Всем сделалось неловко изъясняться на манер XIX века, что было обязательно, потому господа и Елена Кардова молча раскланялись. Три офицера, минуя приветственную часть, прошли наконец далее. Взяв у пробегавшего официанта по бокалу, они встали чуть отстраненно и начали осматриваться.

Имеем время, чтобы представить их. Это три закадычных друга: Василе́вский, Бе́ликов и Не́мов. Все они служат в Федеральной службе безопасности, в званиях и должностях, которых я не стану называть, а для простоты буду величать их обобщенно «офицерами».

Первый – Андрей Максимович Василе́вский, высокий худощавый мужчина с тоненькими, едва заметными усиками на лице и длинными, зачесанными к верху волосами. Что выделяло его из троих? Медаль президентской канцелярии (администрации) за отличие в службе, кричащая о его кадровой ценности.

Василевский, впрочем, как и два друга, по большей части занимался кабинетной работой, а не вел войска и не учреждал тайных операций, как это делают те, кого прежде других принято называть офицерами.

Второй – Василий Робертович Бе́ликов, хорошо сложенный мужчина средней наружности, гладковыбритый, державшийся всегда высокомерно, так как по положению и званию почитал себя полноправным дворянином. И это, пожалуй, справедливо, ведь в наше время новое дворянство даруется погонами ФСБ или порядочным чином.

По мнению одних, он был ценный человек для государства российского. По мнению других – неприятнейший тип. Я лишь пересказываю вам их, дабы вы могли, по крайней мере, составить собственное. А пока добавим, что персона он светская и часто всюду приглашаемая.

Третий из них – Владислав Архипович Не́мов – имел густые усы и несколько грубое лицо, впрочем, как большинство русских мужчин. Широкоплечий, даже военный мундир не мог скрыть его недюжинных сил. Приятный, правда, не высокий по чину, но исполнительный и честный. Плохого про него никто не слыхал.

Эти трое еще со школьной скамьи были друзьями и поровну делили все радости и горести лицейского быта. Все обучались как один и после отправились в командное училище, опять же в единое. Там их успехи были вновь схожи, но после в службе у Василевского вдруг сделался высокий чин. Беликов стал поменьше званием, но свободнее в обращении с начальством. И все ж высок в сравнении с Немовым, который считался рабочей лошадкой. По счастью, звания их засекречены, и недавно они лично были приглашены Кардовым, что говорит об их принадлежности.

Немов, осматриваясь, наконец произнес низким голосом:

– Это не поместье, а целая крепость!

Беликов, ухмыльнувшись и похлопав друга по плечу, отвечал:

– Со своим жалованьем нам такое не снилось…

Василевский, бегая глазами, произнес тихо:

– Что за дамы! Жаль, замужние, с ними много хлопот. Уж я бы…

– Куда тебе! – изъявил Беликов.

Все трое, выпив по глотку шампанского, принялись за разговор.

Убедившись, что никто не подслушивает, Беликов продолжил:

– Вот хороша эта Елена. Двадцать лет, а такой домище. Столько бабла! Кардов скоро в министры прыгнет, ручаюсь. А она в платье, грудь наружу, бедра… да так на всех смотрит. Есть что-то в этом взгляде.

– Хороша она, это конечно. Да замужем за тем, кого бы лучше уважать… – прервал Немов.

– А я уважаю, пока он слышит, – сказал Беликов, и все незаметно улыбнулись.

После Василевский принял вид весьма серьезный:

– Ты что ни говори, а Кардов как железный. Всех держит по внутрянке! Сам Владимир Владимирович, по слухам, к нему благоволит…

– Не для того ли такой дворец отгрохал, чтоб государь в гости заезжал? – рассуждал Немов все о том же.

Беликов скривился, но не от толков про дворец, а от недоверчивой осторожности Василевского, который говорил так, будто их и сейчас прослушивают. Уставший с некоторых пор от недомолвок, он только вопросил:

– При чем тут дом, ты знаешь, сколько у него таких?

И тут уж Андрей Василевский не выдержал и возразил искренне следующее:

– Все врут! Да и вообще ты бы потише с такими шутками.

– Согласен, – поддержал Немов, – вот бы была нелепость, если бы Кардов слышал…

Беликов потрепал свои золотые эполеты на мундире.

