Само это имя стеной поднялось между ними.

Холодной, едва ли преодолимой.

Аманда враз оказалась так далеко, что просто не дотянуться...

– У нас беда приключилась, – произнесла миссис Чендлер, то ли намеренно отвлекая, то ли действительно желая поделиться случившимся. – Издохла Мадам, болонка матери. Помнишь ее?

Аманда отстраненно заметила, все еще глубоко в своих мыслях:

– Она всегда хотела ухватить меня за ногу.

– Не только тебя... Характер у нее был зловредный.

– И что с ней случилось?

– Похоже на отравление, – с видимым недоверием отозвалась подруга. – Чарльз полагает, мясо было несвежим.

И тот подтвердил:

– Миссис Грейди не сознается, но, верно, недоглядела.

– Маменька в полном расстройстве, – подхватила его невеста. – Она любила это животное

с особенной силой. Возможно, больше собственной дочери... Не представляю, что теперь будет. – И она выразительно глянула на подругу.

Та знала, как было непросто им с Барретом отстоять свои чувства, и вот эта злостная неприятность. Как раз в этот самый момент...

– Я слышала, в доме у Картрайтов тоже издохла собачка. Муж говорит, это не первый случай...

Джек навострил уши. Впервые с момента появления Аманды в кабинете, «море» в его голове перестало шуметь и качаться.

– Возможно, не помешает снова с кухаркой переговорить, – произнес он, отчетливо понимая, что должен сделать. – Быть может, со мной она стала бы откровеннее.

Мистер Браррет согласно кивнул.

– Ты бы очень помог, прояснив это дело. Благодарю тебя, Джек!

– Сделаю это с радостью, сэр.

И Джек вышел из комнаты, так больше на Аманду и не взглянув.

Джек шел на кухню на ватных ногах, скорость, с которой он выскочил из кабинета мистера Баррета сошла на нет уже через десять шагов, и он ощутил себя донельзя опустошенным.

Опустошенным, больным и несчастным.

Так и замер на месте, не в силах сделать ни шагу, проигрывая в голове каждый миг случившейся встречи.

Аманда совсем не изменилась...

Только стала еще красивее.

И ярче...

Он вспомнил, что делало ее неотразимой. Такой, что раз засев в его сердце, никак ни его, ни его мыслей не оставляла.

Словно сорняк...

Или пышная роза, поправился он против воли.

И, стиснув бескровные губы, наконец двинулся с места.

Миссис Грейди все еще хлюпала носом, но, заслышав шаги, поглядела на Джека несчастными глазами.

– Это ты, – сказала она, – я уж думала, по мою душу явились. Выгонят из-за мертвой собачонки... А ведь она даже не человек. – И слезы градом покатились по ее щекам.

Парень с сочувствием поглядел на плачущую женщину. Ее и без того довольно посредственное лицо стало еще некрасивее и несчастнее...

Джек произнес:

– Миссис Грейди, откуда взялось мясо для мертвой собаки?

– Откуда-откуда, – с обидой отозвалась та, – знамо дело от уличного торговца, кошатника то бишь. Они завсегда по улицам ходят, да ты и сам это знаешь, товаром своим приторговывают.  Вот и этого Минни зазвала, как только про пса миссис Паттесон прознала. Я все сокрушалась, чем же кормить его буду, вот она и... побеспокоилась.

– Каким было мясо?

Джек знал, что вопрос этот глупый: кошатники свежего мяса не продавали – подпорченные обрезки, куски непригодного людям мяса конины – попахивало то знатно, чем, верно, животных и привлекало. Он сам обходил таких стороной! От их громогласного «Мя-я-со!» и тарахтенья ручной тележки разило, как из сточной канавы.

Миссис Грейди с достоинством отозвалась:

– Нормальным. Без единого червя... Я промыла его уксусом и водой, протерла хорошенько. Что еще я должна была сделать? Мясо было нор-маль-ным, – закончила она по слогам.

– Ничуть в этом не сомневаюсь, – поспешил успокоить женщину Джек. И быстро, пока она снова не разрыдалась, осведомился: – А как же разносчик, вы его знаете?

– Первый раз видела. Их, знаешь, тут сколько таких расхаживает? Один другого перекликает. Нет, – утерлась она вымокшим фартуком, – я никогда его прежде не встречала.

