— Советские хрущёвки все на одно лицо, — пояснила она на моё вопросительное лицо. Я стушевалась. Не хотелось, чтобы она читала меня, как знакомую книгу.

— Может предложите чаю? Разговор предстоит длинный и неприятный.

— Да конечно, — внутри меня нарастала паника. Что ей надо от меня. Почему разговор неприятный?

Стараясь отвлечься от недобрый предчувствий, я засуетилась на кухне. Поставила на плиту старенький чайник. Достала из ящика пакет с сушками и высыпала в вазочку. Других сладостей у нас не было. Чайник закипел и я разлила его по кружкам. Вытащила из закромов буфета упаковку чая Пиквик, который я бережно хранила для гостей. Аромат малины из одного чайного пакетика разлился в обеих кружках. Поставила на стол и села на табуретку. Женщина брезгливо уставилась на угощение и перевела на меня взгляд.

— Меня зовут Оксана. И я любовница вашего мужа, — как выстрел из боевого оружия, прозвучало из её уст.

Моя рука, тянувшаяся к вазочке, остановилась на полпути.

— Что, простите?

— Вера, я живу с вашим мужем уже полтора года. Правда днем. Пока вы думаете, что он уходит на работу, на самом деле Игорь приходит ко мне. Он уже давно не работает. И в принципе меня всё устраивало. Но месяц назад я родила ему сына Богдана. И теперь не хочу, чтобы мой сын рос без отца.

Я застыла. Перевела взгляд на клеёнчатые обои в цветочек, потом на стол, на котором всё так же покоилась деревянная хлебница давно уже без откидной крышки. На старом пошарпанном кухонном гарнитуре всё так же была приоткрыта дверца, лягушка которой давно сломалась, но Игорю всё некогда было купить новую и починить. На подоконнике привычно стоял горшок с алоэ. На кухне всё было как обычно, только почему-то в миг всё изменилось…

Из динамика радио лилась песня Губина «Милая моя», как-будто мне в насмешку. Я не выдержала, вскочила со стула и резко выдернула вилку из розетки.

— Верочка, — продолжала женщина, — Игорь сам не может решиться уйти от вас. Понимаете, он жалеет вас. Поэтому я хочу, чтобы вы сами оставили Игоря в покое.

Внутри меня что-то вспыхнуло.

— А если не оставлю? — сжала я руки в кулаки.

С её лица слетела вся напускная вежливость и интеллигентность. Черты обрели хищное волчье выражение. Она встала и металлическим голосом произнесла:

— Тогда, дорогуша, пойдешь на панель. Вот уже весь последний год я содержу вашу семейку. Сразу, как Игорь потерял работу. Я могу себе это позволить, имея несколько точек на рынке. В отличие от тебя, которая ни дня не работала, и даже не имеет представления, что это такое, я пахала с шестнадцати лет. Пришлось. Знаешь ли, не всем повезло родиться в нормальной семье. Последние пять лет мотаюсь в Польшу за вещами. Потом их сбываю на рынке. Сначала сама торговала, сейчас за меня работают. Безработных людей полно. Ко мне очередь, чтобы у меня торговать! — женщина усмехнулась и снова прошлась брезгливым взглядом по кухне. — Игорь уже привык не работать. Но и к хорошей жизни он тоже привык. А я просто так содержать тебя и твоих отпрысков больше не собираюсь. Но если ты сама уйдешь от мужа, тогда я так и быть буду платить тебе алименты. Можешь и дальше не бездельничать. Но жить Игорь будет со мной. Так что? Мы с тобой договорились?

— Убирайся, — прорычала я, впиваясь короткими ногтями в ладони.

— Значит не договорились. — Оксана внимательно на меня посмотрела, достала из сумки блокнот с ручкой, что-то черканула и оставила на столе. Затем женщина направилась к выходу. И перед тем как выйти, добавила.

— Если не веришь, можешь сама убедиться. Адрес я оставила тебе на столе. Сегодня днем мы будем гулять во дворе. Приходи. Увидишь всё своими глазами. Ты подумай, Вера. Вы ведь давно уже с Игорьком не спите. Зачем он тебе? Со мной ему будет лучше.

— Вон! — закричала я, закрывая ладонями уши не в состоянии больше выслушивать этот кошмар. Входная со скрипом захлопнулась, а я так и продолжала стоять и глотать правду со вкусом редьки.

