© Кирпиченко В. Я., 2023

© Оформление. ОДО «Издательство „Четыре четверти“», 2023

Родился я… Нет, не так: выродили меня, не спросив даже, а хочу ли я этого? Если бы спросили, я бы подумал, стоит ли мне появляться в этом мире в это время. Холод, голод, аресты и расстрелы, войны…. Пожалуй, я бы переждал это жуткое время и согласился бы появиться на свет, когда не надо думать о куске хлеба, о глотке чистой воды, не надо прятаться от вражеских и своих бомб и снарядов, от пуль террористов. Для этого, наверное, мне пришлось бы ждать долго, может быть, и не одно столетие. Может быть, и несколько тысячелетий. Опять же, что будет через такой большой срок, кто это знает? Может, и самой Земли не будет. Если послушать пугающие рассказы умных дядей, то Земле ждать хорошего не приходится. Одни ученые мужи говорят, что земля стремительно приближается к Солнцу и должна скоро сгореть, прежде выделив огромное облако водорода и прочих ядовитых веществ, которые вытравят все живое. Другие утверждают обратное, но тоже неутешительное. Совсем неутешительное. Они прогнозируют Земле превратиться в ледышку, болтающуюся в космическом пространстве, в которой мы будем замурованы, как это уже случилось до нас с мамонтами. Произойдет такое из-за вдруг проснувшихся вулканов, которые закроют пеплом атмосферу. Если же вулканы по какой-то причине не прислушаются к гипотезам «яйцеголовых», наплюют на их таблицы и графики и лениво будут ворчать, пугая доверчивых жителей земли обетованной, все равно Земле не избежать переохлаждения: Солнце, как всякий материальный объект, имеет свое начало и свой конец. Ему тоже грозит холодная или горячая – тут тоже до конца пока не решили ученые – смерть. Человеку, правда, от этого ни холодно ни жарко, – разницы большой он не видит. Только разве ради справедливости. Если ученые сказали, что сгорим, то надо бы и сгореть. Если же подумать, то лучше найти покой в глыбе льда. Через много-много веков какой-нибудь инопланетянин откопает тебя и возродит. Даже если тебя тогда будут показывать во всей вселенной как ископаемое чудовище, все равно это лучше, чем превратиться в пепел.

Через тысячу лет Земля будет сплошным раем, потому что до людей наконец-то дойдет, как надо жить. Всего полно, все для всех доступно. На гиперзвуковой индивидуальной ракете я буду летать в гости к другу, который отказался от цивилизации и живет в Магадане. От Минска до ракетодрома Магадана я долечу за 17 минут, а от Магадана до его хижины 75 верст, их я преодолею, если не будет распутицы, на маршрутке на воздушной подушке, за 5–6 часов. Зато какая у него уха! Уха самая что ни на есть натуральная, архиерейская, на костре из лиственничных дров, с петухом!

К такой жизни человек придет только через войну. Всеобщую, разрушительную. Государства, боясь соседа, накопили такое количество сверхмощного, сверхразрушительного, сверхточного оружия, что не избавиться от него было бы большой опасностью. Избавились. Вся земля в обломках, руинах и развалинах. Небо плотно закрыли тучи из пыли и пепла. Понадобилось всего лишь триста лет на восстановление «разрушенного войной хозяйства». Восстановили. Стало краше, чем было. Такую жизнь, конечно, надо защищать. Для защиты нужны солдаты и сверхмощное оружие…

И это еще не все!

Через тысячу лет человек высосет из Земли всю нефть, газ, вытащит наверх весь уголь, превратит его тоже в дым и пепел. Внутри Земли образуются пустоты, в них провалятся тяжелые горы. Кордильеры, Альпы, Кавказские горы, Ала-Тоо, Тибет сравняются с пустыней. Альпинисты переквалифицируются в спелеологов. Земля скукожится, сократится в размерах, завращается быстрее вокруг своей оси, сутки укоротятся, рабочий день и, соответственно, зарплата уменьшатся, число безработных возрастет. К проблеме сокращения поверхности Земли добавится проблема перенаселения… Будет обязательным знание китайского. Ужас! Краху райской жизни придет конец.

Наверное, все же мне повезло со временем рождения.

