Сухой смешок, заставивший Кингсли недоверчиво вытаращить глаза, оборвался резко и быстро. Всё ценное в Хогвартсе, да? Осталось ли там вообще что-нибудь из его вещей, учитывая, как весь прошлый год к Северусу относились коллеги?
Воспользовавшись его молчанием, Кингсли улизнул, наверное, сильно обрадовавшись отсутствию претензий за тот погибший сарай в Коукворте. Смешно. Северус давно уже не считал родительский дом «домом» в том самом смысле слова. Плохих воспоминаний с ним было связано куда больше, чем относительно хороших, так что об этой потере Северус особо не сожалел. Разве что теперь у него не осталось хоть какого-то, пускай и разваливающегося от времени угла. В Хогвартс путь заказан, дорогие коллеги его не примут — уже не приняли, недаром Кингсли проигнорировал вопрос насчёт них. Вот это уже было похоже на истинное отношение людей к Северусу Снейпу, стыдливо прикрываемое подарками, почестями и прочей мишурой, призванной пустить пыль в глаза. Это и сожжённый дом. Именно такого предатель Снейп и заслуживал, а не государственной награды.
Вспомнив про орден, Северус посмотрел на тумбочку. Лежавший на ней футляр в следующую секунду вылетел в открытое окно, а Северус, обессилев, распластался на кровати. Беспалочковая Левиоса подействовала на него сокрушительнее Круцио.
========== Часть 2 ==========
Свою угрозу «не отстать» Шеклболт принялся воплощать в жизнь прямо со следующего дня. Лично он в Мунго больше не появлялся, зато стал десятками присылать официальные письма, которые Северус уничтожал с особым удовольствием, не читая. Он ведь Герой войны, так? Обладатель Ордена Мерлина, имел право на некоторые вольности. Нет, однозначно, никакого Хогвартса. Никогда больше! Северус сыт по горло неуправляемыми подростками, которые не желали учиться. Продолжать добровольно наблюдать, как плюют на его любимую науку, будучи свободным ото всех обязательств, — на такое решился бы только безумец. Или гриффиндорец, что на самом деле одно и то же.
Поттер с присущим ему идиотизмом доказывал всем, насколько Северус Снейп благородный человек, но он себя к таковым не относил. Нужно Кингсли — пусть сам занимается школой и реформами. У Альбуса вот совместить не получилось, но вдруг новому Министру это окажется по плечу?
Восстановление, к его глубокому расстройству, шло действительно медленно. Голос так и остался с хрипотцой, но, слава Мерлину, дыхательные пути местная бурда, по недоразумению называвшаяся лекарственными зельями, залечить сумела. С магией дела обстояли хуже. Магическое ядро серьёзно пострадало от собственного же стихийного выброса, который погрузил Северуса в кому после нападения Нагини и позволил ему выжить, дождавшись возвращения в Визжащую хижину Поттера после битвы. Со временем волшебная сила должна была восстановиться в полной мере, но пока Северус чувствовал себя почти что сквибом, а ещё — ужасно беззащитным. Бывало, он несколько раз за ночь просыпался, машинально проверял волшебную палочку под подушкой и холодел, не обнаруживая её. За столько лет жизни, когда в любую минуту его могли вызвать или пришлось бы сражаться, привычка быть готовым к опасности буквально вросла Северусу в подсознание. Сметвик, наблюдательный мерзавец, именовал его состояние загадочным термином «посттравматическое стрессовое расстройство». Название Северуса мало волновало, зато когда эта дрянь пройдёт — да, он хотел бы знать. Спокойствие и одиночество больничной палаты не умиротворяли, а наоборот, только больше нервировали. Приходилось постоянно осаживать собственные мысли, напоминать, что Волдеморт мёртв, а Пожиратели погибли, арестованы либо — наиболее везучие — сбежали. Северус никак не мог привыкнуть, что война закончилась и настала новая жизнь. Никакие газеты или слова окружавших его магов не были сколько-то убедительны, а чувство неправильности всего происходящего подпитывалось от всего подряд. Взять, например, подарки: оказывается, впечатлившиеся маги не погнушались облагодетельствовать его чем попало, — Северус без колебаний передал их Мунго. Или время, которого теперь было настолько много, что можно часами заниматься расчётами для экспериментальных зелий, которые давно хотелось сварить. Он отказывал самому себе в этой, ну да, блажи. Или вот ещё, статьи-отчёты о восстановлении Хогвартса. Единственные, которые он пролистывал, не читая, потому что физически больно было видеть на колдографиях полуразрушенный замок. Северус думал, что после всего пережитого от его души ничего не осталось. Даже Альбус, уж на что был мудр, и то верил, что нет в Северусе ничего человеческого, потому и велел взвалить на себя ношу Драко. Старик, когда они коротко увиделись на перепутье между жизнью и смертью (любопытно, у кого из них больная фантазия изобразила это место в виде железнодорожного вокзала?), слёзно просил прощения: и за тот приказ, и за то, что долгое время считал если не чудовищем, то не заслуживавшим сочувствия. Конечно, Северус его простил и не стал говорить, что Альбус всё-таки был прав. Северус Снейп умер и сердцем, и душой в последний день октября восемьдесят первого, а после семнадцать лет просто существовал, отбывая повинность, искупая свою вину. И вот поди ты, имелось в нём что-то, что заставляло слёзы наворачиваться на глаза при виде уничтоженного проклятой войной Хогвартса. Хотя, может, это лишь отголосок связи директора с магической школой — идиот Кингсли всё надеялся переупрямить его и пока не представлял замку нового руководителя.
