Вадим часто думал, как любой нормальный человек, о значении денег. Как идеи, скорее, как идеологии жизни. Конечно, занимаясь серьёзными делами, он, с ростом денежной массы, проходящей через его бизнес, стал как-то абстрактно относится к цифрам, ежедневно просматриваемых утром. Сначала на бумажных листках, с перечёркиваниями и обводками, потом, позднее, на экране ноутбука. И со временем он ясно понял, что деньги не самое главное у человека. Это не высшая ценность, не главный постулат. Конечно, после армии, занявшись продажами своего первого товара, а потом второго, третьего, сотого, Вадим ощущал сильный душевный подъём от того, что каждый день он увеличивал обороты своего дела. Сменить «восьмерку» на «немца» – это как наркотик. Почувствовав, что ты можешь и умеешь превратить малое в большое, ты уже не можешь остановиться.

Вот и теперь, как он понял, Саша разговаривал с одним из «аппаратчиков», как их отмаркировал Вадим. Саша, заметив взгляд Вадима, слегка коснулся рукой плеча собеседника, проговорил ещё пару фраз и направился к брату.

– Ты, я смотрю, весь такой на делах. Серьезный мэн, да? – Вадим говорил шутливо, не скрывая иронии.

– Ну, таким шуткам далеко за триста, как сейчас говорят. Да не, просто с человеком надо было обсудить одну тему, – Саша не смотрел в глаза, его взгляд был направлен в сторону последнего собеседника.

– Ты не забыл, зачем мы вообще здесь? Думаешь, Паше уже всё равно? Может, лучше подумаем о нём… Больше ведь ничего не будет. Как мы с ним, в детстве, вспомни. Ты вспомни…

– Вадик, не усугубляй. Понятно, что не праздник. Пашу жалко, нелепо так всё получилось. Самое ужасное в смерти не сам её факт, а неожиданность. Внезапность.

Вадим подумал, что Саша прав. Осознание смерти приходит к человеку в молодости. Когда ты полон сил и надежд на будущее, смерть кажется чем-то абстрактным и далёким. Потом оказываешься в сложной и противоречивой мешанине реальной жизни – не той, которая представлялась по книгам и фильмам в детстве, а той, что ждала всех нас у порога. Порога взросления. Вадим немного прищурился и начал рассматривать плитки пола, словно пытаясь сконцентрироваться.

-Здравствуй, Вадим, – услышал он голос совсем близко.

Вадим поднял голову и увидел Марину, жену Паши. Красивая шатенка с припухшим лицом и нервными губами немного вопросительно смотрела на него.

– Здравствуй, Марина… Мне так жаль, я …я не ожидал такого, конечно. Как ты? – Вадим немного растерялся. Он, конечно, про себя проговаривал слова, которые

произносят в таких ситуациях. Но всё же… такие ситуации зачастую неловки и вызывают определённый ступор.

– Хорошо, что ты приехал, Вадик… успел, – Марина словно выдавливала из себя слова. Глаза смотрели не на Вадима, а куда-то вбок.

–Да, Марина, успел. Впрочем, здравствуй, – Вадим попытался изобразить радость, но тут же подумал, что как-то глупо сейчас изображать оптимизм, – как дети, как они это все… пережили?

– Знаешь, как-то…, – Марина немного запнулась, словно подбирая слова внутри себя, – в общем, сам понимаешь это всё… Дети, похоже, не до конца это всё прочувствовали.

– Марина, мы с Сашей тебе поможем. Паша – наш самый близкий друг. Был… Мы же с детства, как единая команда, ты же знаешь. Сейчас всё это пройдёт, всё уляжется, и тогда надо дальше жить. Детей растить.

«Господи, какая банальность. Что я говорю, какие-то штампы. А как ещё, как выразить всё это?» – Вадим почувствовал досаду. Потом подумал, что главные слова Марине он скажет немного позже, когда эмоции улягутся.

– Вадик, потом поговорим, хорошо? Сейчас как-то не хочу, точнее не могу всё это проговаривать.

– Да, Марина, конечно, конечно же, мы поговорим.

Голос Марины начал дрожать – совсем немного, но Вадим это почуствовал. Рука нервно теребила край пиджака, пальцы то сжимались, то разжимались, часто-часто. Вадим слегка приобнял Марину, почувствовал на мгновение всё её горе.

