Ну ладно, что-то на ностальгию потянуло. До добра это не доводит. Итак, я Андрюша Петрик, шпанюк лагеря (почти блатной) и мне эта жизнь нравится. Я уже имею какое-то слово в разговоре с администрацией, меня не дергают по мелочам мусора и вообще… Я могу себе позволить ходить в итальянских ботинках зимой по лагерю (а многие из вас носили итальянскую кожу в девяностых на свободе?), носить свитер и фуфайку, вываренную в хлорке. Короче, шпанюк. Ну что, нужно просыпаться полностью и вставать. Встаю со шконки, натягиваю спортивные штаны и иду умываться… Выхожу на продол (коридор в бараке) и спрашиваю у шнырей – в лагере все тихо?
Ответ – да.
Умылся и возвращаюсь в купе (место между двумя шконками).
Бужу Витю. Мало того, что Витя – это мой сосед по купе, но он мне близкий. Бужу его и говорю, – Чай пить будем?
Витя протирает глаза и ленивым голосом спрашивает, – Подъем был?
Отвечаю, что не был. Он ворчит, что можно и подождать было с пробуждением, но чай пить будем. Я ставлю кружку и начинаю варить чифирь. Витя лениво встает, одевается и идет умываться.
Что рассказать про Витю? Служил в стройбате, где дрались больше, чем на какой-нибудь войне. Пришел с армии, познакомился с девчонкой, вроде все серьезно. Шел с ней вечером, докопались два утырка, слово за слово – драка. Итог – один из тех труп, а второй – инвалид. Вите дают десять лет, девчонка выходит замуж за другого. Я, когда приехал в лагерь, то он сидел семь лет, но мы как-то с ним задружились и вот уже полгода являемся семейниками, а проще говоря – близкими.
Приходит Витя и садимся пить чай, каждый думает о своем. Витя и говорит – что-то чуйка не очень хорошая. Да ладно, говорю, ерунда, прорвемся. И тут объявляют подъем во всем лагере. Забегали шныри, включая свет, на продоле что-то верещит завхоз, как будто режут его, суета. Арестанты вскакивают со шконок, кто-то ворчит на соседа, кто-то пытается рассказать сон, кто-то анекдот, одни словом – барак проснулся. Но минут через десять все успокоились, умылись и многие пошли в столовую. Заходит Олежка Руки, я расписываюсь за то, что не сбежал, представьте какой маразм....
И вот, сидим мы с Витей, балдеем от чая, все отлично.
– Пойдем курить, спрашиваю? – после чая мы любили курить на улице.
– Ага, – соглашается он, ну, накидываем фуфайки и выходим.
Благодать, ветра нет, свежий снег, мороз примерно минус 10, сиди себе в тюрьме и радуйся. Но Витя не может успокоиться, – Что-то свербит, что-то сегодня будет.
Я говорю, – брось, рано еще.
А он отвечает, – Сидишь мало, а я восьмерку досиживаю, говорю, что что-то будет.
Ну ладно, покурили, постояли, подышали…Тут и народ со столовой стал приходить, только собрались заходить в барак…
И идет наш общий знакомый с соседнего барака Гоблин Яша. Почему Гоблин? А здоровый был, как Красноярский край, вот и Гоблин, тем более что он был чемпион СССР по какой-то борьбе. Сидел за бандитизм, но добрый был, как Чебурашка, ну или Винни Пух.
И спрашивает, – Пацаны, чай есть?
– Есть, – отвечаем, – пойдем, заварим.
Приходим к нам в купе, и Гоблин говорит, сегодня будет ОМОН.
– Откуда информация?
– От верблюда, чуйка работает.
Я ему говорю, – Яша, брось!
А он… Хитрый такой – а выйди на проверку в своих замечательных джинсах черных. "На слабо" берет, хотя, вроде и приятель… А, так как лагерь был черный, то выходили на проверку в спортивных костюмах, а тут… В джинсах…
– Ладно, Яша, мажем (спорим), выйду…
Ну посмеялись, вроде, Витя и говорит, – Яша, завтракать оставайся.
Тот стал отнекиваться, типа у себя поест. Витя продолжает уговаривать и объясняет, что если чуйка у них двоих, то нужно колбасу доесть и масло сливочное, не солидно, говорит, на шмон с колбасой идти. Сделали сладкий чай, тут шныри пайки принесли, а утром всегда белый хлеб был.
Нарезали последние полкило колбасы, наделали бутербродов, позавтракали, а я хохочу – Яша! Мы тебе, богатырю, последнюю колбасу скормили. Если "маски" в лагерь сегодня не зайдут, то я к тебе завтракать завтра приду.
Яша усмехнулся – зайдут.
