Арчер облизнул пересохшие губы.
– Выпейте, – предложил Фергюсон. – Заодно и мне закажите скотч с содовой.
Ожидая, он повернулся к огромному окну со скругленной рамой. Взмахнул рукой, и по этому сигналу медленно пульсировавший цветовой узор собрался в складки, будто занавес, водопадом сбежал по стеклу и исчез, открывая вид на улицу. Город был малолюдным, но с учетом всех его парков занимал огромную площадь.
«Так и должно быть, – подумал Фергюсон. – Безопасность прежде всего».
Это был исцеляющийся мир, организм по существу уже здоровый, но восприимчивый к множеству метафорических болезней. Людям с восприимчивостью к раку следует избегать непрерывного раздражения тканей, ведь рак – это неконтролируемый и патологический рост клеток. С другой стороны, контролируемый рост приемлем и даже благоприятен. С атомной энергией все точно так же.
Избегай раздражения.
По сути дела, при СЛП люди жили в свое удовольствие. Понятно, нельзя получить все и сразу. От невроза не избавишься за пару дней. Но ядерная война была эквивалентом электрошоковой терапии. В общем масштабе СЛП воплощало в жизнь паллиативный план, а в индивидуальном порядке предлагало гражданам страховку.
Застраховать можно было не все, ведь утопий не бывает и даже у суперменов имеются суперпроблемы. СЛП правило железной рукой, но в бархатной перчатке, чье прикосновение так обожают кинестетики. Атомный рак обуздали бескомпромиссной хирургией, но он успел просочиться в кровоток. Поэтому, за неимением лучших вариантов, бюро избегало раздражения и ограждало выздоравливающий мир от новых болезней, провоцирующих нежелательную ирритацию. Пробудить латентный рак могла любая социологическая инфекция, но пока люди были здоровы, они оставались в относительной безопасности.
Это касалось и Грега Фергюсона.
За него отвечало СЛП, гарантируя своей доктриной, что вице-президент бюро не станет источником вредоносного раздражения. Фергюсон играл роль пресловутого болта с нестандартной резьбой, найденного под хитрую гайку. Возможно, он был менее зрелым – вернее сказать, более незрелым, – чем другие. Возможно, он нуждался в чувстве безопасности, стабильности, уверенности в будущем и видел все это в логотипе СЛП.
На самом деле он не просто нуждался в этом чувстве. Фергюсон жить без него не мог.
В одночасье мир не перестроить. При обилии технологических знаний в мире ощущалась острая нехватка людей. Другими словами, работы непочатый край, и поэтому СЛП купировало факторы, замедлявшие взросление. Для поддержания исследовательской деятельности, не дающей мгновенных результатов, требуется достаточно большая популяция, а если один человек из каждой пары занят воспитанием потомства, потенциальную рабочую силу придется делить надвое. Поэтому детей отдавали в попечительские ясли. Взяв за образец детенышей гориллы, способных выжить в дикой природе, для человеческих малышей создали безопасные джунгли, чтобы избавить родителей от груза ответственности и предоставить им условия для дальнейшего взросления.
Это стало возможным благодаря Федеральному бюро страхования, лотерей и попечительства. Финансировать ясли из налоговых сборов было нельзя: правительство стремилось не стимулировать раздражение, а избегать его. Лотереи приносили немалую пользу, но главным и окончательным решением проблемы стало страхование. Именно страховка позволяла выпустить пар, давала ответ на все тревожные вопросы и пресекала зарождавшиеся неврозы, из-за которых в основном и обращаются в страховую контору, – как известно, в старые добрые времена на то имелось множество причин. Теперь же СЛП предлагало страхование на любой вкус.
Человек покупает страховой полис либо из опасений, что случится нечто нежелательное, либо в надежде на то, что случится нечто желанное. Зачастую это вопрос социальной или персональной патологии.
Взрослая горилла, однако, обходится без страховки.
– Вот вам пример клиента с потенциальным психозом.
Фергюсон повернул к гостю экран визора. На нем появилось лицо вполне обычного человека.
Арчер поднял брови.
