– Сейчас опрокинемся! – крикнул Чабби, когда катер встал на корму. – Брюхом кверху, брат!
– Иди сквозь волну! – воззвал я к «Танцующей». – Лети на ту сторону!
И она, словно услышав меня, нырнула заостренным носом в изгиб волны за мгновение до того, как та всей массой обрушилась бы на нас и расплющила катер в лепешку.
Палубу обуял ревущий зеленый кошмар, накрыл толстым шестифутовым одеялом от носа до кормы, и «Танцующая» содрогнулась, как содрогаются от смертельного удара, но мы вдруг вырвались на обратную сторону волны, и под нами разверзлась зияющая бездна. Устремившись в эту лощину, «Танцующая» вошла в свободное падение, от которого мои внутренности подтянулись к макушке.
С тошнотворным грохотом она ударилась о воду и ошеломленно замерла, а нас с Чабби швырнуло на палубу. Но когда я снова выпрямился, катер, стряхнув с себя многотонные воды, метнулся навстречу следующей волне.
Та была меньше, и «Танцующая» легко взмыла на гребень.
– Так ее, радость моя! – вскричал я, и она, набрав скорость, одолела третью волну, как чистокровный верховой скакун одолевает преграду на стипль-чезе.
Где-то неподалеку разорвал небеса еще один снаряд, но мы уже вышли из пролома и мчались к бескрайнему океанскому горизонту, и других выстрелов я уже не слышал.
Охранника, который отключился в кокпите из-за чрезмерного увлечения шотландским виски, должно быть, смыло за борт, так как мы его больше не видели. Остальных троих мы высадили на островке в тридцати милях к северу от Сент-Мэри, где, по моим сведениям, имелся колодец с солоноватой водой и куда время от времени заглядывали рыбаки с континента.
К тому времени они протрезвели и все как один мучились тяжелейшим похмельем. Помахав на прощанье трем жалким фигуркам на пляже, мы в сумерках отправились на юг и вползли в Гранд-Харбор уже затемно. Я пришвартовался подальше от Адмиралтейской пристани – мне не хотелось оставлять «Танцующую» на самом виду, где ее разверстые раны вмиг сделаются главной темой островных пересудов.
Чабби и Анджело отправились на берег в ялике, но я слишком устал для такого путешествия, а посему пренебрег ужином и завалился на двуспальную койку в капитанской каюте и спал как убитый, пока в девять утра меня не разбудила Джудит: Анджело прислал ее на катер с судком рыбных котлет и беконом.
– Чабби и Анджело пошли к миссис Эдди покупать материалы для ремонта вашей лодки, – сообщила она. – Скоро будут.
Я по-волчьи жадно проглотил завтрак, после чего отправился мыться и бриться. Когда вернулся, Джудит по-прежнему сидела на краешке койки. Очевидно, у нее имелся ко мне разговор.
Она пресекла мои неуклюжие попытки сделать перевязку, велела мне сесть и сама занялась моими ранами, а между делом взволнованно осведомилась:
– Мистер Гарри, вы ведь не допустите, чтобы моего Анджело убили или бросили в тюрьму? Если такое будет продолжаться, я запрещу ему выходить с вами в море.
– Отличная мысль, Джудит, – усмехнулся я. – Пусть лучше едет работать на Равано, а ты три года посидишь в одиночестве.
– Какой вы недобрый, мистер Гарри!
– Жизнь – недобрая штука, – смягчился я. – Мы с Анджело барахтаемся, как можем. Я вынужден рисковать – просто для того, чтобы «Танцующая» оставалась на плаву. И Анджело тоже. Он как-то сказал, что скопил деньжат, чтобы купить тебе милый домик рядом с церковью. Не работай он у меня, был бы сейчас гол как сокол.
Джудит молча закончила с перевязкой, а когда повернулась к выходу, я взял ее за руку и притянул к себе. Она смотрела в сторону, поэтому пришлось взять ее за подбородок и поднять ее лицо к своему. Она была милое дитя: гладкая шелковистая кожа и огромные, с поволокой глаза.
– Не забивай себе голову, Джудит. Анджело мне как младший брат. Я его в обиду не дам.
Какое-то время она изучала мое лицо, а потом спросила:
– Вы это серьезно?
– Серьезнее некуда.
– Я вам верю, – наконец заявила она, улыбнулась, и белоснежные зубы ее сверкнули, контрастируя с золотисто-янтарной кожей. – И доверяю.
