– Сказка твоя поучительна, о чайханщик, – заметил Рахматулло, изобразив на лице крайнее почтение к собеседнику. – Но, я, бедный раб Аллаха, никак в толк не возьму для чего ты рассказал её мне, о, мой бесценный Ойбек?
– Сказка моя, – блеснул масляными глазками чайханщик, – Сказка моя учит тому, что не следует пренебрегать возвышенными целями ради земных, суетных, не так ли? Вот ты, купец Рахматулло, явился в Самарканд, дабы поклониться гробнице сейида Ходжи Абди, вот и проводи дни перед праздником жертвы в благочестивых размышлениях о том, как предстать перед вратами мазхаба святого человека. К чему тебе все эти мысли и разговоры о задушенном ребёнке, о служанке, не вернувшейся вовремя домой, о каком-то драчуне, который наверняка получил по заслугам? Ведь рано или поздно ты всё равно покинешь Самарканд, а нам здесь жить. Ибо это наш город, а не твой, бухарец. Пока вы сегодня говорили, я был занят своим делом, – подчеркнул Ойбек. – Но я слышал, что говорил почтенный торговец Умид. «Не рви наши души клещами», – хотел он сказать тебе. И я могу лишь присоедениться к его словам. Ты понял меня, бухарец? – закончил, наконец, чайханщик, с трудом скрывая неприязнь
– Я понял тебя, Ойбек. – сказал в ответ Рахматулло. – А теперь, с твоего позволения, я пойду.
4
Выйдя из чайханы, он, к своему изумлению, застал у дверей студента медресе Шерзода. Тот, видимо, уже давно дожидался Рахматулло и сразу поспешил ему навстречу.
– Знаете, почтенный, – начал он торопливо, поравнявшись с купцом, – Я ведь тоже давно подозреваю, что в нашем городе творятся чёрные дела, только я не верю, будто их совершают некие джинны. Вот поэтому я и спорил сегодня с Умидом столь яростно…
– Согласен с тобой, – ответил Рахматулло. – Только раз это не джинны, то кто?
– А ведь в чём-то Умид был прав, – проговорил студент медресе уже тише, с меньшей горячностью. – Сокровища, которые амир Тимур награбил во всех концах мусульманского мира, лежат мёртвым грузом в подвалах дворцов и только наполняют сердца самаркандцев гордыней, разжигают их алчность. Мол, из нашего города великий гурхан управлял всем миром, именно мы поддержали его, мы составляли костяк его войска! Но эта же гордыня влечёт за собой вопрос, а что теперь? Где наследники участников потомков Тимура? Какую славу сегодня они могут добыть для себя?! И почему во время славных походов кто-то вернулся домой богачом, а кому-то не досталось ничего?
– Ты хочешь сказать, Шерзод, что злоба и обида, а ещё чувство уязвленного самолюбия толкнуло кого-то из жителей Самарканда на страшные преступления? Или некто решил отомстить самаркандцам за обилие награбленных сокровищ, накопленных Тимуром и его наследниками, в их городе?
Студент медресе лишь сдержанно кивнул головой в ответ в знак согласия и промолвил с чувством уважения:
– Вы словно читаете мои мысли, приезжий!
– Видишь ли, мой мальчик, – отозвался Рахматулло. – Не минуло ещё и трёх дней с тех пор как я вьехал в Самарканд, но за это время я уже успел убедиться, что в сердцах жителей вашего города давно поселились, и злоба, и гордыня, и страх.
Сказав так, купец Рахматулло пересказал Шерзоду, свой недавний разговор с чайханщиком.
– То знать меня не хотел, а потом предлагал мне комнату в своей занюханной чайхане, а затем вдруг вздумалось ему позабавить меня притчами, в которых явно читается угроза, – закончил купец Рахматулло.
– Да, – вздохнул Шерзод. – Однако ж, не все такие, как этот чайханщик в нашем городе. К тому же, я не думаю, что он – убийца, скорее он просто зол на тебя, Рахматулло, за то, что ты своими расспросами о гибели девочки и других подозрительных смертях последнего времени распугал посетителей его чайханы.
– Может быть, ты и прав, – сказал его собеседник, размышляя о чём-то своём.
– Мне пора, – начал прощаться юноша. – Нам, слушателям медресе, запрещают надолго покидать учебное заведиение. Так что мне нужно возвращаться, пока меня не хватились. Ежели что, вы всегда можете найти меня в медресе – в моей келье-худжре или же в нашем зале для занятий-дарсхане. Правда, в худжре, нам придётся скрывать наши разговоры от моего соседа. Но ты можешь на меня расчитывать, о справедливый Рахматулло…
С этими словами Шерзод проворно скрылся, и Рахматулло проводил его пристальным взглядом.