Джек распрощался с несчастной кухаркой – разговор с ней хотя бы отвлек от безрадостных мыслей – и, кратко переговорив с мистером Барретом, поспешил в полицейский участок. Пришлось даже на кэб разориться – он припозднился больше положенного, а инспектор Харпер опаздывающих не жаловал. Штрафовал просто по-зверски, а деньги Джеку были нужнее прочего.

Билет до Америки стоил недешево.

– Эй, Огден, тебя инспектор искал! – окликнул его констебль за стойкой. – Никак чехвостить будет за что-то. Злющий он нынче, словно пес цепной! Того и гляди ухо отцапает.

Джек мысленно застонал – никак вчерашние клерки нажаловались – но вида не подал.

– Спасибо, Такер, – отозвался с натянутой улыбкой и направился к кабинету инспектора.

Постучал.

Тот гаркнул, аж звякнули стекла:

– Входи уже, хватит расшаркиваться.

И Джек предстал пред его светлые очи... Вернее, пред угольно черные бездны под черными же росчерками бровей, сведенных на переносице.

– Чем могу быть полезен, сэр? – осведомился он как можно смиреннее, разумно опасаясь растревожить вулкан. И без того изрядно попыхивающий...

Каждый в дивизионе знал, инспектора Харпера лучше не доводить до греха! Его лысеющий череп, словно сигнальный костер, делался красным в минуты наидурнейшего настроения.

Сейчас этот череп алел маковым цветом...

– Нет, вы только поглядите, «чем он может быть полезен». Просто золотой мальчик, не иначе! – пропел инспектор тоненьким голоском. И жмякнул огромной ручищей по крышке стола. – Что это такое? – Указал он сначала на лист подпрыгнувшей было писчей бумаги, а после – на Джекову скулу.

Изрядно припухшую.

Он и забыл, как выглядел перед Амандой...

И на секунду... ровно на долю секунды мысль эта оказалась важнее разъяренного начальника.

– Синяк, сэр, – ответил он наконец. – Один из клерков...

Договорить ему не пришлось:

– Что ты за полицейский такой, если каждый чахоточный клерк может дать тебе в рожу?! – возопил собеседник, поднимаясь из-за стола. – Полагаешь, у нас пансион благородных девиц, и мы сысюкаться будем со всякими недомерками, машущими руками? На что у тебя дубинка, в конце-то концов? Такие, как ты, – ткнул он пальцем в сторону Джека, – заставляют людей полагать, что полиция – сборище жалких неудачников, безмозглых тупиц и дегенератов. А они должны нас бояться... бояться и трепетать. Или ты хочешь выказать слабину и быть затоптанным заживо?! Разорванным на куски. Они с радостью так с тобой и поступят при первой же возможности, Огден. Либо возьми себя в руки и начни применять дубинку по назначению, либо... убирайся к чертям из полиции. Слабакам здесь не место! Ты меня понял?

Джек сглотнул комок в горле, огромный, размером с глобус, и потому не сразу смог отозваться.

– Ты меня понял, золотой мальчик? – гаркнул инспектор с особенным смаком.

– Понял, сэр. Я буду стараться!

– Уж постарайся, не думай, что, коли у тебя связи в департаменте уголовных расследований, ты стал каким-то особенным. Как бы не так!

В этот момент в дверь постучали, и Такер, дежурный за стойкой, несмело заглянул в кабинет.

– Сэр, инспектор Харпер, тут новое заявление по мертвым дворнягам. Что прикажете делать?

– Еще одно? – рявкнул начальник, выбираясь из-за стола. Выхватил документ из рук подчиненного и быстро пробежал по строчкам глазами: – Что за собачий мор, будь оно все неладно. Только издохших шавок мне и не хватало! Которая по счету?

– Пятая, сэр.

И Джек, не в силах сдержаться, решился добавил:

– В доме мистера Баррета тоже издохла собака. Я слышал, были еще происшествия...

– Происшествия, – с издевкой повторил Харпер, окатив Джека убийственным взглядом. – Чертовы маленькие происшествия! Словно мне и без того заняться нечем. – И вдруг поглядел на проштрафившегося подчиненного заинтересованным взглядом. Перемена была столько разительна, что Джек даже опешил. – Что ж, Огден, вот ты этими шавками и займешься.