Я распаляюсь все больше, пока переодеваюсь, так что почти вибрирую от напряжения, когда сажусь на заднее сиденье «Кадиллак-Эскалейд» Данте.

– Где мы с ними встречаемся? – спрашиваю я.

– В «Якоре», – коротко бросает Данте. – На нейтральной территории.

Дорога до ресторана на Юджини-стрит занимает всего пару минут. Уже за полночь, так что свет в здании выключен, а кухня закрыта. Однако у входа нас ожидает Фергус Гриффин в компании двух громил. С его стороны было мудро не взять с собой тот кусок дерьма, что прилип к ноге моего брата.

А вот Кэллама что-то не видно. Похоже, папочка дал ему выходной.

Мы ждем во внедорожнике, пока не приедет papa. Затем выходим одновременно все вчетвером. Когда Данте соскальзывает с водительского сидения, по выпуклости под его курткой я понимаю, что оружие еще при нем. Хорошо. Уверена, что Неро тоже захватил пушку.

Пока мы идем к Фергусу Кэлламу, тот не сводит с меня глаз. Оглядывает с ног до головы, словно оценивает каждый пункт моей внешности и моего поведения по какой-то своей внутренней шкале. И, кажется, не слишком впечатлен.

Отлично, ведь для меня он такой же холодный, высокомерный и псевдоблагородный, как и его сын. Я не отвожу взгляда, упрямо глядя на него в ответ без намека на сожаление.

– А вот и юная поджигательница, – говорит Фергус.

Я могла бы сказать, что все вышло случайно, но это не совсем правда. И я не собираюсь извиняться перед этими мерзавцами.

Вместо этого я говорю:

– Где Кэллам? Он утонул?

– К счастью для тебя, нет, – отвечает Фергус.

Papa, Данте и Неро обступают меня. Они, конечно, чертовски злы, что я втянула нас в эту передрягу, но не потерпят, чтобы кто-то мне угрожал.

– Не говори с ней, – грубо отвечает ему Данте.

Papa добавляет чуть более тактично:

– Ты хотел встретиться. Пойдем внутрь и поговорим.

Фергус кивает. Его бравые ребята заходят первыми, чтобы убедиться, что в ресторане действительно никого нет. Это место принадлежит Эллису Фостеру, ресторатору и брокеру, имеющему связи как с ирландцами, так и с нами. Поэтому это нейтральная территория.

Как только мы заходим, Гриффин говорит моему отцу:

– Думаю, нам лучше побеседовать наедине.

Тот медленно кивает.

– Ждите здесь, – говорит он братьям.

Papa и Фергус исчезают в одном из частных залов, закрываясь от нас двойными стеклянными дверьми. Я вижу их очертания, когда они садятся за стол переговоров, но не могу разобрать выражения лиц. И не слышу ни слова из того, что они говорят.

Данте и Неро вытаскивают пару стульев из-за ближайшего столика, люди Фергуса поодаль делают то же самое. В ожидании мы сидим втроем и пялимся на головорезов Гриффина напротив.

Это занимает нас минут на десять. Но созерцать их уродские рожи довольно скучно. Ждать вообще скучно. Я бы лучше выпила шот-другой в баре или даже пошарилась по кухне в поисках перекуса.

Но стоит мне приподняться, как Данте, не глядя в мою сторону, говорит:

– Даже не думай.

– Я хочу есть, – отвечаю ему.

Неро достал нож и играет с ним. Он умеет выполнять всевозможные трюки. Лезвие такое острое, что брат запросто мог бы лишиться пальца, если бы ошибся. Но он ни разу не ошибался.

Со стороны может показаться, что Неро хочет припугнуть громил напротив, но это не так. Он просто постоянно так делает.

– Понять не могу, почему ты всегда самая голодная из нас, – говорит Неро, не отрывая взгляд от ножа.

– Неправда!

– Сколько раз ты сегодня ела? Только, чур, не врать.

– Четыре, – слегка кривлю я душой.

– Брехня, – фыркает брат.

– Я не так беспокоюсь о своей фигуре, как ты, – подкалываю я его.

Неро – самовлюбленный павлин. И не без причины – все мои братья красивы, но среднему досталась та настоящая мужская красота, от которой девочки текут моментально. Я не знаю ни одной девушки, которая бы не переспала с ним или хотя бы не пыталась этого сделать.

