Основной интерес, естественно, представляли урановые рудники. Земля давно истощила свои собственные запасы, а альтернативу ядерной энергетике на планете так и не придумали. Зато сама отрасль за последний век сделала качественный скачок в развитии, чем подстегнула практически все наукоёмкие производства. Бурными темпами развивались информационные технологии, физика, химия, медицина, биоинженерия, ракетостроение, космонавтика. Полёты внутри Солнечной системы стали обыденностью, а в последние пятьдесят лет человек замахнулся и на новые звёздные системы. «Марк-10», собственно, и был одним из первых рудовозов, забравшихся в своих изысканиях так далеко. По мнению учёных-атомщиков и экономистов, оно того стоило.

Практически все крупные города на планете использовали энергию небольших, компактных ядерных реакторов – спасибо военной промышленности и гонке вооружений двадцатого и двадцать первого веков. Реакторы становились меньше, а их производство и обслуживание проще. К концу двадцать первого века основу атомной энергетики планеты составляли миниатюрные реакторы восьмого поколения, производившиеся по принципу модульной сборки. Это унифицировало производственные процессы и упростило сборку готовых атомных электростанций на местах. Энергия атома стала наиболее чистой и, что более важно, самой дешёвой на планете. Компактные монореакторные электростанции использовались везде, начиная от удалённых городков за полярным кругом и заканчивая космическими аппаратами межзвёздного класса. Атомная промышленность постепенно вытеснила углеводородную, во многом она превосходила все отрасли возобновляемой энергетики вместе взятые.

Естественно, при таком бурном развитии атомной промышленности остро встал вопрос дефицита топлива для реакторов. Все современные реакторы, как правило, отличались друг от друга лишь используемыми теплоносителями, которыми могли быть вода, гелий, жидкий металл или расплавленная соль. В качестве топлива человечество по-прежнему использовало старый добрый уран, коего на земле после бурного роста атомной энергетики оставалось всё меньше. Как оказалось, на бескрайних космических просторах его было предостаточно. Модульные космические корабли-бурильщики вроде «Марка-10» сотнями устремились в бездну космоса в поисках этого ценного ресурса, да и не только его. Они производили разведку и буровые работы практически на всех планетах Солнечной системы и их спутниках. Если та или иная экспедиция натыкалась на богатые залежи урановой руды, на этом месте относительно быстро возводили компактные модульные заводы по её добыче. Благодаря современным технологиям обогащение урана производилось на месте – так было безопаснее, проще и дешевле. На Землю же доставлялось уже готовое к использованию топливо.

Медик Валерия Мирская тоже не скучала, весь полёт она проводила в научных изысканиях. Чем конкретно она занималась, никто не знал, и, если откровенно, никто особо и не интересовался. Не лезет со своими дозиметрами, ну и ладно. Инженер-электрик Денис Корнеев постоянно пропадал в недрах грузового отсека. На борту, напичканном дорогими высокотехнологичными игрушками, всегда было чем заняться и что чинить. Человеком он был нелюдимым, обществу людей предпочитал компьютеры и механизмы.

Легче всего перелёт давался обоим операторам буровых установок, Медведеву и Балычеву. Ребята недолюбливали друг друга, но, вопреки логике, часто проводили время вместе. Их всегда можно было застать на камбузе за игрой в покер или за партией в шахматы. Видимо, их неприязнь складывалась не только из разницы в мировоззрении, но и из банального соперничества. Они во всём были друг другу антиподами, а противоположности, как известно, часто притягиваются.

Тяжелее всего перелёт давался геологу Кириллу Васильеву. Маленький полноватый мужчина с зарождающимся на голове озерцом лысины отчаянно боролся со скукой, не находя себе занятия по душе. Его работа на рудовозе, по сути, заканчивалась ровно в тот момент, когда нужный объект в космосе был изучен и выпотрошен. С того момента, как рудовоз лег на новый курс, бедный геолог слонялся по кораблю без дела и нередко докучал остальным членам экипажа своим нытьём. Не помогали ни книги, ни фильмы, ни музыка. Ему пару раз даже намекали на возможность забраться в криокапсулу, но он, как и большая часть экипажа, плохо переносил дегибернацию, а потому от такого разрешения своих мытарств категорически отказывался. В конце концов Валерии удалось подобрать геологу хорошую седативную терапию, и тот проспал большую часть пути естественным образом.

