Вода лилась на дорожку и на стену дома.
Хабаров поднатужился, немного подвинул бочку так, чтобы ему не попадало на джинсы, присел и поковырял пальцем стену.
В воздухе коэффициент сопротивления СХ примерно 0,1, ну, может быть, 0,2. В воде – приблизительно! – в тысячу раз больше. Вязкость и кавитацию можно не учитывать. Потеря скорости огромная. Пуля наверняка застряла так, что её легко можно вытащить.
В нагрудном кармане у него была ручка, любимая, много раз испытанная. Хабаров раскрутил её, вынул металлический стерженёк и с его помощью аккуратно извлёк пулю. Осмотрел со всех сторон. Вспомнилась ему история, как лет двадцать назад, когда его только учили работать, он каждую пулю осматривал вот так, внимательно и серьёзно, а тогдашний его инструктор всё острил, что именных пуль, да ещё с портретами стрелявших на свете не бывает, чего её осматривать, пуля как пуля!..
Двадцать лет прошло, и вот она – пуля как пуля.
…Итак, никаких случайных людей в этом деле нет. Местные хулиганы и безобразники ни при чём. Хорошо хоть это прояснилось.
Плохо, что противник близко. Так близко, что не просто осведомлён о присутствии его, Хабарова, на месте преступления, но имеет возможность откуда-то за ним наблюдать.
Плохо, что могут пострадать гражданские – мальчишка, который всё ждёт Сапковского, девочка с тощим хвостом или одышливая Светлана Ивановна, кто угодно!..
Противника от библиотеки и от гражданских нужно уводить, а это значит, времени у него мало, почти совсем нет.
Хабаров затолкал пулю в карман, пристроил на место ручку и продолжил обход библиотеки.
Женщина сидела напротив очень прямо и вместе с тем свободно. На стуле возле фанерной двери стоял её чемодан – громадный, как гиппопотам, – а сверху лежало пальто.
– Я понял, понял, – говорил главврач в телефонную трубку, поглядывая на женщину. – В следующем квартале, ясно, да. Ничего хорошего, мы в этом ждали!.. Который раз заявку подаём, а вы всё нас завтраками кормите! Конечно, у нас тут не четвёртое управление, но вы поймите, люди ведь не только в Москве живут! И болеют! И всем лечиться надо, и оборудование нужно, а мы как в Средние века, всё на глаз диагнозы ставим!
Женщина смотрела в окно.
Нельзя сказать, что она была красива, но главврач почему-то никак не мог оторвать от неё глаз. Очень худая, смуглая, с резкими чертами восточного лица. И одета странно – главврач ещё раз стрельнул глазами, воровато. Белая рубаха с широкими рукавами, узкие чёрные брюки, остроносые лакированные ботинки и жилетка, расшитая бисером и золотыми и зелёными нитками. На голове на волосах, таких густых, что они казались париком, крохотная плоская бархатная шапочка.
За всё время, что главный врач выяснял отношения с облздравом, она не пошевелилась и не перевела взгляд.
Он положил трубку, потёр вспотевшие ладони и сказал почему-то с просительной – как будто в продолжение разговора – интонацией:
– И что делать? Новый аппарат УЗИ нам ещё в прошлом году был положен, и всё квоты, всё лимиты! А у меня же люди! Я сто раз говорил, и на совещании у губернатора даже, а дело ни с места. Волокита!..
Женщина посмотрела на него. У неё были тёмные глаза, то ли сильно подведённые, то ли так казалось от черноты ресниц.
– Добивайтесь своего, – сказала она. – Настаивайте. Под лежачий камень вода не течёт. Это русская пословица.
Она говорила правильно, без малейшего акцента, и голос был грудной, низкий, заслушаешься.
– Джахан Азатовна, – начал главврач. – Мне всё понятно, только я не до конца уверен, что могу вам обеспечить условия…
– Называйте меня Джахан, – перебила женщина. – Условий никаких не нужно. Просто проводите меня в морг. Я осмотрю тело. Сделаю заключение.
– Заключение, заключение, – повторил главврач. В кармане халата у него зазвонил мобильный телефон, он вытащил его, посмотрел и досадливо нажал кнопку. Аппарат смолк. – Да ведь есть заключение!.. Я полиции предоставил всё как полагается в… таких случаях. Вы бы у них копию запросили.