В одно утро Северуса разбудило острое чувство опасности. Он машинально выдернул палочку из-под подушки, рывком сел и сфокусировал взгляд. На стуле для посетителей, который Сметвик упрямо отказывался убрать из палаты, встрепенулась какая-то лохматая фигура.
— Поттер, — бессильно прорычал Северус, только сейчас поняв, что палочки в руке не было.
Морготов Поттер! Просочился всё-таки. Сколько он сидел тут и наблюдал? Северус не для того столько лет выстраивал вокруг глухую стену, защищал и мысли, и чувства, чтобы этот наглый и беспринципный, как и папаша, хам растоптал его гордость!
— Сэр? — неуверенно протянул тот, и внезапно вся ярость Северуса ушла. Ему стало смешно, чуть ли не до икоты. Значит, нужно было умереть, чтобы добиться от Поттера банального соблюдения субординации. — Вы как?
Мальчишка поднялся со стула и выпрямился в полный рост. Северус хотел было высказаться о не умеющем себя вести, ничего не слышавшем о понятиях «личное пространство» и «стыд» избалованном подростке, но перед ним стоял не подросток, а молодой мужчина, во всех чертах которого отпечаталась война. Поттера Северус не видел год: когда подбрасывал мальчишке меч Гриффиндора и когда сам умирал в Визжащей хижине, было как-то не до разглядываний. Тот несильно изменился в плане роста или фигуры, но возмужал заметно. Колдографии в «Пророке совсем не отражали произошедшие изменения. Ничего общего не осталось ни с испуганным первокурсником, впервые переступившим порог Большого зала, ни с тем самоуверенным и отчаявшимся юнцом, который пытался отомстить за убийство Альбуса Дамблдора. И глаза Поттера больше не напоминали о Лили: во взгляде подруги не отражалось столько смертей, а мальчишка немало их повидал. Может, больше, чем сам Северус. Ругать такого Поттера не то что не было сил — морального права. Но Северус всё равно процедил сквозь сжатые зубы:
— Вашими стараниями, мистер Поттер, я…
Когда тот сорвался с места, в мыслях промелькнуло — вот и всё. Он безоружен, а у Поттера достаточно причин желать ему смерти. Наверное, это и правильно, Северус вообще не должен был выжить в войне, но почему-то на краткий миг стало горько. Умирать не хотелось. А Поттер в очередной раз удивил его, потому что вместо удара или Авады обнял Северуса так, что у него, кажется, заскрипели рёбра.
— Я так рад, что вы живы, профессор.
— Поттер, вы… руки уберите сейчас же! — зашипел Северус. Его и без того неуравновешенный мир окончательно рухнул после этих неожиданных объятий. — Отпустите меня!
Поттер. Рад видеть его. Искренне рад. Говорить журналистам и Визенгамоту парень мог что угодно: среди тех не имелось опытного менталиста, чтобы определить ложь, — но сейчас мальчишка не врал. Его чувства всегда оглушали Северуса своей яркостью и силой, а в этот момент восторг, облегчение и действительно радость Поттера и вовсе были слишком… подавляющи. Настолько сильны, что Северус не смог бы принять их, даже если бы захотел. Это было ещё более неправильно, чем всё то, что случилось с момента спасения и до сегодняшнего дня. Ненависть и презрение — вот что должен испытывать к нему Поттер.