Странно, конечно, знать такое о собственном брате, но мы довольно открыты друг с другом. Так бывает, когда долго живешь вместе в одном доме, а рядом нет матери, которая объяснила бы, чем сестры отличаются от братьев.

Впрочем, меня это устраивает. Я вовсе не имею ничего против женских штучек – меня не напрягают девушки, которые хотят быть красивыми, или женственными, или сексуальными – да какими угодно. Я просто не хочу, чтобы со мной «обращались как с девушкой», что бы это ни значило. Я хочу, чтобы со мной обращались как с Аидой, в любом случае. Ни больше и не меньше.

Аидой, которая сходит с ума от скуки.

Аидой, которую уже клонит в сон.

Аидой, которая начинает искренне сожалеть, что побеспокоила Гриффинов, раз теперь она будет заперта здесь до скончания веков, пока papa и Фергус говорят, и говорят, и говорят…

И вот, наконец, спустя почти три часа, оба мужчины выходят и выглядят они мрачными и смирившимися.

– И? – спрашивает Данте.

– Мы договорились, – отвечает papa.

Звучит, словно судья выносит свой приговор. Мне не нравится ни его интонация, ни выражение его лица. Отец с горечью смотрит на меня.

Когда мы направляемся к выходу, он говорит Неро:

– Возьми мою машину. Я поеду домой с Аидой.

Брат кивает и садится в отцовский «Мерседес». Данте забирается на водительское сиденье своего внедорожника, а papa устраивается сзади со мной.

Мне определенно это не нравится.

Я поворачиваюсь к нему, не утруждаясь пристегнуть себя ремнем.

– Ну что? Что вы решили?

– Через две недели ты выйдешь замуж за Кэллама Гриффина, – говорит papa.

Это так нелепо, что я смеюсь – странный лающий звук быстро смолкает в тишине машины.

Papa наблюдает за мной, и морщины на его лице кажутся глубже, чем когда-либо. В тусклом свете салона его глаза кажутся совершенно черными.

– Ты шутишь?

– Я абсолютно серьезен. Это не обсуждается. Мы договорились.

– Я не собираюсь выходить замуж! Тем более за этого психопата.

Я смотрю в сторону водительского сидения в поисках поддержки от Данте. Он смотрит прямо на дорогу, крепко стиснув руль.

Отец кажется утомленным.

– Эта вражда продолжается слишком долго, – говорит он. – Это уголек, который продолжает тлеть, постоянно вспыхивая пламенем и сжигая дотла все, ради чего мы работали. Во время последнего такого возгорания ты потеряла двух своих дядей. Гриффины стали причиной того, что наша семья меньше, чем могла бы быть, – и наоборот. Слишком много людей погибало с обеих сторон из поколения в поколение. Пришло время это изменить. Пришло время обратить этот процесс. Мы встанем плечом к плечу и будем процветать вместе.

– Почему ради этого я должна выходить замуж? – кричу я. – Это ничего не изменит! Потому что я собираюсь убить этого ублюдка в ту же секунду, как увижу!

– Ты сделаешь, как я велю! – рявкает отец. Его терпение явно подходит к концу. Уже три часа ночи. Он устал и выглядит старым. Он действительно стар. Papa было сорок восемь, когда я родилась – теперь же ему почти семьдесят.

– Я избаловал тебя, – говорит он, останавливая на мне взгляд своих черных глаз. – Позволял жить в свое удовольствие. Ты никогда не сталкивалась с последствиями своих деяний. Теперь время пришло. Ты зажгла спичку, от которой начался этот пожар, тебе его и тушить. Не жестокостью, а своей жертвой. Ты выйдешь замуж за Кэллама Гриффина. Ты выносишь детей, которые станут следующим поколением нашего объединенного рода. Таков уговор. И ты его исполнишь.

Это какой-то гребаный кошмар.

Чтобы я вышла замуж?

Чтобы я выносила каких-то чертовых детей?

От человека, которого ненавижу больше всех на планете?

– Он искалечил Себастиана! – кричу я, в последней отчаянной попытке донести, насколько мне отвратителен этот человек.

– Это не только на его совести, но и на твоей, – холодно замечает отец.

Мне нечего на это ответить.

Потому что глубоко внутри я знаю, что это правда.