Девушка вздрогнула, затем улыбнулась ему и сказала что-то, что звучало совсем не как нидерландский, но и не по-английски. Должно быть, на его лице отразилось замешательство, потому что она сразу исправилась:

— Английский, да?— как будто у него не было от нее никаких секретов.

— Да, пожалуйста, — сказал он, безуспешно пытаясь не смутиться.

— Я услышала твой ужасный акцент, поэтому я подумала, что ты француз, — сказала она с ужасным акцентом, — Чем я могу помочь?

— Я здесь, чтобы увидеть мистера Ливена Хетцеля.

Девушка сразу же потеряла интерес:

— Наверху, — сказала она, указывая мизинцем, снова утыкаясь в книгу.

Северус последовал за мизинцем к лестнице, затем наверх, по странному извилистому пути у задней стены, теснясь в узком пространстве, пока не вывалился в узкую комнату с видом на улицу. Там, за столом, казавшимся карликом под пишущей машинкой из розовой меди, сидел бородатый мужчина, которого Северус не знал, но предположил, что это Ливен Хетцель, а рядом с ним Альбус.

Северус почувствовал волну тошнотворного облегчения.

— А, Северус, — сказал Альбус, вставая на ноги, держа в руках чашку в золотой оправе. Как будто он ее заслужил, как будто он прошел через это испытание наравне с Северусом, как будто не он лениво аппарировал сюда четверть часа назад,— У тебя усталый вид. Прошу, познакомься с моим хорошим другом Ливеном. Мы должны поблагодарить его за возможность побеседовать друг с другом. Он один из самых добрых людей, которых я знаю.

Хетцель, казалось, был совершенно не в восторге от похвалы, но встал, пожимая Северусу руку. Затем он поймал его взгляд и спросил грубым голосом, прерывающимся на гласных: — Вы сообщник? Где он вас находит? Будешь чай?

Северус не был уверен, на какой вопрос он должен был ответить, но прежде чем он определился, Хетцель снова оборвал его:

— Звонит он и говорит, о, Ливен, нам нужен твой магазин для тайной встречи, что-то там о ребёнке, убийце, тёмном лорде, коррумпированном министре и прочее, могу ли я дать моему человеку твой адрес? Вот я и спрашиваю, подождите, кому именно? Коррумпированному министру? Ребёнку?

— Убийце, — спокойно ответил Северус.

— По крайней мере, у него сохранилось чувство юмора, — обратился Хетцель к Альбусу, — Ты позволил ему оставить это себе, не так ли? Молодец. Вот, пей чай, сообщник, он тебя совсем уже заездил, как я слышал. Садись. Клянусь, вечно эти заговоры, вся эта конспирация и никакого покоя. Но где же эта ваша война, я тебя спрашиваю?

— Она приближается, — заверил Альбус, сверкая глазами.

— Ах, война всегда впереди, — Хетцель подтолкнул Северуса к стулу, — Война всегда надвигается, но некоторые из нас умрут раньше, чем получат свою войну, не так ли?

— Боюсь, твои аргументы останутся без внимания, — улыбнулся Альбус. Он был слишком веселым, когда настаивал на этом чертовом чаепитии по связному зеркалу, — Северус ничто, если он не предан делу.

— Предан делу! Это удел молодых. Или таких старых, кому больше нечего делать, а? Нужно быть фанатиком, чтобы быть преданным этому делу, — он ткнул пальцем в сторону Северуса,

— Сколько тебе лет?

— Тридцать два.

— Еще достаточно молод. Ты скоро одумаешься.

Северус не хотел этого так же, как и сидеть здесь и слушать, как они оба перекидываются друг с другом насмешками. Поэтому он перевел свой кислый взгляд на Альбуса и напомнил:

— Вы сказали, что у вас есть новости?

— Это так. Хорошая новость заключается в том, что Министерство, похоже, еще не знает, что Гарри покинул страну. Мне удалось убедить их, что он со своей семьей. Менее радостная новость заключается в том, что я пытался запланировать встречу с Корнелиусом, чтобы попытаться прийти к пониманию за пределами здания суда, но он уклонялся. Кажется, кто-то другой шепчет ему на ухо.

Хетцель театрально вздохнул:

— Все они в конце концов устают от твоего манипулирования, не так ли? Эти политические марионетки.