Так незаметно прошли восемь месяцев полёта. Все это время «Марк-10» притормаживал и к заданной точке выходил уже на скорости, вполне соответствующей должным скоростям маневрирования в Солнечной системе. В один из стандартных дней безделья капитан собрал экипаж на мостике и сообщил, что сегодня в час дня по стандартному земному времени будет произведена процедура финишного оттормаживания. Этот процесс был самым неприятным в космических полётах, если не считать гибернации. Во время него, согласно технике безопасности, отключалась искусственная гравитация и задействовались маневровые двигатели малой тяги. Вестибулярный аппарат неподготовленного космонавта мог при этом выдать пару-тройку сюрпризов.

Капитан Сопкин уже заканчивал инструктаж, когда его отвлёк старпом:

– Товарищ капитан, у нас новое сообщение с Земли.

– Сейчас, погоди, – отмахнулся Сопкин, но Вершинин стоял на своём.

– Думаю, вам лучше сразу взглянуть на эти данные.

Сопкин картинно закатил глаза и развернулся к старпому, жестом позволяя экипажу разойтись по каютам.

– Ну, что там у тебя?

– Вот, – протягивая капитану планшет, старпом бросил на остальных членов экипажа озабоченный взгляд. Это заметили оператор Медведев и физик Ильин. Заинтригованные, они задержались на мостике. Остальные ушли.

Капитан смотрел в планшет и хмурился всё сильнее.

– Что не так? – спросил физик, улавливая настроение капитана. Сопкин рассеянно взглянул на мужчин, застывших между отсеками, и как-то неуверенно скомандовал:

– Займите свои каюты, господа. Мы приступаем к торможению. После я вас соберу для экстренного совещания. И да, Владимир Иванович, перед торможением я попросил бы вас ещё раз проверить груз. Думаю, минут тридцать у вас есть.

Физик пристально посмотрел на капитана, затем на старпома, но больше ни о чём спрашивать не стал.

– Пойдём, Виктор. Поможешь мне, – сказал он Медведеву и увлёк оператора за собой.

– И что это должно означать? – набросился на старпома капитан, когда мостик опустел.

– А мне почём знать? – изумился такому напору Вершинин. – Я сам только распаковал эту передачу.

– А ошибки тут не может быть?

– Они не прислали бы нам эти данные, если бы были уверены в ошибке.

– Да, ты прав, – капитан выглядел озабоченным. Его глаза бегали по интерьеру мостика, то и дело возвращаясь к информации на планшете, которую только что получил «Марк-10».

– Ладно, – наконец принял решение Сопкин, – давайте готовиться к торможению, а после обсудим всё с командой. Может, у кого-нибудь из этих оболтусов и появятся здравые мысли на этот счёт.

Манёвр прошел без сучка, без задоринки. Все системы отработали как надо. Уже через десять минут после торможения возобновилось вращение жилых модулей, и все члены экипажа вновь почувствовали на себе тяжесть гравитации. Тут же ожил селектор.

«Всем членам экипажа собраться на мостике через пять минут», – возвестил из него сухой голос старпома.

Долго ходить вокруг да около капитан не стал.

– У нас новые вводные, – сообщил он собравшимся. – С Земли передали, что в предполагаемом месте поломки исследовательского судна «Осирис-3» не так давно была зафиксирована гравитационная аномалия.

– Чёрная дыра? – уточнил физик.

– Нет, – успокоил экипаж Сопкин, – аномалия слишком мала, чтобы говорить о чёрной дыре. Кроме того, она была зафиксирована лишь единожды. Искривления пространства-времени не пропадают сами по себе.