– Мои дети уже взрослые, – абсолютно ровным тоном отвечает психолог.
– Значит внуков, – губы женщины едва заметно дрогнули на мой ответ. Задел за живое. – Люди такие эгоисты. Воюют за равноправие, свободу и жизнь для всех и каждого. Но стоит встать вопросу ребром – моя жизнь или моих близких против чужой, – говорю я и указываю сначала на себя, а затем на мою собеседницу, – и выбор становится очевиден, – скалюсь в злорадной улыбке. Никто не любит подобные темы. – Чужая жизнь резко теряет позиции своей ценности, падая на самое дно нашей морали.
Беру со столика рядом с креслом стакан воды и делаю глоток. В горле совсем пересохло после моего длительного рассказа. Кабинет обставлен дорогущей мебелью на заказ из редких пород дерева. Все расставлено четко по своим местам, словно по линейке, как в армии. Любовь к порядку похвальна. В воздухе висит сладковатый запах духов доктора, пропитавший собой каждый предмет в этой комнате.
– Насколько гибка человеческая мораль, – прерываю воцарившуюся между нами тишину. – Убивающий за свою страну – герой, достойный награды. Убивающий просто так – конченый урод. Где грань между ними? Когда убийство становится оправданным? – посещают меня философские вопросы.
– Вас терзает чувство вины? – более заинтересовано вопрошает женщина.
– Нет. Я выполнял приказ, – не лгу, действительно так считая.
– Вам приказали убивать детей?
«Вот сучка».
– Мне приказали зачистить территорию врага, – снова отпиваю из стакана и ставлю его на столик, стекло цокает о дерево. – Не моя вина, что один из них оказался подростком.
– Окончательное решение принимали вы, – продолжает настаивать на своей линии моя собеседница. – Возможно все же, в глубине души, вы вините себя? Думаете, что могло быть иначе.
«У нее там список провокационных вопросов на листочке?»
– Как иначе? – немного зло и нервно спрашиваю в ответ. – Моя жизнь против его, – указываю на себя, а затем в сторону, обозначая воображаемого врага. – На размышления доля секунды. Любой человек в здравом уме выберет свою задницу, она ближе к телу, – ухмыляюсь мимолетной реакции на ругательное слово. – Я сделал выбор. К тому же у него было оружие, из которого он собирался выстрелить. Мы были на равных.
– Тогда почему вы об этом рассказываете, если не терзаетесь виной?
– Вы точно психолог? – скалюсь, запрокидывая голову назад, на подголовник мягкого кожаного кресла, стискивая пальцами обивку, скрипящую в тишине.
– Мы обсуждаем истоки вашей любви к агрессии. Военный опыт – один из них, – она делает себе пометки с отстраненным лицом.
«Интересно, ей правда похрен? Или это такая психологическая фишка?»
– Может я всегда таким был? – пожимаю плечами, отводя глаза от лица женщины под потолок. – Армия только вывернула наружу мое истинное нутро?
– Не исключено, – легким кивком сопровождает свои слова психолог. – Именно поэтому вы здесь, – она отводит руку с ручкой в сторону, обозначая свой кабинет.
– Я здесь потому, что моя девушка считает любовь к агрессивному сексу патологией.
Я выпрямляю голову резко, до простреливающей боли в шее.
На лице женщины не дрогнул ни один мускул.
– Если такая практика устраивает обоих и не нарушает рамки закона – это нормально, – произносит она успокаивающим тоном.
– Она так не считает, как видите, – слегка раздражаюсь, ловя себя на ощущении какой-то ненормальности.
– Вы рассказывали ей о войне? – ведет беседу в нужное русло моя собеседница. – Подробности. О своей награде, за что вам ее дали.
– Нет, конечно, – кривлюсь на вопрос с очевидным ответом.
– Между вами нет доверия? – спрашивает женщина, опять делая свои гребаные пометочки.
– Есть, – утвердительно отвечаю я, хотя внутри что-то екает, намекая на обратное. – Просто у каждого человека существуют скелеты в шкафу, которые лучше не показывать близким, – замолкаю, фокусируясь на жутко раздражающем метрономе на столе. – Она не поймет меня.
«Зачем ставить такие предметы в кабинете психолога?»