Выходим покурить и ДПНК (дежурный помощник начальника колонии) объявляет по матюгальнику (громкая связь по лагерю) проверку. Ну и вот, я как правильный пацан ( я же слово дал) натягиваю на себя черные джинсы, правильный ремень, хорошую черную футболку, свой фуфан и шапку с кожаным верхом и выхожу на проверку. И приходит отрядник и объявляет, что сегодня в лагере будет шмон, с заходом "масок"… А сам отрядник стоит бледный и не знает, что делать. Все, аут…
Вот и покурили, вот и чай попили с Гоблиным и с Витей, вот это чуйка у пацанов… Ну и начинается цирк. По матюгальнику объявляют, что всему лагерю нужно постепенно выходить на "стометровку" (место между вахтой и перед выходом в промзону), строиться пятерками и проходить шмон. Ну, что делать? Собираем свои "непосильным трудом нажитые" пожитки и идем.
И вижу, что за воротами вахты в начале промзоны стоят солдаты внутренних войск. Реально триста гладиаторов, это потом мне такое сравнение пришло, когда фильм какой-то вышел. Все в шинелях, в касках с "полусферами", все со щитами, с дубинками, бьют этими дубинками по щитам, шум стоит – "Бум-бум, бум" и… Через каждые пять щитов собаки… А собаки – это и овчарки, и доберманы, и ротвейлеры. Шум, лай, стук дубинок и… Ощущение безнадежности… Что еще сказать? Вот это и есть – тюрьма… А, собаки… У них длина поводка ровно такая, чтобы ты проскочил между ними, двумя, если оступишься сантиметров на двадцать влево или вправо, то она тебя за задницу и схватит, ну и оторвет кусок… Вот и живи потом, как хочешь, с покусанной задницей…
И вот, картина. "Стометровка" это было такое пространство между задней стеной лагеря и вахтой (ну или дежуркой) – расстояние метров сто двадцать. Когда стоишь лицом к вахте, то под ней ворота, которые ведут в промзону, слева стена, справа стена, все, бежать некуда. Нас выводят туда, и я вижу картину – под стенами стоят столы, с каждой стороны – штук по пятнадцать. За каждым столом стоит сотрудник под шмон. Ну, что? Поехали? Поехали!
И погнали нас пятерками по столам – первая пятерка налево, вторая -направо. Я попадаю в пятерку, которая подходит к нашим мусорам с лагеря. И, оооо.... Привет, давно не виделись, Олежка Руки! Здравствуй! И он начинает шмонать мою сумку. И находит какой-то учебник по шахматам, который меня попросил пронести на шмон один интеллигент. Сидел он за какую-то растрату, был тихий и боялся, что учебник заберут. И мы с этим Олегом начинаем "бодаться". Руки кричит – выбрасывай, где ты и где шахматы. Я ему кричу, что учусь играть. Он орет, ты только учишься, как в ШИЗО садиться. Я ему в ответ – я хочу встать на путь исправления, цирк, одним словом. Он кричит, что запрещено, я кричу, что разрешено. Нормальный спор арестанта и мусора.
И вот стоит этот Олег Руки и начинает мне шепотом говорить, – Собирай вещи и звездуй отсюда.
Я у него спрашиваю, -Так книгу можно или нет?
Он также шепотом говорит – можно все, и я вижу, что он прижимается промежностью в стол и как-то вытягивается, как на параде. Впечатление, что президента увидел. …
И смотрю, у него вид какой-то стал придурковатый, да и косоглазие резко началось.
Интересуюсь, – Что случилось, все хорошо?
А он косит глазами, как придурок, бледнеет и шепчет – проходи. Я поворачиваю голову в ту сторону, куда он косится и …
Если вы помните, то в советском фильме "Чапаев" была показана атака капеллевцев, это когда идут в бой молча, эдакая психическая атака. Примерно, как на фото, только без штыков. А если серьезно, то я подумал, что это тридцать три богатыря и с ними дядька Черномор.
Это было нечто, они шли клином. Был клин и возглавлял этот дядя… Сейчас попробую описать. Шло их человек сорок. В черных костюмах и в масках, где видны было только глаза. И у каждого в руках по дубинке (те, кто из старых подтвердят). И это именно был клин. Но первый… Это был реальный богатырь, роста выше двух метров и такой здоровый в плечах и огромный… как трехстворчатый шкаф с антресолью. И что меня поразило – они все были без касок, а только в масках, причем в тех масках (кто помнит) старого образца – разрез был только для глаз. И вот идет этот первый… И он крутит в обеих руках эти дубинки, причем крутит пальцами. Вы представьте, он крутит резиновые палки, каждая из которых 74 или 73 сантиметра в длину, как карандаши. И самое, что страшное, он спокойно успевает еще поднять руки вверх и вниз, жонглер, мать его. И меня поразили его пальцы, впечатление, что они длиной как половина дубинка. Это что-то нереальное, причем он был в перчатках с обрезанными пальцами. Вот представьте, торчат огромные сосиски из черных перчаток и крутят эти дубинки
