— Я помог Дамблдору, — признается Северус, — потому что он смог дать мне несколько вещей, которые я хочу. Что можешь дать ты?

Люциус выгибает бровь.

— Зависит от того, что ты хочешь.

Северус переводит дыхание.

— Мальчик.

— Что с ним?

— Он мой, — заявляет Северус, пытаясь поверить в это сам. — Ты назовёшь меня опекуном. Министерство обеспечивает охрану, а ты сохраняешь доступ, но я занимаюсь повседневными делами.

Люциус на мгновение смотрит на него, ища разъяснения, которые Северус не позволяет ему найти: он превращает свой разум в темный колодец, завораживающий на вид, но совершенно пустой.

— Наш Северус, — протягивает он, — Никогда не бывает скучен.

Его шея стала горячей ещё с тех пор, как он увидел Ламотта, и теперь она действительно горела. Это не та часть его жизни, в которую он когда-либо хотел бы вернуться, но его телу все равно.

— Я дам тебе время подумать.

— И где я могу найти тебя, когда я это сделаю?

Северус усмехается.

— Я сам найду тебя, Люциус.

Наклон головы дал Северусу понять, что ему пора.

Он вышел из кабинета на трясущихся ногах, пороки контроля ослабли, но никто не видит. Глупо, и все же он хочет вернуться в столовую и принять выпивку, и остаться там до тех пор, пока чистое унижение не станет невыносимым — он хочет чувствовать себя, как он полагает, снова девятнадцатилетним.

Намек на звук. Он так быстро оборачивается, что сам удивляется, палочка наготове. В слабом свете он различает маленькую фигурку на лестнице, прячущуюся в тени.

— Добрый вечер, — шепчет Драко, — О чем вы секретничали?

— Это не будет секретом, если я расскажу тебе, не так ли?

— Ш-ш-ш, — упрекает он, — Потише.

Дверь кабинета снова открывается. Драко взбегает по лестнице, подол его спального халата исчезает за углом. Северус решает последовать его примеру и убегает.

Он не подумал проверить, в какую часть Хогсмида его привел камин, поэтому теперь бесцельно бродил, пиная камни и наблюдая, как клиентура пабов и баров становится все меньше и меньше. Гораздо удобнее иметь возможность аппарировать, куда ему заблагорассудится: сегодня он преодолел больше территории, чем когда-либо справился бы с маггловским транспортом. Но в этом тоже есть недостаток: часть его скучает по напряжению шеи, боли в бедрах, затекшим ногам. Возможно, если бы он был как следует утомлен путешествием, он бы не думал о предстоящей конфронтации.

Он говорит себе, что все в порядке. Он говорит себе, что сделал свой выбор, и теперь нет смысла что-либо чувствовать по этому поводу. Даже если еще было бы не поздно передумать, он бы этого не сделал; так имеет ли ор право страдать?

Прошло несколько часов. Может быть. Время ускользает сквозь пальцы.

— Северус.

Альбус стоит в кругу света от провисшего фонарного столба. Его глаза абсолютно бесчувственны.

Левой рукой он приглашает Северуса следовать в тупик. Это последний пункт повестки дня Северуса на вечер. После этого он сможет поспать.

Но он обнаруживает, что не может двигаться. Мог ли он сделать вид, что не увидел директора в темноте?

— Я не намерен ждать тебя, Северус.

Он глотнул.

Оба вошли в «Кабанью голову». Внутри это место было подобно тому, где отец Северуса проводил свои ночи, только с чуть большим количеством магии. Возможно, именно в таком месте оказался бы Северус, если бы не принял Метку.

Альбус был здесь своим: он кивнул бармену и уверенно поднялся наверх, где они зашли в дверь с табличкой «не входить» и сели на захламлённом балконе. Альбус запер покрытую трещинами дверь и набросил на неё чары. С балкона открывался вид на мусорные баки. Восходящее солнце разрезало туман.

— Я только что был на Тисовой улице. Похоже, обереги сняты.

— Хорошо, — говорит Северус пятну от сигареты на перилах.

— Я полагаю, ты добился того, чего хотел: он не вернется, — Альбус не смотрит на него. Его голос глубоко врезается во что-то хрупкое и безымянное в груди Северуса, — И что же теперь? Куда его отправить, что сделать, чтобы мальчик был в безопасности? Ты вызвал хаос, а теперь я должен разгребать за тобой?