– Хочет застраховаться от инфекционных заболеваний, – объяснил Фергюсон. – Как понимаете, взносы довольно высоки. Мы еще не извели всех мутировавших насекомых, хотя после биологических баталий у человечества выработался стойкий иммунитет к инфекциям. Но давайте посмотрим отчет по этому клиенту.
На экране замелькала информация. Арчер ждал.
– Итак?
– Не вижу ничего необычного, – признался посредник.
– Да ну? И не понимаете, почему впоследствии этот парень захочет купить страховку от самоубийства?
– Хм… Самоубийство? С какой стати? Он полноценный член общества. Приносит пользу, доволен жизнью…
– Что насчет необычных покупок? Загляните в аптечный список.
– Так… Калийное мыло, бактерицидные вещества, ультрафиолетовый стерилизатор для входа в помещение…
– Два стерилизатора. Один для работы, другой для дома. У этого парня развивается хрестоматийный случай молизмофобии. Нет-нет, это не боязнь моли, это страх перед загрязнением. Остальное – шаблонная задача для нашей психкоманды. Думаю, с первоначальным раздражителем клиент столкнулся, когда приезжал домой из ясель. Испачкал сестру какой-то грязью, сделал ей больно, родители, не подумав, подняли шум, и вот вам комплекс вины. Рано или поздно парень услышит за деревянной облицовкой стен голоса, обвиняющие его во всех смертных грехах. Теперь понятно?
– Ах вот как… И что, этому потенциальному молизмофобу выдадут полис? – спросил Арчер.
– Конечно. Почему бы и нет? Главный фокус мы провернем, когда клиент явится на последнее собеседование.
– О да, гипноз! Об этом хотелось бы узнать во всех подробностях.
– Что ж, – сказал Фергюсон, – в страховании есть понятие рисков: «хорошего» и «плохого». С помощью гипноза мы превращаем «плохой» риск в «хороший», исцеляя клиента и вместе с тем направляя его неврозы в нужное русло. Если исключить случайные совпадения, СЛП останется в прибытке. Иного быть не может, ведь подсознательно этот клиент стремится к смерти. Рано или поздно он, сам того не желая, намеренно заразится какой-нибудь болезнью. Он ищет наказания. Вот вам и вся молизмофобия.
– Отчет по Бенджамину Лоусону, – объявил телевизор.
– Отлично, – сказал Фергюсон. – Выводите на экран.
Неделю назад Лоусону исполнился двадцать один год. Абсолютно нормальный парень. Даже незначительные отклонения, замеченные за ним во время учебы, укладывались в привычные рамки; отсутствие подобных мелочей выглядит подозрительно и влечет за собой отдельное расследование. Все дети подсаживают лягушек в учительский стол, а за неимением лягушек в ход идут грызуны, насекомые или пресмыкающиеся.
В свой двадцать первый день рождения Лоусон мог выбрать одно из нескольких мест работы, соответствующее его подготовке. Сферой компетенции Лоусона была общая интеграция: он изучал все подряд, но весьма поверхностно. Однако вместо трудоустройства он взял месячный отпуск, предоставляемый по желанию выпускника. Почти весь месяц Лоусон просидел в родительском доме (его приезд вызвал у матери с отцом умеренную радость), где прочел множество новостных пленок, после чего связался с правительственным советником по имени Хайрам Рив и предложил тому вынести на рассмотрение властей законопроект о пенсии по инфантилизму. По этой причине в кабинете Фергюсона сейчас находился Арчер: как уже известно, он был посредником Хайрама Рива.
– Если подробнее, – сказал телевизор, – Лоусон предложил инвертировать пенсию по старости. Начиная с рождения дети будут получать пособие, пока не достигнут биологической зрелости. Советник Рив согласился представить такой законопроект…
– Но не сделает этого, – пробурчал Фергюсон себе под нос. – Перед выборами чего только не наобещаешь.
– Последние два года Лоусон изучал следующие дисциплины: биологию, мутацию, биологическое и энтропийное время, эндокринологию, психологию, патологию, социологию и философию юмора, причем не поверхностно, а весьма интенсивно. Предполагается, что…