Перед дверью в свою комнату номер 1991 Татьяна обнаружила группу переминающихся с ноги на ногу смелых и решительных сотрудников. Все они явно боялись взять на себя ответственность и отпереть дверь. Особенно впечатляюще выглядела группа мужчин, которые, все как один с помятыми физиономиями и красными глазами, перепихивали друг другу ключ от двери.
Понаблюдав с минуту за их действиями, Татьяна с отвращением спросила:
– Меня, небось, ждёте? Идиоты, мы же все уже здесь, трупов больше не будет.
И мстительно добавила:
– Сегодня не будет.
Выхватив ключ из потной ладони Алексея, она смело вставила его в замочную скважину, повернула и… поняла, что открыть дверь не может. Тут же всплыли в памяти вчерашние ужасы – как Женька выпадает прямо на неё, рыжие спирали волос рассыпаются по её ногам и по полу…
– А нам кто-нибудь разрешил входить в нашу комнату? Может, там ещё милиция не всё сделала, какие-нибудь отпечатки там не сняли вчера… – эта спасительная мысль пришла в голову опытной в общении с органами Валентине.
Накануне вечером ей позвонила Нина и рассказала об убийстве Жени. Валя пришла на работу, не в силах сидеть дома в такой момент, замазав на лице тональным кремом следы потасовки. «И рука у неё забинтована», – пронеслось в голове у Татьяны.
– Да, да, точно! Надо у начальства спросить, – с облегчением загалдели все вместе.
Алёшка побежал к начальнику, приёмная уже, конечно, должна была быть открыта. Через пять минут вернулся понурый, начальство сказало: «делайте что хотите, милиция ничего не предписывала, открывайте и работайте, бездельники».
– Ну вот, теперь всё понятно стало. Милиции явно не до нас, видать, тоже всех сократили. Открывай, Танька! Надо действовать, как цирковые: повтор-р-ряем неудавшийся трюк, разр-р-рываем цепочку инстинктивного страха перед неудачей! – Сергей решил взять ответственность на себя, схватил Татьяну за руку и вместе с ней дёрнул дверь.
Ничего не произошло. Все увидели приоткрытые створки шкафа, он был пуст. Немногочисленные вещи, завалявшиеся в нём с незапамятных времён – какие-то старые шарфы и шарфики, халат, рукавица и всё в таком духе были вытащены из глубины полок и лежали кучкой внизу. Народ потянулся к своим столам, обходя этот жуткий шкаф.
Везде виднелись следы обыска, хотя непонятно, что искали? Вещи из каждого стола и из всех других шкафов были вытащены, перемешаны и частично раскиданы по комнате. Все застыли в растерянности – с чего начинать-то?
– Так. В первую очередь надо завести коробку или ящик и сложить туда вещи покойной, – сказала Нина.
При слове «покойной» все вздрогнули и замерли в разнообразных позах. «Ведь это она про Женю», – пронеслось в головах.
– Правильно, ведь вещи надо будет отдать родственникам. Да и с похоронами надо будет, может быть, помочь, – добавила Валя и заплакала.
И тут началось! Глядя на Женькин бесхозный теперь стол, на эти газеты, которые они с Татьяной по очереди покупали, на нитки, которые сматывали в клубки для вязания, на все эти безделушки, которые ещё вчера были зачем-то очень нужны, заревели все женщины, и даже Нелька, а мужики толпой вылетели из комнаты.
Всеобщий рёв продолжался минут пять. Потом женщины, немного успокоившись, начали складывать Женины вещи в коробку из-под чая, в которой приносили из подвала продуктовые наборы на весь отдел.
Ибо невзирая на всеобщую разруху в стране, в институте каким-то образом ещё сохранялась система продажи кое-каких продуктов: чая, гречи, жирных куриных окорочков – «ножек Буша», китайской тушёнки «Великая стена».
Продуктов давали мало, и сотрудники каждый раз разыгрывали их, складывая в миску скрученные бумажки с фамилиями. Причём выявились везунчики и наоборот – те, кто почти никогда не получал ничего. Но эра милосердия ещё не наступила, поэтому принцип решили соблюдать строго, без исключений. Дети есть у всех, «дома жрать совсем нечего» – тоже у всех, так что пожалуйте к миске.