– Ты только скажи, Марина, а как это всё, ну, произошло. Понимаю, подробности сейчас не время спрашивать. Но я хочу, нет, я должен знать, Марина! – Вадим выпалил, а потом понял, что сказал он это слишком резко, но ответ был нужен ему. Он вопросительно посмотрел в глаза Марины. На мгновение ему показалось, что там, в глубине женских глаз, как будто начала опускаться чёрная штора – но нет, показалось…

Марина вздохнула:

– Знаешь, тогда, в то утро, Паша был настроен на важный день. Он был сосредоточен, сказал мне, что будет после обеда, ближе к вечеру, встречаться с американцем. Говорил мне, что есть интересное предложение от инвесторов. Ну, люди хотели денег дать на его разработки, как-то я не поняла до конца всего этого… И Павлик говорил, что это очень важно для всей его работы. Он не любил говорить про это… про это всё, что это бизнес. Он всегда подчёркивал, что это его миссия. Скорее дело – дело всей жизни. Он очень любил заниматься этим, прямо готов был жить на производстве. А видишь как…Жизнь решила всё иначе. Вот как, как это… Я не понимаю…

– Американец? Хм, Павлик не рассказывал мне про него. Мы, конечно, полгода не так часто общались, как лет двадцать назад. Это понятно. Но порой созванивались, да куда уж там, мы не слушали друг друга, рады были просто слышать голоса…

– Да, американец. Ну, как американец. Его зовут Джерри. Он мальчиком с родителями уехал, пожил в Австрии, потом они в Штаты перебрались. Там он школу закончил, хорошее образование получил. Мне Павлик рассказывал, что этот Джерри очень энергичен и хваток. Ещё, помню, Паша смеялся, что все Стивы Джобсы и Гейтсы в Штатах быстро растут, что здесь, у нас, всё как-то вязко и бардачно, нет таких трамплинов, как там. Это он говорил применительно к бизнесу на научных разработках. Ну, ты же понимаешь, я филолог, я немного в другой теме. Может, поэтому я не очень-то доверяла Джерри… Чутьё, что ли?

Марина немного изменилась в лице – это Вадим буквально ощутил где-то внутри себя.

– Что, Марина, о чём ты? Какие-то проблемы были у Пашки?

Марина стала беззвучно плакать, словно смущаясь кого-то.

– Ладно, Вадик, потом, потом всё… Вы после прощания приезжайте в ресторан…там поминки… к нам, ко мне, то есть… теперь ко мне.

И Марина быстро отошла. Невзрачный мужичок в чёрном костюме, выйдя из двери в стене, объявил о начале церемонии прощания.

Вокруг Вадима сразу образовалась суета. Кто-то говорил, что родственникам надо встать ближе к гробу, остальным немного позади, в сторонке. Вадим встал немного сбоку, чтобы видеть вблизи стоящих. Рядом появился Саша. Наклонившись, спросил:

– Как дела, настроение ровное?

– О чём ты? Какое настроение? У меня оно последние два года перепадами. Сейчас вот ещё и Пашка…

Сейчас вот ещё и Пашка…

Невзрачный мужичок начал говорить. Вадим прислушался. Стандартные фразы, положенные при таком действе.

– Ты с Мариной говорил? В курсе непоняток по Паше? – Вадим посмотрел на брата.

– Да, знаю. Хотел с тобой это обсудить. Немного позже. Вот, идём, идём…попрощаемся.

Саша двинулся вслед за мужчинами в синих пальто. «Явно чиновники», – с небольшим раздражением подумал Вадим. Подошёл к гробу, подержался несколько секунд за край. «Паша, Паша… Паша Елизаров. Покойся с миром. Пусть Господь, если он там… на небесах ждёт тебя, оценит твои дела на нашей грешной Земле», – Вадим прикусил губу и отошёл.

Церемония закончилась. Люди выходили на улицу, в серый февраль. Вадим, запахнув пальто, стоял внизу, перед ступенями. Ждал Сашу. Наконец тот вышел, заканчивая попутно разговор по мобильному. Кивнул в сторону. Вадим посмотрел в сторону кивка брата. Там была парковка, на которой стояли все достижения европейского автопрома последних лет. Саша шёл немного впереди, к своей машине. Вадим посмотрел на чистые, матово блестящие ботинки брата. «Аккуратистом был, аккуратистом и остался», – подумал Вадим и на миг окунулся в воспоминания.

Он словно физически ощутил запах мокрых тряпок, мела и подгоревшей каши из столовой. Школа, Вадим – в шестом, Саша – в четвёртом. Жили просто, если не сказать бедновато. Отец военный, перевёлся в Ленинград, будучи майором. И остался, как говорили взрослые, чтобы «в папахе на пенсию уйти». Мать была врачом в районной поликлинике. Дали квартиру в новостройках, на юге города. Школа самая обычная, средняя. Контингент, как и бывало в таких заурядных школах, тоже не сильно выдающийся. Тогда, в стране Советов, не было жёсткого деления на бедных и богатых. Конечно, дети директоров ресторанов или секретарей райкома партии отличались от сверстников. У кого-то были новые кроссовки чешской фирмы «Цебо», редко «Адидас», кто-то щеголял в джинсах «Avis» или, что было очень круто, в «Rifle» и «Super Perris».