– Справедливый, – негромко повторил он про себя.
Не так давно кое-кто уже взывал к его справедливости… И чем это кончилось? Но пусть в тот раз всё обошлось, что ждёт его теперь? Рахматулло зажмурился и вновь вспомнил мёртвое лицо девочки в свете факелов, затем широко распахнутые глаза её матери, в которых отразилась скорбь? Жажда мести? Нежелание долее жить? Или, быть может, нечто иное?
Рахматулло не мог избавиться от мысли, что он всё ещё подозревает Адолат…Подозревает в чём? В убийстве дочери? Или в том, что она скрывает, что-то такое, о чём не хочет говорить? Возможно, это её муж Азиз тайно вернулся в Самарканд? Кто знает, в какое чудовище превратили его годы скитаний и заточения, и он теперь мстит всем самаркандцам без разбора? А Адолат узнала его… Тут Рахматулло поймал себя на мысли, что он вернулся к тому, что не даёт ему спать по ночам – к истории своего дяди и его красавицы жены. Нет… Никакая сказка не может повториться дважды. Да, любой из мужчин, негодовавших сегодня в чайхане может оказаться жестоким убийцей? И поломанный жизнью Умид, и словоохотливый Маджид, и даже этот пылкий студент Шерзод. Не говоря уже о пронырливом чайханщике. А ведь он, Рахматулло, познакомился всего лишь с четырьмя жителями Самарканда, а сколько их ещё, способных вызвать подозрения. И, вдобавок, ещё и паломники, съезжающиеся на праздник жертвы, едва ли не со всего Мавераннахра (12), одним из которых, между прочим, является и он сам! Воистину, время благоприятствует убийце! А ещё помогают убийце слухи о джиннах, о руинах нечестивого шаха… Что ещё сегодня говорил торговец сластями? Повторял слова людей на базаре? Тут Рахматулло решил, что ему самому стоило бы наведаться на городской базар, дабы выяснить, где скрываются истоки страха, поразившего город.
5
Вечером того же дня на пустыре за городом чайханщик Ойбек говорил человеку, скрытому во тьме:
– Сегодня днём ко мне в чайхану заходил купец из Бухары. Он утверждал, что пришёл поклониться святым местам, но…
– Что, но? Говори!
– Но он постоянно расспрашивал о смертях в нашем городе, случившихся за последнее время…Я немного припугнул его, чтобы он не совал свой нос, куда не следует, а теперь сообщаю об этом вам, мой добрый господин. Вы же сами, просили меня сообщать вам, господин, обо всём подозрительном…
– Ты прав, чайханщик, и потому ты заслужил щедрую награду. Но прежде опиши мне этого купца. Как он выглядит, во что одет, каков его возраст на твой взгляд. Не мне тебе учить!
Получив описание купца Рахматулло, человек, чьё лицо было скрыто во мраке, швырнул Ойбеку пригоршню золотых монет – все они оказались в потных ладонях чайханщика. Когда же его ночной благодетель принялся завязывать кошель, ещё одна золотая монета выпала оттуда.
– Можешь подобрать её, – кивнул он чайханщику. – Она тоже твоя.
Мелко, подобострастно захихикав, тот наклонился, чтобы отыскать монету. Ойбеку уже удалось схватить её, когда вдруг он понял, что не может подняться и даже вздохнуть. Монета выскользнула из его пальцев и укатилась, а чайханщик в отчаянии хватал ртом воздух, в то время как обманчиво мягкая ткань платка всё сдавливала и сдавливала его горло…
6
На следующий день Рахматулло поднялся довольно рано и едва ли не сразу принялся заниматься мелкими делами по дому – убитая горем вдова пока что ни находила в себе сил браться за хозяйство. Рахматулло покормил и почистил своего жеребца, стоящего на привязи у ворот дома Адолат, натаскал воды из арыка, залатал дыру в прохудившемся заборе вдовьего дома. За этими заботами минул полдень. После полудня бухарский купец, замесил тесто и принялся печь лепёшки в тандыре – ещё у себя дома в Бухаре полюбил он это, в общем-то, не мужское занятие. Когда лепёшки были готовы, Рахматулло отведал их и уговорил съесть немного ещё не до конца пришедшую в себя Адолат. Котда трапеза была совершена, купец направился к вечернему намазу в квартальную мечеть, где немного послушал местного молодого имама. Возвращаясь из мечети, Рахматулло проходил мимо чайханы Ойбека и обратил внимание на то, что хозяина нет на месте, и чайхана заперта, а вокруг топчется несколько стариков, по всей видимости, завсегдатаев.
