— И зачем ты за мной идешь? — интересуется Мила.
На что Оля спрашивает:
— А мне нельзя с тобой прогуляться? — но вместо того, чтобы продолжить идти дальше она останавливается.
И Мила вынуждено замирает тоже, рассматривая Олю и её раскрасневшееся от ходьбы и солнца и шампанского лицо.
— Нельзя, потому что я знаю, что тебя послал Саша, — и она опять направляется по дороге дальше.
— Тебе не кажется, что мы все же должны об этом поговорить? — Оля не сдается, догоняет её.
— Или мы можем просто молча пройтись, — предлагает Мила.
Хотя она и так понимает, что Оля от неё не отстанет. Оля все еще тешит в себе надежду, что она с Каролиной подружится. У Оли не так-то много и подруг. Это совсем маленький список: Тамара, Мила, и с недавних пор Каролина. Но Миле новые подруги не нужны. Её устраивает её собственный список: во главе конечно же Катя, а затем Олеся, Оля и Тамара. И какие-то там кошки драные ей совершенно не нужны. Если бы Каролину интересовал Космос, Милена бы к ней относилась бы по-другому. Но Космос Каролину не интересует совершенно.
Они с Олей идут несколько минут в полном молчании, хотя она и замечает, как Оля то и дело косится на неё. И конечно Оля первая, кто не выдерживает это молчание:
— Тебя она бесит, и это очевидно всем, как бы ты не хотела это скрыть.
Скрыть? Забавно.
— А кто сказал, что я это как-то пытаюсь скрыть? — Мила хмыкает. — Мне она не нравится. И я ей не нравлюсь. У нас взаимная неприязнь.
Она уже об этом говорила, между прочим, честно признавшись в этом Оле. Впрочем Оля как будто её признание пропустила мимо ушей. Да она же сама видит, что эта неприязнь обоюдная. Все это видят.
— Потому что она перетягивает Витино внимание на себя? — слишком неожиданно говорит Оля.
И Мила в ту же секунду замирает, глядя на Олю и не скрывая своего раздражения:
— Причем тут вообще Пчелкин?
— Потому что вы с ним, — она как-то подозрительно осекается в этот момент, но затем быстро добавляет: — … лучшие друзья? — и звучит это почему-то как с сомнением.
Лучшие друзья. Она хмыкает опять.
— Оля, — она вздыхает. — Чего ты от меня хочешь? Немного больше дружелюбия? Я и так более менее дружелюбна. И возвращаясь к этой дурацкой ситуации, мне извиняться не за что, потому что я не виновата в том, что произошло.
Хотя все смотрели на неё так, будто она была немного, но виновата. Будто специально пошла и толкнул её в воду. Замечательно, что уж тут сказать. Она смотрит на Олю, а Оля подходит к ней, берет за руки, а затем заглядывает в глаза и шепчет:
— Ты ведь знаешь, что можешь не волноваться о том, что она как-то отберет его у тебя?
Внутри все почему-то ухает куда-то вниз от этого. Оля говорит это так, будто знает что-то, чего Мила не знает. Но что Оля может знать?
— Да с чего ты взяла вообще, что дело в нем?! — восклицает Мила и отходит от Оли на пару шагов назад.
— В ком? — Витин голос раздается слишком уж неожиданно, и они с Олей быстро оборачиваются на него.
— О, благородный рыцарь! — Мила обращается к нему с издевкой: — А ты разве не должен нежиться у костра в объятиях спасенной принцессы? Не понимаю, как ты можешь упустить такую возможность. Особенно когда такая рыбка тебе в руки так и прыгнула.
Витя смотрит на неё совсем не впечатленный её словами, зато Оля прыскает со смеху, а затем шепчет ей на ухо:
— Это ревность.
И Милена тут же толкает её в бок локтем, шипя:
— Кому-то кажется уже пора заканчивать с шампанским. Ты видишь вещи, которых не существует в природе.
— Так ли это? — Оля усмехается, а затем сжимает её предплечье: — Думаю, вам есть, что обсудить. Поэтому оставляю вас наедине и скажу никому не мешать. А теперь я удаляюсь.
Но прежде чем Оля уходит, она зачем-то подмигивает Вите. Мила замечает это краем глаза, но вот она совершенно не понимает, зачем она это сделала. Впрочем спрашивать уже не имеет смысла, потому что Оля быстрым шагом уходит и скрывается за поворотом, оставляя их наедине. Между ними наверно всего шага четыре.