Свои вещи тоже надо было ещё найти и опознать. Звучали возгласы типа «А угольник такой металлический никто не видел?» или «Туфли старые у меня в нижнем ящике точно были, нет ни у кого?» Через час разборок вроде бы у всех всё нашлось, но осталась кучка неопознанных хозяевами предметов.
– Начинаем аукцион! Бадлон бывший белый, грязный, размер 46–48, – провозгласил Сергей.
Молчание. Серёга потряс бадлоном, покрутил взад-вперёд и сказал:
– А я знаю, чей. Это твой, Алёшка, помнишь, мы на стенд шкаф затаскивали и перепачкались с ног до головы, ты его снял и хотел домой стирать нести, да, видно, забыл. Забирай!
Алексей безропотно взял свитер и засунул в стол.
– Следующий лот! Бейсболка яркая в хорошем состоянии, чья? Небось опять твоя, Алёха? – провозгласил Сергей.
На этот раз начальник категорически отказался бейсболку забирать, и Сергей заявил, что вещь ему понравилась и он как распорядитель аукциона её реквизирует для себя.
Остальные предметы тоже как-то пристроили, и все стали считать потери. У кого ручки и карандаши пропали, у кого книга амбарная (очень удобная), а у Васьки вроде бы пропал кусок «конкреция», который валялся у него на столе с незапамятных времён.
Конкрецием назывались особые окаменелости – комки, буквально валявшиеся на дне Северного Ледовитого океана, и состоявшие из ценнейших минералов – марганца, никеля, цинка и других редкостей. Эти комки-булыжники предполагалось в будущем собирать и перевозить на берег, для чего нужно было спроектировать и изготовить специальное судно.
Тот конкреций, который когда-то лежал на Васькином столе, представлял собой как бы булыжник размером сантиметров десять-двенадцать, с отколотым краем, причём на этом разломе видно было, какой у него сложный «слоёный» состав. Кое-где проблескивали частички чего-то похожего то ли на кристаллики марганцовки, то ли на вкрапления кусочков металла. Даже золотые блёстки мелькали, если повернуть камень при ярком свете.
Года два назад, в счастливые времена активной деятельности института, образцы конкреция привезли из командировки на Север сотрудники, которые ездили туда знакомиться с будущим объектом работы.
Само судно проектировала другая организация, а институт занимался разработкой системы сбора и подъёма со дна морского этого несметного богатства. Очень интересно было всё задумано: под днищем основного судна ползёт агрегат, который собирает конкреций и каким-то образом поднимает его на борт.
Целое отделение института работало на этот проект, многое ещё не было продумано до конца. Да и отечественные вычислительные комплексы в силу своих ограниченных технических возможностей не позволяли осуществить всё, что рождалось в головах разработчиков.
Но работа шла, инженеры с энтузиазмом занимались этим интереснейшим проектом. Его предполагалось завершить через три года, и работа даже одного такого судна в Северном Ледовитом океане должна была дать доход для государства почти как нефть или газ. Во всяком случае, так вещали институтские стратеги, и им хотелось верить.
Но времена настали мутные, родина больше не нуждалась в проектах, которые когда-нибудь, может быть, дадут прибыль. Так что кусок конкреция просто остался на память о тех прекрасных временах и валялся на столе у Васьки без дела, разве что бумажки им иногда придавливали, чтобы не разлетелись. Теперь его не было, но произошло ли это в последние дни или когда-то раньше, Василий вспомнить не мог.
Позвонили Жениному мужу, предложили забрать вещи, он сказал, что придёт завтра. Следствие идёт, но семье ничего не сообщают, когда похороны – неизвестно.
Дальше рабочий день потёк своим чередом.
Татьяна начала раскладывать по местам своё барахло: тетради, блокноты, старый вязаный платок – верный помощник в холодные дни, туфли на каблуке, надеваемые в торжественных случаях типа похода на совещание к руководству или на какое-нибудь общее собрание, несколько книг…
Одну из них, самую любимую – «Мастера и Маргариту» Булгакова – последнее время перечитывала несчастная Женька, да, видно, не успела закончить. В середине книги что-то лежало. Татьяна раскрыла томик на этом месте и увидела то, что послужило закладкой. Это оказалась фотография.