Не задумываясь ни на секунду, поднимаюсь с кресла, в пару шагов преодолевая расстояние до стола. Коротким жестом останавливаю щелкающую стрелку, погружая нас в блаженную тишину. Доктор опять что-то помечает у себя.
– Боитесь, что она уйдет от вас, когда узнает? – со спокойствием удава на лице вопрошает психолог.
– В том числе, – честно признаюсь я.
На столе у доктора также идеальный порядок, почти что нездоровый. Разворачиваюсь, возвращаясь на свое место, кресло скрипит кожаной обивкой под моим весом, пока я принимаю максимально удобную позу.
– Вас не посещала мысль о том, что вы несколько расходитесь во мнениях о жизни?
– Посещала.
– Думали что-то с этим делать?
– Нет. Зачем?
Я в самом деле искренне не понимаю, почему я должен переживать по поводу разности мнений.
– Вы планируете сделать предложение вашей возлюбленной? – продолжается бомбардировка вопросами.
– Да. Именно поэтому я здесь, – развожу руками, обозначая пространство вокруг. – Будь мне все равно, я бы ни за что в жизни не пришел.
– Семья – серьезный этап отношений. Можете сказать, что между вами есть полное, – выделяет она интонацией слово, – доверие?
Она не отвечает толком ни на один мой вопрос, зато своих задает дохрена и больше. Еще и выводы какие-то делает из моих ответов.
– Постойте. Вы намекаете, что мы друг другу не подходим? – брови ползут вверх от удивления и неожиданной догадки.
– Я спросила лишь о доверии, – женщина поправляет очки, коротко касаясь дужек элегантным жестом.
– Я понял. Это такой хитрый психологический прием, – усмехаюсь, помахав указательным пальцем в воздухе. – Вы хотите сказать, раз она не поймет всей правды обо мне, и в постели мы несколько не сошлись, – говорю и качаю ладонью, иллюстрируя слова, – то мне стоит поискать кого-то другого?
– Это ваша мысль, не моя, – указывает кончиком ручки на меня доктор.
– Вас этому в университете научили? Всем этим странным приемчикам.
– Я только задаю вопросы, – тут же открещивается она.
«До чего же хитрожопая, стерва».
– Давайте так, – я подтягиваюсь вперед, придавая телу более ровное положение и хлопаю раскрытыми ладонями по широким подлокотникам. – Идеально подходящих друг другу людей не существует. Окей? – в голосе уже слышно нескрываемое недовольство. – Я не буду рассказывать всю правду и несколько поумерю свой пыл. Она смирится с этим, и мы оба будем счастливы.
Жду ответа на свою тираду или хотя бы очередного вопроса в ее стиле, но доктор только делает записи, скрипя ручкой по белоснежному листу.
– Не обязательно ломать себя ради кого-то, – словно невзначай бросает моя собеседница, постучав стержнем о бумагу.
– Я себя не ломаю! Что за вздор? – плечи нервно дергаются синхронно со словами.
– Не хотите поговорить о вашей самоуверенности и любви к командованию? – спрашивает доктор, никак не отвечая на мою реплику.
«У нее там точно список вопросов».
– Нет, – откидываюсь назад на спинку и скрещиваю руки.
– Вас все устраивает?
Женщина задает вопросы как робот, совсем не окрашивая их ни в какие личные эмоции. Либо хорошо скрывает их, либо ей в самом деле все равно. Деньги заплачены, можно слушать любой бред за такую сумму.
– Считаю их своими достоинствами. Благодаря которым, кстати, я могу позволить себе ваш прием, – ответ выходит слегка надменным.
– Вы злитесь на отца?
– На отца? За что? – искренне удивляюсь я.
– За его методы воспитания.
– А нужно? Благодаря им я смог добиться всего.
– Уверены? – наконец-то вижу хоть маленькую вовлеченность в разговор, женщина демонстрирует интерес. – Может это только ваша заслуга?
Не спешу с ответом, наслаждаясь неожиданно возникшей тишиной в паузе.
«Может уйти отсюда прямо сейчас? Но я ведь обещал посещать сеансы».
– Не поставь он мне условие, я бы не стал тем, кем являюсь, – нервно притопываю ногой синхронно с ответом.