Женщины с завидным постоянством говорят мне такие слова. Ну и где, спрашивается, хваленая женская интуиция?
– Назовешь в мою честь одного из ваших ребятишек, поняла?
– Первенца, мистер Гарри. – Она сверкнула улыбкой, и черные глаза ее заискрились. – Обещаю.
– Говорят, если упал с коня, надо тут же вернуться в седло. Иначе раскиснешь и потеряешь хватку, мистер Гарри.
Фред Кокер восседал за столом туристического агентства. За спиной у него висел постер с бифитером на фоне Биг-Бена и надписью «Англия – это здорово!». Между нами только что завершилась продолжительная дискуссия насчет инспектора Питера Дейли и его предательского поведения, хотя я подозревал, что Фред Кокер озабочен гораздо меньше моего, поскольку комиссионные он получил авансом, и никто не брал его в плен, и уж тем более не издевался над его катером. Теперь же мы обсуждали дальнейшую судьбу нашего делового предприятия.
– Еще говорят, мистер Кокер, что голозадым не до жиру – быть бы живу, – сказал я.
Сверкнув очками, Кокер удовлетворенно кивнул:
– Эти слова, мистер Гарри, еще мудрее процитированных мною.
– Берусь за что угодно, мистер Кокер, – хоть тело, хоть ящик, хоть чемодан. Но есть один нюанс: цена моей жизни подросла до десяти тысяч долларов, и деньги вперед.
– Даже с такими расценками мы найдем для тебя работу, – пообещал он, и до меня дошло, что все это время меня обдирали как липку.
– И поскорее, – настоятельно попросил я.
– Как можно скорее, – согласился он. – Тебе сопутствует удача. Вряд ли инспектор Дейли в скором времени вернется на Сент-Мэри, так что сэкономишь на взятках.
– Уж эту мелочь он мне точно задолжал, – кивнул я.
В последующие шесть недель я сделал три ночных заплыва, два тела и ящик, все к югу от реки, в португальских водах. Тела путешествовали поодиночке, молчаливые чернокожие люди в джунглевом камуфляже, и я отвез их далеко на юг. В уединенных бухтах эти агенты глубокого внедрения вброд выходили на берег, и я, провожая их взглядом, раздумывал, в чем заключается их нечестивая миссия и сколько смертей и страданий повлекут за собой эти секретные вылазки.
Ящиков по факту оказалось восемнадцать – все длинные, деревянные, с китайскими иероглифами. Мы забрали их в проливе с подводной лодки, а неподалеку от устья реки выгрузили в несколько выдолбленных из дерева челнов, сцепленных попарно для большей устойчивости. Мы ни с кем не заговаривали, и никто ни о чем нас не спрашивал.
Эти плевые дела принесли мне восемнадцать тысяч долларов – достаточно, чтобы мы с командой провели мертвый сезон в том стиле, к которому привыкли. Что важнее, в паузах между ходками меня никто не дергал, раны мои затягивались, а силы возвращались. Поначалу я часами дремал или читал в гамаке под пальмами, а потом, когда почувствовал себя лучше, стал плавать, загорать, ловить рыбу, нырять за моллюсками и лангустами, и мышцы мои наконец пришли в форму, а кожа покрылась прежним загаром.
На теле осталось напоминание о хирургическом искусстве Макнаба – толстый неровный шрам с груди на спину, похожий на разъяренного багрового дракона. Я не мог поднять локоть выше плеча, а однажды в баре «Лорд Нельсон» Чабби избавил меня от пальмы первенства по армрестлингу. Я, однако, надеялся, что плавание и регулярная физическая нагрузка вернут руке былую мощь.
Вместе с силами ко мне вернулись любопытство и страсть к неизведанному. Мне начал сниться брезентовый сверток у берегов острова Большой Чайки. В одном из сновидений я нырнул, развернул его и увидел женскую фигурку – крошечную, размером с фарфоровую дрезденскую куколку, золотую русалку с очаровательной мордашкой сестры Мэй и поистине изумительным бюстом, а хвост ее в точности походил на грациозный полумесяц марлиньего хвоста. Русалочка, застенчиво улыбнувшись, протянула мне руку с блестящим серебряным шиллингом на ладони.
«Марлин, деньги и секс, – подумал я, проснувшись, – старый добрый Гарри без лишних тараканов в голове, лакомый кусок для дедушки Фрейда». И понял, что в самом скором времени отправлюсь к острову Большой Чайки.