Из крана продолжала капать вода, прокладка давно прохудилась. Игорь обещал её заменить, но руки его как обычно не доходили. Из форточки доносился звук хлопушки по ковру и одиночный лай соседской собаки. Жизнь продолжалась и только моя только что за какие-то полчаса прекратила свой бег.

На столе сиротливо стояли кружки теперь уже с холодным чаем. Я взяла их и вылила в раковину. Чашки оставила там же. Разлился сладкий аромат малины, который теперь почему-то казался приторным и неприятным.

Залезла в крайний шкаф и достала бутылку пшеничной, которую всегда берегла для сантехников. Плеснула в граненый стакан и махнула. Через треть бутылки я оставалась трезва, как стеклышко. Спрятала водку на привычное место.

Время близилось к полудню. Я вскочила, накинула старенький плащ песочного цвета, схватила с тумбочки ключи и побежала. Клочок бумаги был сжат в кулаке. Села в автобус и поехала в другой конец города в новый район, где пахло бандитами, барыгами и дорогой жизнью.

Оксана не обманула. Спрятавшись за деревом, я видела своими глазами, как мило, держась за ручки, они сидели на лавочке с коляской. Игорь выглядел по-другому. Из дома он выходил в старых брюках и заношенном джемпере с орлом на животе. Здесь муж был похож на представителя бандитской элиты. Даже малиновый пиджак при нем. Я простояла полчаса, пока пара не скрылась за дверью в подъезде. Я согнулась у ближайшего куста. Меня выворачивало.

Домой я приехала в полубредовом состоянии. Достала дорожную сумку и покидала только важные вещи. Мальчишки вернулись со школы весёлые, голодные и громко тараторили, что-то обсуждая. Увидев меня, примолкли. Только старший спросил, не заболела ли я. На что я отрицательно помотала головой. Пожарила сыновьям яичницу, попросила собрать основные вещи и убежала в школу забирать документы.

А сейчас я сижу в плацкартном вагоне и смотрю через окно вдаль, провожая свою прошлую разбитую жизнь. Рядом сидят мальчишки и едят Ролтон, закусывая бутербродами с ливерной колбасой. В руках держу стакан с крепким чаем в металлическом подстаканнике и макаю в него сушки. У меня в глазах стоят слезы и страх. Страх за будущее нашей теперь уже маленькой неполной семьи. Правильно ли я поступила, что сбежала? Как я смогу без Игоря поднять своих пацанов? Куда мне устроиться на работу, не имея никакого опыта? Вместе с отмокшими сушками я глотала свои страхи и вопросы без ответа…

2.

Отчий дом встречает меня ароматом маминых пирожков с капустой и запахом воска для церковных свечей. Значит папа прячется в комнате. Я стаскиваю обувь пятками и кидаю сумку с рюкзаками в зале. Мальчишки усаживаются на диван с полосатым покрывалом, включают телевизор, а я бегу прямиком на кухню. Облокачиваюсь об дверной косяк и улыбаюсь.

За обеденным столом стоит мама в своём любимом стареньком фартуке и повязанной платком головой. Она со всем усердием смазывает маслом загорелый пирог. Такая родная. Немного худее, чем я её помню. На лице прибавилось морщин, в волосах седых волос. Но все-равно это мой самый родной человек, которого я не видела целых одиннадцать лет…

Пробегаю взглядом по кухне. Ничего не изменилось. Те же короткие занавески, на подоконнике рядом с фиалками соседствует банка с чайным грибом. Тоже одно время выращивала и пила. Но результата особо не почувствовала и забросила это дело. Холодильник всё так же шумно тарахтит. Днепр. Перевожу взгляд на маму и не выдерживаю.

— Мам! — кричу я радостно и подбегаю обниматься. Мама охает.

— Дочка! Как же? — плачет женщина, крепко стискивая меня в своих уютных объятиях.

— Ты в последнем письме и не писала, что собираетесь приехать. Сюрприз-то какой!

— Да, мам, для меня это тоже сюрприз.

— А где же внуки? Хочу на них вживую посмотреть. На фотографиях они такие взрослые.

— Саша! Павлик! — кричу я. — Идите сюда!

Мальчишки прибегают и настороженно обнимаются со своей бабушкой. Конечно, они же её совершенно не знают. Лишь через письма и междугородние звонки. Навестить всё как-то денег не хватало. Стыдно конечно. Теперь вижу и понимаю, как я могла оставить родителей без своей любви, без любви внуков? Всё правильно, что вернулась.