Она ему так и не приснилась. Но Светка уехала в гости к маме, Андрею было скучно, и он зашел в гости по-соседски. Хельга обрадовалась, как старому другу, совершенно забыв про спор, а он и не напоминал. Затем пришел еще раз, и еще. Начал появляться в сумасшедшей квартире регулярно. Вдруг распробовав атмосферу легкого безумия, странные разговоры и ночные посиделки, он влился в местную компанию.

Квартира жила в особенном ритме. То вдруг все начинали читать Кастанеду, цитируя куски и пытаясь выращивать «настоящий» пейот в горшочках, на поверку оказывавшийся обычным кактусом из ближайшего цветочного магазина. То ежевечерне, громко ухая, практиковали холотропное дыхание. Или бросались изучать распечатки с методиками процессингами саентологов. Мода на учения и эзотерические практики менялась каждую неделю. Новую игрушку брали, пробовали на вкус и бросали так же легко, как находили. Наблюдая за этими увлечениями, Андрей посмеивался, поддакивал, но никогда не принимал участия, считая происходящее забавной безобидной глупостью и все больше убеждаясь в своей правоте.

Тишина разбудила Андрея посреди ночи. В окна пялилась темнота поздней осени, бродячим пунктиром прорезанная светом от фонарей и проезжающих машин. Потолок над головой казался дном колодца, полного холодной воды.

Такого раньше не случалось: обычно Андрей падал на подушку и засыпал до утра. Откуда эта бессонница? Заболел? Выпил много кофе перед сном? Ответа не было.

Мысли, переваливаясь неуклюжими пингвинами, сбегали одна за другой, оставляя наедине с хмурой и опасной тишиной. Андрей отстраненно наблюдал, как она хозяйничает внутри. Незваная гостья неспешно осматривала закоулки души. От сияющих «башен духа» (другого названия Андрей не мог придумать), где мимоходом дергает колокола чувств, она спускается в «палаты разума», щелкая клавишами арифмометров мыслей. И ниже, в темные подвалы, где царит «Оно». Вечное чудовище, грызущее кости памяти и крутящее колесо жизни.

Тишина спустилась ниже, в самые сокровенные глубины. Она шла в сером полумраке пещер, оставляя на толстом слое пыли следы узких босых ступней. Туда, где тушей левиафана в гигантском зале спит механизм. Безумная смесь башенных часов, ядерного котла и стальных цилиндров. Тишина с глазами, сияющими звездным светом, с нежностью погладила стальной бок загадочной машины и рывком опускает рычаг с желтой рукояткой, запуская спящее нечто…

Андрей закричал. Вскочил, ударил рукой по выключателю. Теплый свет отогнал привидевшийся в полудреме кошмар. Потирая внезапно онемевшее лицо, Андрей побрел на кухню.

Задернув шторы, он пил чай, медленно приходя в себя. Видение, слишком плотное и осязаемое для сна, растворялось с каждым глотком. Он закурил, окончательно просыпаясь.

Несмотря на поздний час, за стеной ссорились соседи. Глухие крики было не разобрать, только слышалось, как орут друг на друга два голоса. Андрей потер пальцами лоб над переносицей – там, где говорят должен быть «третий глаз», ощущалась тугая тяжесть. Словно наружу из черепа лезла холодная, отвратительно скользкая змея.

«Сука, – внятно произнес мужской голос в затылке Андрея, – убил бы».

– А? Что?

«Бросить этого придурка, пусть себе другую дуру найдет», – вторил женский визгливый голос.

– Кто здесь?

Андрей вскочил. И тут же рухнул на колени, потеряв равновесие. Голова кружилась, ноги отказывались держать. Его стошнило только что выпитым чаем, смешанным с горькой желчью. Пытаясь встать, он схватился за стол, но только стянул на себя клеенчатую скатерть. Чайник опрокинулся и поток горячей воды плеснул в лицо. Сброшенная сахарница осыпала, как снегом, сладкой крупой. Руки скользили по полу в зловонной луже. А голоса под черепом не унимались.

«Идиотка, мать ее».

«Хер поганый, импотент конченный».

«Крыса долбанная».

«К маме! Уеду к маме. Пусть сам тут вошкается. Ой, мамочка!»

