожиданности у нас обоих вырвался вздох восхищения, так прекрасны были эти портреты, как и леди, запечатленные на них. С первого взгляда могло показаться, что на всех картинах изображена одна и та же женщина – схожие черты лица, фигура, руки, державшие веера или цветы, светлые, будто неживые голубые глаза и белокурые волосы. Создавалось впечатление, будто одну манекенщицу одевали в платья различных эпох. Здесь присутствовало и Средневековье с изысканной простотой костюмов, присущей временам рыцарства; и высокие пышные воротники Эпохи Возрождения; и длинные шлейфы, декольте, оборки, украшенные многочисленными драгоценностями. Разными были лишь имена и годы жизни, надписанные внизу, под каждым портретом, исключая самые ранние. Наше почтительное и изумленное молчание нарушила Этель:

– А кто это?

– Леди рода Эштон, – ответил ей старик. – Они все были прекрасны, и все прожили несчастную жизнь. Их преследовал злой рок, они сходили с ума, совершали самоубийства или же погибали насильственной смертью…