— Я был у Люциуса. Он пообещал, что назначит меня опекуном мальчика в обмен на информацию, которая поможет ему выиграть суд.

Тишина.

— И что это за информация?

Старый гнев поднялся на поверхность.

— О, я был вовлечен во все это достаточно долго, чтобы рассказать о многом, если понадобится. Тот факт, что вы оставили его в доме с жестокими людьми и солгали об этом, станет хорошим вступительным заявлением.

Как всегда, Альбус видит возмущение Северуса прямо насквозь.

— Если тебе это нужно.

Он сжимает руки.

— Если мне это нужно.

— Должен признаться, Северус, я впечатлен, — говорит он, что звучит как-то наоборот, — Если я пообещаю тебе Гарри и уговорю тебя не идти к Люциусу, это положит конец всем моим надеждам на разведку в будущем. Но в нынешнем положении единственный способ сохранить твое прикрытие — это позволить тебе отправиться к Люциусу и дать ему контроль над Гарри, чего я не могу сделать. Я попал в действительно хорошую ловушку.

— Я не пытаюсь вас шантажировать, директор. Но у каждого из нас есть свои цели, к которым мы должны стремиться, и если вы не можете дать мне то, что я хочу, я должен взять это сам.

Теперь Альбус взглянул на него, что оказалось ещё хуже.

— А если я откажусь, ты бы действительно пошёл к Люциусу? — мягко спрашивает он, — Ты бы украл мальчика и убежал, и, я полагаю, никогда больше не заговорил бы со мной?

В любом случае, вряд ли он снова с ним заговорит, думает Северус; не после этого.

— Если вы вынудите меня, то да, я пойду к Люциусу. Но я не могу изолировать мальчика от вас. Он нуждается в вас. Он должен выжить и суметь справиться с грядущими испытаниями — это ваша работа, не так ли?

Альбус не отвечает. Теперь он смотрит прямо на солнце. Это очень плохо для его глаз — Северус хотел бы сказать ему, чтобы он отвел взгляд.

— Я понимаю, что вы… разочарованы, — говорит он вместо этого.

Губы директора кривятся, но не в лучшую сторону.

— Разочарован, — повторяет он, как будто примеряя слово. — Полагаю, это так. Я разочарован, хотя, думаю, не так, как ты думаешь. Разочарован не в том смысле. Как я могу быть против того, что ты хочешь этого? Но то, как ты это сделал — как будто наша дружба ничего для тебя не значила, Северус, что я не…

Он замолкает. «Дружба» — совершенно неправильное слово, думает Северус. Это предполагает равное положение. Для него пропасть между ними незыблема; он задается вопросом, не думает ли Альбус так же.

С того самого момента, как он впервые обдумывал этот план, на чердаке, гладя Гарри по волосам, он понял, что это все: его отношения с Альбусом должны закончиться. Их нельзя спасти, их нужно положить на покой, он все это время знал. Но он этого не хотел.

— Я знаю, что дал вам обещание, — говорит он, стараясь не задохнуться. — И я знаю, что нарушаю его, но…

— Твое обещание защитить ребенка Лили всегда было расплывчатым, не так ли? — его голос слишком ровный, слишком бесчувственный: Северус ненавидит это, — Я полагаю, ты намерен выполнить его, хотя и способом, с которым я не согласен. Что касается твоего обещания служить мне…

— Я бы выполнил его, только…

— Ты выполнил его.

Северус в шоке смотрит на него. Он должен спорить. Он не знает как.

— Ты отдал мне целый год. Ты каждый день рисковал жизнью, — продолжает Альбус, не обращая на него внимания, — И если этого было недостаточно, ты отдал мне еще десять, десять лет ты приспосабливался к моим неудачам и следовал моим приказам. Я планировал получить все до последней капли из того, что ты должен был дать, и я знаю, что мне еще многое предстоит использовать, но я не могу больше заставлять тебя. Хотел бы я использовать твою вину против тебя, потому что ты — один из моих главных достояний. Мой величайший защитник, Северус. Но, как дурак, я стал заботиться о тебе. Страшная слабость, пожалуй. Так что, если ты этого хочешь, твой долг передо мной окончен.