Итак, Софья Петровна, через несколько дней мы отплываем к Варне. Что принесет нам эта черноморская красавица? — спрашиваем мы сами себя, но не находим ответа. Нам известно, что она сильно укреплена, что там имеется многотысячный хорошо вооруженный гарнизон, обученный европейскими инструкторами, знаем, что турецкое командование возлагает на нее большие надежды. Пока Варна является для нас таинственной загадкой, к которой мы отправляемся с тревогой и интересом.
Заканчиваю письмо, в конце добавляю последние новости. Они взволновали многие сердца, только мое оставили равнодушным. Посудите сами. За взятие Анапы вице-адмирал Грейг стал полным адмиралом. Было роздано много отличий, орденов, медалей, чинов, золотых шпаг… Капитан-лейтенант Стройников стал капитаном второго ранга, мой командир стал капитан-лейтенантом, и только я остался обойденным. Но я не оставляю надежд на будущее, а будущее — это Варна. Я не честолюбец, но и не трус. Если уж воевать, то как следует…»
Софья отложила письмо и задумалась. Как ей хотелось поделиться своим волнением! Но с кем? Тети она стеснялась, да та и не смогла бы ее понять. Не решалась она и потревожить погруженного в звездные карты Карла Христофоровича. Кто сможет понять сердце девушки? Она, как и другие, мечтала о друге, о любимом. Смелом и умном как адмирал, гордом и сдержанном как командир «Соперника». Ей припомнились его черные миндалевидные глаза, она услышала его теплые нежные слова, обращенные к ней… увидела его сердечную улыбку… Тетя ей говорила, что он не был щедр на такие изъявления чувств… Но вот же не он, а мичман пишет ей письма. А от Александра Ивановича она не получила даже короткого привета…
Если кто-нибудь сказал бы ей: «Софи, флот возвращается» — что бы она сделала? Может, помчалась бы на пристань, презрев условности хорошего воспитания. Но кого бы она побежала встречать? Адмирала, смелого капитана или мичмана? Возвращения кого из них она ждала, чтобы заполнить пустоту в своем сердце?
<p>
<a name="TOC_id20240619"></a></p>
<a name="TOC_id20240621"></a>Глава IX
Романтичная ночь, ужасный день
1
Феликс Петрович тормошил спящего Муравьева.
— Андрюша, просыпайся. Вставай. Ведь ты поэт, не можешь пропустить…
Он не остановился, пока не поднял приятеля с кровати. С мутной головой, натруженными ногами Муравьев вышел из палатки, не понимая зачем и почему.
— Смотри, Андрюша, какая прелесть! Красиво, верно? Грешно спать в такую ночь. — И Феликс широким жестом показал на открывавшийся перед ними вид.
Взгляду Муравьева действительно открылась пленительная картина. Он онемел от восхищения. Но так как Феликс не мог не поделиться вслух своими чувствами, он продолжал экзальтированно комментировать. Как прекрасно сияет луна… Как серебристо блестят палатки, и если бы их не было, картина была бы неполной… Не упустил он и обратить внимание на величественную тишину.
— Феденька, помолчи немного, — взмолился Муравьев.
Красивая долина Бабадаг, небольшой оазис посреди безводной Добруджи, приютила на ночь части второй армии. В долине и по склонам окружающих холмов догорали лагерные огни. Бескрайний ряд палаток белел при лунном свете. В черном небе ярко горели звездные огни. Молодые люди молчали, плененные величественной красотой ночи. Муравьев погрузился в мысли о неразгаданных тайнах природы. С Феликсом все было проще. Он был влюблен, а такие ночи — сущая благодать для влюбленных.
— Феденька, и наипрекрасное становится обыкновенным, если долго его созерцать, — сказал Муравьев. — Теряется красота, свыкаешься с ней. Да и утром нас ждет долгий и тяжелый поход. Не пора ли поспать?
Муравьев был прав — и в отношении ночи, и в отношении похода. Всего через несколько часов армия начнет движение от Бабадага к Карасу.
Утром их обоих позвали в дипломатическую канцелярию. Ночная тишина и романтика пропали. Со всех сторон напирали крики, шум и суета. Солдаты сворачивали палатки, а возле единственного колодца в центре лагеря собралась толпа. Слышались торопливые команды, ржали лошади… Предпоходное настроение охватило всех — и солдат, и командиров.
— Давай и мы умоемся, — предложил Муравьев.
— Стоять в такой очереди? Исключено! И потом, знаешь, для чего можно пропустить одну помывку? Не знаешь. А у нас есть шанс увидеть императора со всей его свитой. И Дибича, и всех иностранных послов. Как тебе это? Надо только поторопиться.
Послы были уже готовы. Элегантные, в блестящих мундирах, гладко выбритые, они ожидали императора и вели между собой разговоры.
— Вон тот в красном мундире, видишь? — сказал Феликс. — Это французский посол герцог де Мортимар. Он разговаривает с графом Сент-Алдегонтом. — Феликс Петрович стал старательно объяснять, кем были облаченные в великолепные офицерские мундиры молодые люди, которые толпились вокруг герцога. Эта молодежь пила шампанское, закусывала на ходу и смеялась. Феликс саркастически прошелся по их адресу.
— Ты мне сам говорил, что в твоих жилах течет и немного французской крови, — подначил его Муравьев.
— Не имею ничего общего с этим роялистским сбродом, — ответил с обидой Феликс. — Это сборище принадлежит старой Франции. С ними у меня нет ничего общего.
Определив ясно и категорично свою позицию, он продолжал показывать Муравьеву остальных послов. Андрей узнал, что те в серых и белых мундирах — из австрийского посольства, собственными глазами узрел самого австрийского посла ландграфа Гессен-Гамбургского, который разговаривал с капитаном Мольером.
— Ну и шуточки у тебя, безбожник! — вознегодовал Муравьев. — Какой тебе Мольер.
— Клянусь, никаких шуток. Дело серьезное. Тем более, что капитан Мольер не переносит шуток. Он ничего общего не имеет с автором «Тартюфа». Я уверен, что он даже не слышал имени своего знаменитого однофамильца. — Феликс Петрович рассмеялся.
