– Держи, деточка.

– Яблочный? – сморщилась Наташа, глядя на одинокую дольку, лежащую на дне. – Я малиновый хотела, – скуксилась и сделала вид, будто сейчас заплачет.

– Да? А я не слыхала, – расстроилась бабушка, что не смогла угодить единственной внучке. – Ты в другой раз погромче кричи, – повернулась, чтобы отнести стакан. – Болячки, мать их, покоя не дают.

По дороге в кухню выпила компот и собралась было опять лезть в подпол.

– Хорошо, что я его не закрыла, – оценила масштаб работы и, вздохнув перед спуском с горы, поставила правую ногу на верхнюю ступень лестницы.

– А-а! – отчаянный крик Натальи остановил бабулю.

– Что такое? – Нина моментально забыла о больной спине. Разогнувшись, поскакала спасать внучку от неминуемой беды.

– А-а! Я умираю! – голосила девочка, стоя на жёстком паласе и размахивая руками.

Подскочив к орущей девчонке, встала перед ней и захлопала редкими ресницами.

– Что такое? Что случилось? – развела дрожащие руки в разные стороны. – Наташенька! Детка!

– Вот! – девочка сунула под нос бабули руку, из которой текла тонюсенькая струйка красной крови. – Я на что-то напоролась! А-а-а…

Внучка плакала, корчась от боли, и закидывала голове назад, изображая адские мучения.

– Ой, Господи! – забывчивая бабушка кинулась к дивану. – Ой, как это? Я ведь точно помню!

Начала водить ладонями по обивке, чтобы найти швейную иглу, которую воткнула сюда ещё утром.

– Носки сыну штопала, а иголку сюда приладила! Да где же она?

– Там! – палец Наташи указал на место рядом с подлокотником.

Найдя стальную виновницу, Нина вытащила её и продела в клубок с чёрными нитками.

– Ох, и напугала ты меня, – обняла зарёванную внучку. – Пойдём, я тебе пластырем…

– А можно забинтовать? – всхлипывала четырнадцатилетняя кобыла, строя из себя пятилетнюю девочку. – Боли-ит.

– Давай забинтуем.

На следующий день, придя в школу, Наталья демонстративно держала руку прямо перед собой, якобы с ней произошло что-то ну очень серьёзное. Одноклассницы, заметив странность в девушке, принялись любопытствовать.

– А что у тебя там?

– Не скажу, – важничала Наташа, открывая учебник по истории левой рукой.

– Обожглась?

– Нет, хуже, – поправила локон у виска и уткнулась в книгу.

– Да ладно тебе, рассказывай, – не отставали девушки, окружив увлёкшуюся чтением раненую.

– Сломана, – с гордостью ответила Наталья, подняв светящиеся хитрые глаза.

– Ох, ты-ы ж, – протянула одна из девочек, представив, насколько это болезненно и страшно – сломать руку. – Очень больно было?

– Не то слово, – подёргивая округлыми плечами, зазнайка изображала на лице смелость и отвагу.

– Ты кричала?

– Нет, – сложив губки бантиком, при всех погладила правую руку от локтя до запястья, показывая тем самым, что ей пришлось вчера пережить.

– Да врёт она! – голос с последней парты первого ряда перевёл внимание девушек на коротко стриженного парнишку с фингалом под глазом. – Ничего и не сломана.

– А ты видел? Видел? – хвастунишка покраснела как бурак и втянула губы.

– Не видел, но знаю, – побитый Васька приподнялся и пристально посмотрел на рукав школьной формы. – Гипса нет, значит, ушиб, а не перелом, – сделал умное заключение и плюхнулся обратно на стул.

– Точно! – вспомнила светловолосая девица, поправив плечики фартука. – Мой брат в прошлом году ногу сломал, и ему гипс наложили до самого колена.

– Это нога! – воскликнула Наташа, предчувствуя скорое разоблачение. – А то – рука!

– А какая разница? – зашевелились девушки.

– Большая! – насупилась Наташа, прослезившись. – Не понимаете, вот и не лезьте!

Девчонки потихоньку разбредались по своим местам, ожидая первого звонка, а Наталья чувствовала стыд перед всем классом. И зачем было врать? Теперь все будут смеяться…

Ох, любила она это дело – хвастаться и врать напропалую. Излюбленная родной бабушкой, которая потакала всем её капризам, Наталья не видела границ, что можно делать, а что нельзя. Принесёт, бывало, в школу новую куклу и рассказывает о ней небылицы, мол, родственники из-за границы прислали. Или придёт в новых туфлях и давай заливать о том, как эти туфли ей прислала сама Эдит Пиаф, которой не стало аж в 63-ем.