Северус проигнорировал его:

— Как вы думаете, кто это?

— Ходят слухи, что Люциус Малфой в последнее время был особенно близок к министру, — сказал Альбус Северусу, хотя его глаза, казалось, были вынуждены метнуться к Хетцелю, хотя он и не стал отвечать ему, — Как ты думаешь, возможно ли, что он поверил рассказу Гарри и пытается вернуть благосклонность своего старого хозяина?

— Нет, — В этом Северус не сомневался, — Нет, вера в это разрушила бы статус-кво Люциуса, а в его нынешнем положении верить почти не во что. Но он, возможно, осознал то же самое, что вы мне сказали: что Поттер — ценный актив, и что сейчас идеальный момент, чтобы схватить его. Каким бы образом его ни использовали, какой бы партии он ни был нужен, он поможет обрести власть, и Люциус явно заинтересован в этом. И если он сможет действовать так, чтобы в дальнейшем можно было это переформулировать таким образом, что будет соответствовать рассказу о верности Темному Лорду… если история Поттера окажется правдой — тем лучше.

Альбус медленно кивнул:

— Я полагаю, что тогда он может попытаться забрать у меня опекунство и передать его аффилированной стороне, чтобы он мог получить к нему доступ, когда ему это понадобится. На данный момент тетя и дядя Гарри остаются официальными опекунами, но, поскольку я стал исполнителем воли Лили и Джеймса и всех невыполненных обязательств, магический закон на моей стороне, чтобы принимать любые решения, не посоветовавшись с ними.

— Как удобно для вас, — заметил Северус, на этот раз оценив приподнятую бровь Хетцеля.

— На самом деле это предложила Лили, — улыбнулся Альбус,— Она понимала, что Гарри так или иначе станет важной частью войны, и считала жизненно важным, чтобы он оставался под защитой Ордена.

Северус рассмеялся:

— Она продала своего ребенка той партии, которая наиболее тесно связана с ее политическими взглядами. Образцовая мать.

— Не осуждай ее слишком строго за то, что она сделала трудный выбор в трудное время.

— Я буду судить ее, как мне заблагорассудится, — сказал он серьезно.

Дамблдор, возможно, забыл, но у них было кое-что общее, у них обоих: она всегда была фанатиком, даже если ее верность шла по тем дорогам, которые Северус обнаружил позже; даже если это была верность, в конце концов, главным образом самой себе и всем, кого она считала своими.

— Само собой, я мог бы помочь тебе узнать, что именно планирует Люциус. Если бы я вернулся в деревню и сделал свою работу… — попытался Северус, хотя и без особой надежды.

Альбус посмотрел на него так, будто знал, что Северус не сильно и надеется, как будто это была их особая шутка. Сообщение тайного понимания: он каждый раз предлагал подобное, как приманку, и то, что он это делал, тоже было их особой шуткой — и, в конце концов, это не имело значения.

— Нет, — сказал он, — Эта битва будет разыгрываться в газетах и ​​в залах суда, и ты недооцениваешь меня, дорогой Северус, если думаешь, что я позволю Люциусу Малфою говорить обо мне. Нет, здесь ты гораздо нужнее. В любом случае, как Гарри?

Девушка-моряк, с которой Северус разговаривал внизу, выбрала именно этот момент, чтобы ворваться в комнату, засунув книгу под мышку, и изрекла что-то краткое и срочное на нидерландском. Хетцель ответил ей почти тем же, затем повернулся к ним и объяснил по-английски:

— Моя юная кузина считает несправедливым, что она не может сидеть и пить чай с нами.

Альбус, всегда угождающий людям, тут же налил ей чашку и засуетился над ее книгой, слишком занятый вербовкой нового последователя, чтобы думать о Северусе.

Он поймал взгляд Хетцеля, пока они ждали возвращения внимания Альбуса , и в воздухе тихо пронеслось понимание.

— Прошу прощения, Северус, — наконец сказал он, — Что я… Ах, да, конечно, как Гарри? Ты, я полагаю, оставили его в Брюсселе?

— Да. И он умеет удивлять. Сегодня он уже намочил постель и заболел; ребенку нужен не я, ему нужно, чтобы тетка приходила и возилась с ним. Я не нянька и не гид.