Поутру третьего дня, обгоняя караван, вдоль берега пронеслась белой метелицей, оглашая округу трубными криками, стая лебедей. Вслед ей ринулся холодный ветер: предвестник ненастья. По воде побежала кольчужная рябь. Отражения берегов покоробились, закачались. Река потемнела, нахмурилась. Мохнатые тучи, слившись в сплошной полог, беспрерывно сыпали холодную влагу на унылую пойму, рассеченную извивами русла. Временами дождь, словно очнувшись, начинал хлестать напропалую, ниспадая на землю колышущимися завесами.

Все промокли, задрогли. Тревожась за здоровье ребятни, Маркел распорядился причалить к берегу и разбить на взгорке лагерь. Спешно соорудили из жердей шалаши, покрыли их толстым слоем лапника и залегли в ожидании конца ненастья. Прошли сутки, а дождь все лил и лил.

Вода в реке прибывала. Берега раздвигались прямо на глазах. Ещё бы! Вечная мерзлота не давала возможности дождевой влаге уходить в землю, и она вся сразу скатывалась в реку. Поэтому в этих краях при любом дожде случаются паводки. Иной раз он столь силён, что превращается в неукротимую стихию с непредсказуемым норовом. Вырвавшиеся из берегов потоки в слепой ярости смывают всё на своём пути, громоздят на излучинах огромные завалы. Запертая ими река порой вынуждена пробивать новое русло прямо через вековую тайгу, оставляя старому, забитому стволами ложу удел тихой и мелководной протоки, зарастающей со временем.

Стан староверов располагался на высоком, вытянутом мысу. Его покрывали сплоченные ряды елей и лиственниц. Кроме них вдоль берега росли береза, рябина, шиповник. Казалось бы, здесь, на лесистом возвышении ничто не могло угрожать путникам. Каково же было их удивление, когда, проснувшись утром, обнаружили, что со всех сторон окружены водой: своевольная река за ночь промыла перешеек излучины и, укоротив свой путь к морю, заодно отрезала людей от коренного берега.

На третий день сквозь вороха туч ударили истомившиеся в заточении лучистые столбы. Участки, залитые живительным солнечным светом, загорелись празднично, весело.

Караван, не мешкая, покинул новорожденный остров. Мутная вода, грозно поблескивая, увлекла, понесла дощанки мимо вздрагивающих под напором воды подтопленных деревьев. Искусство кормчего теперь состояло лишь в том, чтобы не сойти с основного стрежня и не врезаться в какую-нибудь корягу или залом.

На исходе одиннадцатого дня полноводный поток вынес караван на широкую Реку. Собирая притоки, она и дальше продолжала раздаваться вширь. Местность изменилась. Горы расступились, смягчились их очертания. Появилась возможность поднять паруса. Хлебнув попутного ветра, они повлекли суденышки на север, мимо крупноствольных, кондовых лесов, чередующихся то разводьями унылых марей, покрытых пружинистыми мхами и кустиками низкорослой голубики, то взъерошенными перелесками чахлых берёзок и лиственниц.

Сколь жалки на вид эти корявые, сутулые упрямцы, вступившие в схватку с безжизненной заболоченной почвой: вершины засохли, стволики хилые. Растут, бедные, заваливаясь в разные стороны, с трудом держась корнями за мягкую моховую подушку. Но не будь этих отважных первопроходцев, не кому было бы готовить почву для наступления высокоствольных лесов.

Поподались и обрывистые берега с льдистыми выходами вечной мерзлоты. С них прямо в воду свисали лохмотьями огромные куски дерна.

Берега безлюдны. Только однажды беглецы увидели три коптящих небо остроконечных чума коренных жителей. Чуткие собаки кочевников тут же высыпали на берег разношерстной стаей и дружным лаем подняли переполох в стойбище. Из чумов вышли пестро одетые люди, высыпала детвора. Увидев караван больших лодок с белыми полотнищами на длинных жердях, они застыли, будто каменные.

Чтобы избежать лишних разговоров, старообрядцы решили не останавливаться. На ночлег устроились далеко за полночь верст через пятнадцать.

Шел двадцатый день пути, когда в речном просвете вновь замаячили острозубые гребни хребтов. Люди сразу оживились: из дорожных наставлений схимника следовало, что скоро сворачивать вправо в приток, вливающийся в Реку сквозь узкое, словно прорубленное мечом, ущелье.

