Вспомнив Кристину, Анч едва не пропустил вторую серию казни. А ведь зрелище было для него новым, то есть представляло из себя некоторый интерес не только в энергетическом, но и в эстетическом плане.

   Бугай вернулся со спичками, и экзекуция продолжилась. Новое блюдо, поданное к столу Анча, имело вид загоняемых под ногти казнимому спичек, каждую из которых Болгарин собственноручно затачивал, чтобы принимать в процессе личное участие. Пиком всего была извлеченная из кармана бывшего Анчева босса зажигалка, посредством которой спички были подожжены - все десять сразу.

   Дальше уже было не столь интересно, и можно было снова предаться анализу предыдущих эпизодов исполнения пунктов подписанного данным двуногим договора.

   Вспоминать Кристину было так стрёмно, что Анч аж прижмурился от удовольствия. Пьяная мажорка, тормознувшая их машину, а затем вломившаяся в салон, показалась ему столь лакомой добычей, что он не задумываясь вкатил ей дозу снотворного и принялся расписывать, какая чудесная ночь, и как отпадно они проведут время, когда она с ними поедет - вся такая красивая и необыкновенная.

   К его удивлению, девчонка, вместо того, чтобы проникнуться, извинилась, сказала, что они неправильно ее поняли, и что одета она так странно, потому что была на студенческой тусовке. А одна, потому что поссорилась с парнем, который пошел ее провожать. И попросила немедленно высадить ее из машины, потому что ей плохо, и ее выворачивает после излишнего количества поглощенного на вечеринке разного спиртного.

   Анч кивнул напарнику, и машину они остановили. Девку действительно вывернуло, после чего она протрезвела, но в машину больше садиться не захотела, как ни заглядывал ей Анч в зрачки, обещая, что они всего лишь предлагают, чтобы она составила им компанию, и ничего другого, кроме того, что она сама пожелает, делать ей они не собираются.

   Было ясно, что его гипноз на нее не подействовал.

   - Извините, - произнесла она с той степенью вежливости, которая сразу исключала притворство. - Я не способна сегодня веселиться. Счастливой вам дороги, а мне надо немного прогуляться.

   Девчонка действительно пошла, помахав им двоим ручкой. Однако пока она протрезвлялась и отнекивалась, 20 минут, необходимые для того, чтобы снотворное начало действовать, истекли - через несколько шагов ноги ее начали подгибаться, и она плавно опустилась на травку. Оставлять ее на обочине было нельзя, документов при ней не было, поэтому и довелось вести ее в особняк Югенса...

   ... А вот запускать когти в ее руку и оставлять там кончик своего когтя - это было перебором, это было уже из озорства. Зато теперь он точно знает, что девчонка под охраной, и в любой момент может до нее достать...

   Экскурс в события прошлого месяца не мешал Анчу параллельно смаковать волны струившейся вокруг него трагических модуляций, однако сразу же после того, как его ноздри обвеял аромат обпаленной кожи грешника, в других диапазонах волн наступила энергетическая "тишина" - процесс одномоментно оборвался.

   Такое затишье могло обозначать лишь одно - смерть двуногого, поставившего подпись под договором, а это было преждевременно. Смерть донора в планы Анча пока еще не входила - согласно контракту душа того должна была "отработать" ровно столько времени, сколько ему служил Анч, то есть в данном случае не меньше года.

   - Готов, - произнес Бугай, потрогав жилку на шее Югенса. - Что будем делать с трупешником?

   - Оставим для утилизации тем, кто явится после. Забери крепежи, чтобы не оставлять следов, и уходим.

   - Жаль, что мы имя заказчика из него не выжали.

   - Поиски заказчика - это задача мусарни. Надо же и им бросить кость, пусть отрабатывают свою зарплату.

   Все это Болгарин говорил уже на ходу, успев протереть зажигалку, подлокотники и спинку кресла, нисколько не смущаясь прикосновениями к еще теплому телу.

   Впрочем, щелкнув пальцами, Анч запустил у искомого тела биение сердца - медленно, едва-едва, остановив умирание мозга и болевых рецепторов, и навел на мышцы паралич - теперь жертва должна была снова все чувствовать и слышать, но внешне ни на что не реагировать.

   Это была даже не кома - к приезду полиции тело Югенса должно было остыть до комнатной температуры, чтобы казаться мертвым - теперь наступила очередь Анча добиваться того, чтобы подписавший договор двуногий захотел оборвать свое пребывание в мире живых. Чтобы довести градус его мук до такой утонченной интенсивности, когда молят о смерти как об избавлении, и возможность уйти в небытие кажется высшим пределом желаемого.

   Так что и после исчезновения "бригады" Болгарина Югенсу вряд ли стало намного легче. Анч коснулся накопителя, висевшего у него на шее в виде амулета и настроил его на прием мук донора, чтобы волны, от него исходившие, делились на два потока. Сейчас потоки были едва ощутимые - донору следовало несколько передохнуть.

   Да и у Анча кроме эстетических были еще и физологические потребности, а для их обеспечения кое-что требовалось вполне материальное - а именно, презренные бумажки с картинками, которые двуногие ценят больше всего остального. Грубо говоря, требовалось извлечь честно заработанный им гонорар, который Югенс не потрудился ему вовремя отдать. Криминальная бригада основательно пошарила в особняке, но все найти вряд ли сумела - Югенс никогда не держал ничего ценного в одном месте.

   Анч же его тайники давно знал, и до приезда полиции их следовало опорожнить. Приняв человеческий облик, он везде заглянул, достал обе заначки: и в рублях, и в валюте, и рассовал их по потайным карманам. А после этого пошел на кухню и с аппетитом поел. Подкрепиться надо было основательно, потому что тело донора следовало тщательно охранять, и даже оберегать от непредвиденных покушений, а на это требовалось куча энергии (вот почему потоков было два - один на накопление, второй - на расход).

   Заслышав звуки въезжающих во двор полицейских машин, Анч вновь переместился в место экзекуции, и, дождавшись, когда тело запакуют в черный мешок, шмыгнул туда же. В морге должно было происходить вскрытие, и присутствие при этом процессе было обязательным пунктом его плана.

   Выбравшись из мешка после того, как оттуда извлекли тело, он подыскал себе укромное местечко под потолком и настроился на очередной сеанс гипноза. Нельзя был допустить, чтобы его подопечному отпилили полчерепа или повыкидывали из тушки часть органов - все должно было ограничиться разрезом кожи и затем ее зашитием - разумеется, без наркоза. А поскольку патологоанатом сопровождал свои действия комментариями вслух, записывая все на диктофон, то волны ужаса Югенса дополняли реальную боль, которую тот испытывал.