Маленькие скудные мыслишки о времени рождения незначительного существа расползлись на всю вселенную. Это пример того, как вредно думать вообще. А если думать обо всем и всех? Это же Бог знает что! Это уже политика! А где политика, там полный провал! Там жди беды! Вот и вывод: родиться надо тогда, когда не будет политиков, сталкивающих лбами народы и государства. Будет ли когда такое время, одному Богу известно. И Он не спешит нам открывать сию тайну. Скажи Он, что с такого-то числа исчезнут все политиканы, и что тут начнется! Однако же далеко я зашел! Вернемся к началу. Меня родили…

Меня родили в деревенской избушке, родили ранним воскресным утром. Тут подкопаться не к чему. Воскресенье есть воскресенье! Это не пятница, и тем более не понедельник. Хотя и здесь, если опять же подумать, разницы нет никакой. В деревне в то время никаких выходных и праздничных дней не было. Была сплошная работа! Работа во имя работы! Работа во имя Жизни!

Выродившись, я не увидел рядом счастливого отца. Наверное, потому, что до меня уже успели его порадовать своим появлением на свет дочь и два сына, и я был ему уже не в новинку. Радость, если она была, отец расточил на предыдущих. Я тут, пожалуй, случайный, непредсказуемый, даже непрогнозируемый. В деревне в то время нежеланных детей не было, так что можно считать, и я получился кстати. Пригодится, мол, в хозяйстве. Сначала будет, если еще не умрет от какого-нибудь дифтерита, шугать кур с грядок, потом научится таскать воду с речки, поливать огород, гусей на луг выгонять, телят встречать… Незаметно, лет в двенадцать-тринадцать, он станет мужиком. Работником, кому любая работа по плечу! Но это светлое будущее потом. Сейчас же я краснорожее, кричащее существо, которому говорят, что оно похоже на деда, – ну прямо вылитый дед Иван. Отцов отец. Второй дед тоже Иван, но не тот Иван. Он черный, а отцов дед Иван рыжий. И я рыжий. Имени у меня пока нет, но, думаю, назовут меня Иваном. Зачем голову ломать в выборе имени! Иван! Ванька! Можно Ванюшка, но до этого в деревне редко доходят. Иван и Ванька – этого достаточно. Сначала Ванька, потом Иван. Это уже когда у тебя будет седая борода и лысая голова. Можно остаться на всю жизнь Ванькой. Для этого совсем мало надо. Я не хочу быть вечным Ванькой, хоть и уродился рыжим.

В избе пахнет кислым. Потолок неровный, в некоторых местах отскочила побелка. В маленькое окно пробивается жиденький лучик света. Что-то громко хлопнуло, кто-то крикнул, хрюкнул. И других звуков полно: по сравнению с той тишиной, что была, это просто оркестр какой-то. Слышу, ставший уже знакомым, скрипучий голос:

– И этый рыжий, как евоный батька. Одна гидота!

– Что уже ты, мама, так! – отвечает родной голос. – Ну рыжий, так что? Да и не рыжий он, а золотой! И глазки у него голубенькие!

– Поросячьи, – не соглашается скрипучий голос.

– Кулачки вон какие крепенькие!

– Чего уж хорошего, а кулаки мы знаем. Бегали от них, и не раз.

– И мы не всегда бываем правы. Когда и кулак подсказка, правда же, сынок? – воркует мама.

– Дуре все хорошо, лишь бы не как у людей.

Я еще не знал, чью сторону принимать. Понимал, что говорят о моем отце, а какой он, я этого не знаю. Попросту я его еще не видел.

Отец появился ближе к вечеру. Я слышал, как заскрипели ворота, как кто-то грозно выругался, протопали мягко копыта лошади. Хлопнула дверь.

– Ну, как он тут? – спросил грубый голос. – Пищит?

Мне хотелось ответить в той же манере, но я сдержался. «Подожду еще, посмотрю. Может, не так он и плох».

– Попискивает, – отвечает близкий мне голос.

– Надо бы свозить его да записать, – грубый голос. – Или подождать на всякий случай…

– Можно и записать, что еще может случиться, – неуверенный, родной голос. – Он здоровенький у нас!

– Управимся с работами и свозим. Сейчас каждый день год кормит. Или когда задождит, свозим.