– Не каркай, обычно это мы их ведомство слушаем, а не наоборот.

– В каком таком смысле? – оскалился Василевский.

– Во всех, – холодно ответил Беликов. – А все же мы угодили хозяйке Елене своими костюмами. И это многое обещает, – Гости все прибывали, заполняя огромный зал, который от блеска платьев и украшений, казалось, превратился в большую кружевную снежинку.

Вокруг ходили новые люди. Дамы в нарядах откровенных и не подходивших историчности реконструкции привлекли внимание офицеров, от них не ускользнул недовольный взгляд Елены, обращенный к этим самым дамам. Так долго она готовила этот вечер. Так долго согласовывала платья. Юная жена уже входила в роль властной и требовательной хозяйки.

Василевский также потрепал свои эполеты.

– Чего мы стоим? Выбрались в общество, так пойдемте шалить! – сказал он.

– И впрямь, – поддержал Беликов.

Трио направилось к даме и мужчине, стоявшим напротив и окруженным большим количеством народа.

– Здравия желаю, господа, – игриво заговорил полненький престарелый мужчина небольшого роста с густыми глазками и волосами, укрывающими лысый затылок. Нос у него был смешной картошкой. Щеки дряблые от сытой лени. Но он обладал невероятно достоверным костюмом эпохи, что отличало его от окружавших. А помимо того, на груди его размещалась блистательная батарея медалей и лент.

– Добрый вечер, мальчики, ах, что за чудо у вас мундиры… – прибавила жена его, стоящая рядом. Она не слишком отличалась от мужа, за исключением зачесанных редеющих волос. И если бы на ней был мундир супруга, а на нем ее синее бальное платье, их с легкостью можно было бы спутать.

– Чрезвычайно рад, – Василевский уже хотел подать руку, но Беликов оттолкнул его в сторону и с приветственной улыбочкой сделал рукопожатие со словами: «Как приятно, Леон Соломонович, счастлив вашей компании». Затем подошел и господин Василевский, ну а потом, как по схеме, пожаловал Немов, неловко стоявший поблизости.

Этот полный дяденька вызывал не меньше интереса у присутствующих, чем хозяева. Все ежесекундно подходили с ним лобызаться. Простите за такое неудачное слово.

Чем же вызвано такое внимание? Ну разумеется, службой, ведь он советник президента. Зовут его Леон, он Соломона сын, откуда отчество, а фамилия Комки́н. Много государственных тайн слышали его маленькие ушки, оттого так высоко ценились везде, где бы ни появлялись.

– Как ваша служба, Василевский? – вдруг спросил Леон Соломонович.

– Все хорошо, – растерянно произнес Андрей. Из троих почтенных друзей он единственный не понаслышке знал Комкина, потому как именно Леон Соломонович вручал Андрею Максимовичу ту самую медаль президентской администрации.

– Нам на службу грех жаловаться! – резво вступил Беликов. Василий Робертович очень любил вступать резко, иногда вовсе не являясь участником разговора или не подозревая о его теме.

– Нет ничего идеального, всегда есть что поправить, – возвышенно, будто играл Гамлета, возразил советник президента; да сладенько ухмыльнулся, радуясь чудному экспромту, навестившему ему голову.

Вокруг Леона Соломоновича собралась приличная толпа народу, поэтому его философское дарование не осталось незамеченным, вызвав поохивания и шушуканья, кои разлетелись от середины сферы, где стояли три офицера и Комкин с женой, до самых ее краев.

И что за люди всегда обретаются у краев таких сборищ. Ничего не слышно, а ждут! Может быть, это как раз тот самый первобытный инстинкт, который теперь уже принято называть социальной сплоченностью.

Здесь, однако, удобно проследить устный пересказ дел государственных. Наверняка какой-нибудь бизнесмен, стоявший с краю и не слышавший ни крохи (из-за прелестной оркестровой музыки и побочных шумов), спросил у тех, кто поближе: «О чем идет беседа?». И обязательно как можно вежливей, чтобы не выглядеть болваном. Получив ответ: «кажется Леон Соломонович сказал: нет, ничего нельзя поправить! Видимо, обругивал этих троих» – Бизнесмен поблагодарит и остроумно заметит: эдакие дикари, уже и на праздниках увольняют да подсиживают друг друга в своих ведомствах. Бедные офицеры!