Кто из одноклассниц знал какие-то факты – сразу их озвучивали, тогда Наташа ловко выкручивалась, говоря о том, что девочки не верно расслышали, и эту вещь прислала не сама известная личность, а её родственник. Таким путём и родилась мечта стать знаменитой на весь белый свет.

Целыми днями проводя время впустую перед телевизором, Наташа представляла себя на сцене Большого театра в длинном белом платье в пол и с накрученными локонами, украшенными блёсточками и огромным красным бантом. Зрители рукоплещут стоя, кричат «Браво!» и шлют воздушные поцелуи своему кумиру. Под ноги летят букеты различных цветов, а за кулисами её ожидает сам Ален Делон в строгом костюме и лаковых чёрных ботинках.

– Новикова! – в пустой кабинет вошла учитель физкультуры. – А ты почему здесь? Для тебя нужно особое приглашение?

– А Вам никто не сказал? – в воздухе повисла неловкая пауза. – У меня… вот…

Приподняв правую руку, Наташа показала на неё глазами.

– Что «вот»? – Ирина Вячеславовна стояла в недоумении.

– Сломана, – у Наташи замлела спина, то ли от долгого сидения, то ли от волнения.

– Когда успела? – Ирина направилась к девушке, чтобы убедиться в правоте её слов. – Показывай.

Расстегнув пуговицу, ученица задрала рукав до локтя и виновато посмотрела на физрука.

– Это что, шутка такая? – женщина в спортивном костюме нахмурилась. – Быстро переодеваться и на улицу.

Теперь точно девчонки засмеют.

Нужно было срочно что-то придумать, но ни одной умной мысли за пять минут, которые дала на переодевание Ирина Вячеславовна, не пришло. Медленно развязывая пояс фартука на пояснице, Наташа поглядывала в окно на бегущих по стадиону одноклассников и молила Бога, чтобы сейчас, сию секунду, он спас её от постыдных насмешек. Вдруг издалека, за невысоким заборчиком, она заметила знакомую женскую фигуру. Не понять, кто это так торопится, рьяно размахивая косынкой, но уж больно знакомы ей эти незамысловатые телодвижения несущегося, словно на пожар, человека.

Женщина подлетела сначала к прохаживающемуся по натоптанной дорожке физруку, а после рванула к входной двери.

– Мамка! – округлив и без того огромные глаза, Наташа встала как вкопанная, и её рука застыла на предпоследней пуговице, застёгнутой на груди. – Ой-й, наверное, узнала про моё враньё…

Скуксилась, скривилась, нагнулась, будто прячется от кого-то, и проскользнула к стулу, на котором лежал фартук. По длинному школьному коридору побежали тяжёлые ноги от одного кабинета к другому. Поначалу был слышен быстрый разговор с одним из учителей, а через минуту эти же ноги неслись в дальний угол пустого коридора. Дверь кабинета с тоскливым скрипом распахнулась, и Наташа узрела запыхавшееся лицо встревоженной матери.

– Собирайся, пошли домой, – задыхаясь после пробежки, затараторила Анфиса. Утерев лицо косынкой, которая недавно порхала в воздухе, пока она торопилась в школу, подошла к первой парте, положила руки на шершавую поверхность и сквозь слёзы простонала, – бабушке нашей плохо-о…

– А что с ней? – Наташа завязала сзади двойной узел, поправила бретельки фартука и взяла сумку.

– Вчера спину прихватило, а сегодня всю левую сторону парализовало, – жалея ехидную свекровь, Анфиса выпрямилась и, кряхтя, потёрла поясницу, – врач был, говорит, надо бы в больницу, а где ж её заставишь? Лежит, рот скособочен, только правой сторонкой пошевеливает. Упирается, ложиться в районную не хочет. Ну ни в какую.

Всплеснула руками от безвыходной ситуации.

– А папка? – Наташа направилась к двери.

– А что папка? Говорит, это бабские дела, разбирайтесь сами. А её же мыть теперь надо да кормить. А когда мне? Вот за тобой и прибежала, – последовала за дочерью.