Все сошлось. К полудню следующего дня подплыли к островерхому камню, одиноко торчащему посреди реки. Сразу за ним взяли вправо и зашли в теснину из громадных скал, похожих на лица каменных богатырей, грозно и угрюмо взирающих на незваных гостей. На рисунке схимника это место было обозначено, как Чёртова пасть. В скором времени путникам пришлось убедиться в меткости названия.

Версты через полторы теснина раздвинулась, по берегам появились косы и отмели, но вскоре межгорная долина, сжимаемая отрогами, вновь сузилась. Сами склоны были сильно изломаны острыми рёбрами и выступающими зубцами.

Отсюда вверх по течению поднимались на шестах. Вот уж где попотеть пришлось! Мужиков выручала слаженность: все, кто с шестом, одновременно, по команде кормчего, отталкивались, сколь доставало силы, от каменистого дна. Лодка, под надсадный крик людей, рывком шла вперёд, и за этот миг мужикам следовало без промедления вновь перебросить шесты вперёд и опять разом, что есть мочи, оттолкнуться. И так многие тысячи раз!

Утром четвертого дня, с начала подъема, обогнули отвесный отрог. Долина за ним опять расширилась, и речка разделилась на два рукава. Неукоснительно следуя дорожным наставлениям, «флотилия» направилась в правый, более полноводный рукав, с прозрачной, изумрудного отлива, водой. Слепящие блики солнца красиво метались на её высоко дыбящихся бурунах.

По берегу, вдоль кромки воды, хрустя пестрой галькой, навстречу им брел медведь. Заметив лодки, подслеповатый зверь встал на задние лапы и, приложив к глазам переднюю, пытался понять, кто же вторгся в его владения. Сослепу приняв дощанки за плыващие выворотни, он успокоился и продолжил прерванное занятие – ворочать валуны, слизывая с их влажных боков любимое лакомство – личинки ручейника. Следом показался второй косолапый. Уставившись на караван, он для острастки заревел: мол плывите, но знайте – хозяин тут я.

Дальше на отмели, нахохлившись, стояли, нацелив вниз клювы, цапли. Они с подозрением косили желтыми глазами и на всякий случай отлетели вглубь заводи, обрамленной осинами с городищем гнезд.

«Эскадра» меж тем упрямо продвигались к громадам пепельных хребтов, изрезанных лабиринтами ущелий. В глубоких разломах и нишах белые отметины снега. Горная, неприступная страна! Все здесь было необычно. Дико, очень дико и голо кругом. На скалах выживали только желто-серые лишайники.

Берега речки прорезавшей хребет, вздымались здесь почти на сто сажен и были так близки друг к другу, что солнце в эти каменные теснины заглядывало лишь в середине дня. Сверху искристым бисером беззвучно ниспадали белыми бородами водопадики. Попав в столь мрачное, неприютное место, люди, окружённые холодным величием, оробели.

Отвесные стены раскрашены пластами разноцветных пород: то серых, то желтых, то красноватых. Перед путниками как бы предстала окаменевшая многовековая летопись Земли. Но наши путники не задумывались об этом. Для них это была просто, мрачная теснина, которую следует как можно быстрее пройти.

На каждой стоянке шебутной Лешак в поисках знаков золота, мыл песок. Но ничего путного в пробах не находил: в лучшем случае выпадали один-два знака.

Сжимаемая ущельем речка становилась все напористей и бурунистей. Кипя и пенясь, она без устали мчала свои воды по уступам каменного ложа. Местами сила течения была столь велика, что сквозь шум потока доносились глухие удары перекатываемых водой валунов.

С утра шлось полегче. К полудню же оживал дремавший в верховьях речки ветер. Разгоняясь в узкой трубе каньона, он в союзе с бегущей навстречу водой, старался повернуть лодки вспять. Вероятно, другие впали бы от таких препятствий в отчаяние, но непреклонные староверы, невзирая ни на что, упорно продвигались вперед. Было в этих людях нечто сильнее мускулов. Это «нечто» – сила ДУХА, позволяющая совершать невозможное. Дружно наваливаясь на шесты, они рывками, раз за разом проталкивали лодки вперед. Соленый пот заливал глаза, рубахи липли к спинам, но дощанки вершок за вершком ползли к цели.