Пойманный в ловушку бессилия, Андрей упал на спину. Осколки посуды больно впились в правый бок. На мгновение взгляд прояснился. Кухня, привычная и маленькая, будто раздвинулась, разрослась в целую вселенную. А вокруг центра этого мироздания, вращались огромные прозрачные дуги астролябии, отмеряющие жизнь, смерть и минуты сущего. Круги с черточками делений, стрелки, указывающие непонятные направления, дуги с непонятными символами. И центр этого всего – он сам. Гвоздь, на котором держится мир. Созерцающий, как детали механизма неспешно проворачиваются вокруг самих себя.

Видение оборвалось. Кухня, перекрашенная рассветом в апельсиновую корочку, снова сжалась до нормального размера. Кислый запах бил в ноздри. На ладонях застыла грязная пленка, шелушащаяся и противная. Андрей поднялся и, держась за стенку, с трудом добрел до ванны. Сбросил одежду прямо на пол, включил душ и встал под обжигающие струи.

Придя в себя, Андрей прибрался на разгромленной кухне, поставил на плиту кофейник и попытался вспомнить события этой ночи, стыдясь выковыривать из памяти обрывки смутных образов. Не понимая, что произошло, то подозревая себя смертельно больным, то подозревая в отравлении съеденную за ужином рыбу.

«Где мама», – неожиданно спрашивает детский голосок за лобной костью.

Кофе сбежал, шипя растекся по плите. Но Андрею было все равно.

«Надо к терапевту записаться, опять бессонница. Пусть таблеток выпишет, тех зеленых, по рецепту», – дребезжало старушечье карканье.

«Ненавижу будильник», – хрипел бас.

Голоса один за другим появлялись в голове и так же исчезали. Кричали, спорили, говорили о непонятных вещах. Спутанные и сбивчивые. Как обрывки телеграмм на взорвавшейся почте.

Проваливаясь в них, и раз за разом выныривая как пловец на гребне волны, Андрей начал различать отдельные голоса. А следом пришло узнавание. Вот тетя Валя с первого этажа считает оставшиеся до пенсии деньги. Это Вадик из соседнего подъезда, комментирует утреннюю передачу по телевизору. А томный, с хрипотцой голос – Галка из квартиры напротив. Думает о новом хахале.

Не выдержав, Андрей бросился к входной двери. Схватил куртку, впихнул ноги в новые кеды, смяв задники. Кубарем скатился по лестнице. Задыхаясь, не обращая внимания на лужи, побежал в сторону парка.

Гвалт в голове не унимался. Но теперь звучали другие голоса, незнакомые. Целый хор, шепчущий наперебой. Их слова не складывались в осмысленные фразы, рассыпаясь, как разбитый хрустальный бокал.

Первые сто метров в парке Андрей пробежал не останавливаясь. Только за поворотом аллеи, когда стихли все посторонние слова в голове, рухнул на лавочку. Задышал, разевая рот, как пойманная рыба. Закашлялся, сплевывая горькую слюну. Стало чуть легче. Улеглась паника, подгонявшая все это время шпорами страха.

– Спокойно. Спокойно, дружище. Это просто померещилось. Наверное, действительно траванулся чем-то. – Андрей, не в силах сдерживаться, успокаивал сам себя вслух. – Это галлюцинации. Самые обычные глюки. Чем там травились в Средние века, что видели ангелов? Спорыньей? Вот и я, кажется, этим самым. Нажрался, а теперь брежу. Держаться! Сейчас полегчает, пойти домой, выпить угольных, воды побольше, даже лучше чая, чтобы выводилось быстрее. Лечь спать. Оно пройдет, точно, назавтра буду как новенький.

Мимо проходил старик в шляпе. На длинном поводке – молодой эрдельтерьер. Собака подбежала к Андрею, махнула хвостом, обнюхала мокрые кеды. Эй, человек, может, поиграем? – светится в умных глазах.

Старик дернул поводок. Взгляд безразлично скользнул мимо сидящего на скамейке молодого человека.

«Наркоманье, – прогудел в голове Андрея голос. – Уже и до парка добрались. К стенке всех. К стенке! По пуле каждому!»

– А рука поднимется? – от неожиданности, Андрей вслух спросил у голоса.

– Поднимется! – резко выкрикнул ему старик, подтягивая к себе собаку. – Лично бы вас всех расстрелял, гадов!

Догадка обжигала, не давала себя ухватить, вырывалась.

– К стенке! Всех!