Джахан откинула крышку портфеля, который был аккуратно прислонён к ножке её стула, достала бумаги, сколотые диковинной фигурной скрепкой, и через стол протянула главврачу.
– Вот копия. Я её изучила. Дальше запрос из МВД о повторном заключении. Затем копия обращения на нашу кафедру. Затем моё предписание. Читайте.
Главврач вздохнул раз и ещё раз.
Джахан Азатовна Бахтаева, доктор медицинских наук, направлялась в районную больницу номер такой-то города Тамбова для дачи повторного заключения о смерти такого-то. Подписано большой шишкой из МВД и ещё одной из института судебной медицины. Главврач изучил витиеватую шишкину подпись. Сам он подписывался кое-как, накорябал фамилию, и готово дело!..
– А зачем это нужно-то? – маясь, спросил главврач. – Не знаете? Мы… напортачили, что ли? Смерть там… не криминальная, сто процентов! Сердце остановилось.
Джахан наконец-то сообразила, чего он боится. Он боится, что она выдаст какое-нибудь заковыристое заключение, а вовсе «не смерть в результате сердечной недостаточности», и ему попадёт. Видимо, вскрытие делалось наспех человеком, не слишком компетентным, и главврач об этом знает.
Ну, развеять его страхи легко.
Она пожала прямыми узкими плечами.
– Чистая формальность. Этот ваш директор библиотеки когда-то дружил с нашим заведующим кафедрой. Когда тот узнал о его смерти, попросил меня уточнить причину. Они ровесники. Вы знаете, как мужчины в пятьдесят лет мнительны.
Главврачу до пятидесяти ещё нужно было дожить, но что-то такое он слышал про опасный возраст, что ли.
– Именно в этом возрасте повышается угроза сердечно-сосудистых заболеваний.
Главврач приободрился.
– Моя задача – подтвердить ваше заключение. А не опровергнуть, – произнесла Джахан.
Главврач улыбнулся:
– Может, чайку? Или кофе? У нас, правда, растворимый только.
Джахан не хотела ни чаю, ни растворимого кофе. Ей нужно было приступить в работе и закончить её как можно быстрее. Но главврач нервничал, всё потирал потные ладони, всё стрелял в неё глазами, и она сказала – кофе.
Он радостно выбрался из-за стола, набулькал в чайник воды из канистры и полез в шкаф за чашками. От её пальто, оказавшегося у него под носом, пахло странными и тревожными духами.
– Я сделаю заключение, – отхлебнув сладкой коричневой жидкости, сказала Джахан, – и родственники заберут тело в Москву.
– Да это уж как полиция разрешит, не разрешит, шут их знает.
– Уверена, что разрешит. Смерть не криминальная.
– Вот бы хорошо. Вы не поверите, каждый день проблемы! Ну просто каждый день! Такая работа собачья! Я думал, когда до главврача дослужусь, будут мне почёт и уважение, а всё наоборот! Месяц назад в детском саду восемнадцатом была какая-то вспышка диареи. Ничего особенного, без температуры, но ведь прецедент! И мамаши к нам в приёмное повалили, и главный санитарный врач названивает – прикрой меня, а как я его прикрою, если все обращения фиксируются?!
– Проблема, – констатировала Джахан.
– Ну, вот именно! Нужно было в науку идти, а не в практическую медицину! Вы ведь наукой занимаетесь… Джахан?
– По-разному. Не только наукой.
Она поставила почти полную кружку на стол и поднялась. Время уходит, время!..
– Проводите меня. – Она как будто приказала, и главврач поспешно вскочил. – Мне бы хотелось начать сегодня.
Он взялся было за её гиппопотамский чемодан, но она не дала, так и несла его сама, как будто чемодан ничего не весит, а весил он – будь здоров, главврач знал это точно.
В морге, в крохотной выстуженной комнатке слева от холодильника, оставшись одна, она первым делом установила на лабораторном столе чемодан.
Тело, прикрытое чем-то вроде клеёнки, лежало на столе у неё за спиной.
Она щёлкнула замками, открыла чемодан. Он как будто развалился на две части. Из одной части она достала спецкостюм и небольшой защитный щиток для лица – мало ли с чем придётся столкнуться, – какой-то прямоугольный ящичек, коробку с инструментами и бунзеновскую горелку для их стерилизации. Из другой части – реактивы, стёкла, несколько плоских чашек для образцов и разнообразные химические препараты.