— Впрочем не сказать, что я хочу с тобой говорить, — говорит она ему.
Впрочем Витя ей и ничего не говорит, просто разглядывает её, и взгляд у него такой холодный, что она слегка ежится и застегивает куртку. Витя продолжает молчать, и ей сказать ей ему тоже нечего, поэтому она разворачивается, чтобы продолжить свою прогулку дальше, когда он говорит:
— Дура.
Что же, в обиду она никогда и никому себя не давала. И начинать она не собирается, поэтому разворачивается, чтобы обозвать его в ответ:
— Дурак.
На что получает:
— Коза, — и он ступает ей на встречу, всего один шаг.
— Козлина, — Мила тоже делает шаг вперед.
— Овечка, — Витя ступает ближе, и они оказываются очень и очень близко друг к другу, поэтому ей приходится задрать голову, чтобы посмотреть на него.
— А ты тот еще баран, — она пихает его в плечи, но он даже с места не сдвигается. — И что за уменьшительно ласкательные оскорбления? Почему овечка, а не овца?
— Потому что похожа на милую маленькую овечку с этими кудрями, — он тянет её за одну кудряшку, и в его глазах такой знакомый дьявольский блеск, и она уже знает, что последует за этим.
Она оказывается права: за этим следует поцелуй, больше похожий на укус, если честно. Впрочем удивляться тут нечему: все их ссоры всегда заканчиваются грубым животным сексом. И, судя по всему, этот раз не исключение.
Он на вкус как водка, слегка горький, но она целует его так же жадно, прижимая к себе за затылок и не давая отойти от себя. Хотя Витя это и не планирует, потому что подхватывает её под ягодицы, поднимает, и она обхватывает его ногами за талию.
И они целуются, и целуются. А затем он вжимает её спиной в дерево, и её всю трясёт от возбуждения.
Лес не самое привычное место для секса, но ей совершенно плевать. Особенно когда он возвращает её на землю и стягивает с неё штаны и белье, запускает руку между её бедер, сразу же надавливая на мокрый и пульсирующий клитор. Стон она сдержать не может, он вырывается из её горла самопроизвольно, и он тут же прижимает другую ладонь к её рту, прижавшись лбом к её лбу:
— Ш-ш-ш, — шепчет Витя. — Ты же не хочешь, чтобы кто-то нас услышал? Особенно твой брат, — на что она отрицательно качает головой. — Умница, — еще тише говорит он, но ладонь не убирает.
Ей так хочется его укусить сейчас. Впиться зубами в ладонь, а затем может быть жилистое предплечье или горло. Но это все остаётся в мечтах. В реальности она подается ему навстречу, и дрожит, когда его губы оказываются на её шее, посасывая кожу, а затем Витя прикусывает нежную кожу, продолжая ласкать её. Вначале внутри оказывается один палец, затем второй, и она не может сдержать еще одного стона.
Он так давно не трогал её. И она скучала не только по физической близости. Просто скучала по его присутствию рядом с собой, в своей жизни. Мила обнимает его за плечи и гладит по еще не высохшим волосам. Она чувствует, как он усмехается, этот смешок вибрирует на её коже, он убирает от её лица ладонь, и вытаскивает из неё пальцы, затем он отрывается от её шеи и шепчет на ухо:
— Мне больше по душе драконы, принцесса.
Она не совсем понимает, что он сейчас имеет в виду. Да и Мила оказывается больше сосредоточена на том, что он разворачивает её к себе спиной, удерживая за живот, а затем толкается внутрь, вжимаясь лицом в её затылок. Она чувствует, как гулко бьется его сердце, и её сердце бьется в такт этому ритму.
Она жалеет, что они в этой позе, жалеет, что она не видит его лица, но мысли оставляют её, пока он трахает её быстро, одной рукой упираясь в дерево перед ними, второй удерживая её за бедро. Впрочем его толчки такие мощные, что и ей приходится упереться в дерево обеими ладонями. Он накрывает её ладонь своей, продолжая вдалбливаться в её тело, растягивая и заполняя собой.
— Скучала по мне? — Витя рычит. — Потому что я скучал.
Она хочет замотать головой, сказать, что ничего она по нему скучала. И совершенно не ждала его звонка. Или того, что приедет и увезет куда-нибудь. Но ничего из этого не произошло. Хочется выговорить ему все это, но вместо слов — стоны. И когда Витя дотрагивается до её клитора, её накрывает внезапный и быстрый оргазм.