— Ты ещё очень молода, ЁнЭ-ян, и, возможно, не знаешь, что как раз подруги зачастую и предают… Нет-нет, я ни на что не намекаю, твоя ЮнМи — хороший человек и она мне очень понравилась… Но я всё же беспокоюсь о твоём будущем, понимаешь?

— Я понимаю, хальмони. Спасибо, что так заботишься обо мне… На самом деле я очень счастливый человек и моё счастье в том, что я работаю рядом с Юной. Мне повезло, и, знаешь, я ужасно боюсь, что моё везение однажды кончится.

— ЁнЭ, я сейчас задам тебе очень неудобный вопрос, и ты прости меня, пожалуйста, за него, но я не могу не спросить… У вас с ЮнМи ничего ТАКОГО нет?

Ну вот, огорчился Сёрёга, так и знал, что рано или поздно розовая тема всплывёт. Однако кто бы мог предположить, что первой об этом спросит живущая в горной деревне прабабушка.

— Ну что ты, хальмони, — рассмеялась ЁнЭ. — Вот уж чего нет, того нет. Мы с ней нормальные девушки. Она даже грозится подобрать мне в мужья какого-нибудь богатого оппу, говорит, как только подвернётся подходящий, сразу его для меня захомутает. Шутит, конечно.

На кухне что-то загремело, кто-то засмеялся, и Серёга поспешно воспользовался этим шумом, чтобы исчезнуть с места невольного преступления.

* * *

— На недельку до второго я в Ан-Джонг приеду снова, и у вас в корейских скалах будет личный скалолаз, — пропела ЮнМи по-русски. — Ты, конечно, не знаешь, но в России тоже есть похожие деревни. Они обычно расположены где-нибудь в глухой тайге, далеко от городов. Там людей, которые примерно так же живут, называют староверами. Они тоже не сильно жалуют современные достижения, особенно телевизор, держатся обособленно, строго соблюдают свои обычаи и не слишком рады приезжим. Корея, конечно, по сравнению с Россией очень маленькая, и совсем уже глухих мест в ней не найти, но твой Ан-Джонг, согласись, тоже не центр цивилизации. Этакий патриархальный кусочек старой Кореи. Да и с приезжими здесь попроще. Я не заметила никакой неприязни, и люди все очень гостеприимные и открытые. Это так… удивительно и очень приятно.

Они устроились под сосной, на задворках дома харабоджи ТхэДжуна. В детстве это было любимое место ЁнЭ. Её тайное убежище, где она подолгу сидела, мечтая обо всём, о чём мечтают маленькие девочки. Отсюда открывался прекрасный вид на нижнюю часть деревни, излучину реки и горную гряду.

— Просто ты всем понравилась и к тому же ты приехала со мной. И по тебе же сразу видно, что ты не какая-нибудь безголовая тантара. (Устаревшее пренебрежительное прозвище артистов, которые раньше принадлежали к низшему социальному классу. Примерно, как по-русски "скоморох". Прим. автора).

— А ещё и потому, наверное, что люди здесь очень хорошие. Как говорится, без камня за пазухой.

— И даже Рю? — спросила ЁнЭ, имея в виду местного дурачка Рю ЫнЧуна.

— И даже он, — согласилась Юна. — Он же не виноват в том, что он такой ори понг-понг-хан (придурковатый). Но ведь безобидный же.

— Я этого безобидного знаешь, как в детстве боялась. Думала, что он меня украдёт и северянам продаст. Он мне казался таким страшным…

— Это всё война. Ты же знаешь, его семья под бомбёжку попала, и выжил только он. Повезло ему, если, конечно, такую судьбу можно назвать везением.

— Да, тогда много деревенских погибло, почти половина… Юна, а почему ты его так странно называешь — Сын? Он же не Сын, он Рю. И не Инчучун, а ЫнЧун.

ЮнМи засмеялась.

— Это просто шутка, ЁнЭ. Был такой старый фильм про американских индейцев. В переводе на русский назывался "Виннету — сын Инчучуна". Похоже звучит, правда?.. ЁнЭ, спасибо тебе огромное, что уговорила СанХёна и привезла меня сюда. Я и подумать не могла, что будет так здорово. И дело даже не в отдыхе и не в перемене обстановки, хотя и это тоже немало. Это какой-то совсем другой мир. Другая жизнь. Очень далёкая от той нашей, столичной. Совсем рядом, и страшно далеко. Айдолы здесь никому не интересны. Кей-поп и Халлю — для этих людей что-то совсем не важное… Ты же слышала рассказы хальмони о прошлом, сколько им пришлось вынести и пережить. Сколько утрат у них было. Вот они — настоящие герои. А мы так — песенки поём. И вот это здорово отрезвляет. Начинаешь отчётливо понимать, что есть вещи намного важнее, чем все твои мелкие проблемы и мимолётные печали. Что есть такая жизнь, в которой главное — не заработать как можно больше денег, а заботиться о своей семье, о своих близких и быть при этом вполне счастливым и уважаемым человеком.

— Ну, здесь-то ведь тоже никто не против побольше заработать, — возразила ЁнЭ.

— Да понятно, — не стала спорить ЮнМи. — Деньги всем нужны. Но эти люди… Они за лишнюю вону не удавятся, образно говоря. И при встрече спрашивают, не сколько ты зарабатываешь, а сколько мешков картошки планируешь собрать этой осенью, — Юна улыбнулась. — Когда я сказала харабоджи ТхэДжуну, что мы ничего не садим, потому что у нас нет места под грядки, он так удивился… И знаешь, что сделал? Попросил оставить ему мой адрес.

— Зачем?

— Он сказал, что осенью отправит нам несколько мешков самого отборного картофеля, чтобы мы могли не голодая пережить зиму. Я чуть не заплакала. Нет, я понимаю, что он такой старенький, что уже, наверное, не помнит, какой на дворе год, но он не забыл главное — что надо заботиться о своих близких. Он остался человеком. А твоя чинджо хальмони — вообще чудо. Я не думала, что такие люди ещё сохранились. Она мне чем-то напомнила госпожу МуРан, хальмони ДжуВона. Той тоже в своё время досталось… А ещё мне очень нравится, что меня здесь никто не знает как айдола.

ЁнЭ улыбнулась.

— Мы когда вчера вечером с кузинами болтали, они очень огорчались, что ты такая худая. Они сказали, что если ты хорошенько поправишься, то станешь такой же красивой, как я, и тогда точно сможешь удачно выйти замуж.

— Ну всё, — рассмеялась ЮнМи. — Положение безвыходное. Придётся тебе меня откармливать, чтобы я в старых девах не осталась. А ты, кстати, заметила, как ХэБон на тебя смотрит? Он ещё когда в Чумунджине тебя увидел, прямо обалдел. Чем тебе не жених? Работящий, весёлый, даже симпатичный, особенно, когда улыбается. Заберёшь его в Сеул, будет твоим личным водителем работать. Квартиру купите, денег у тебя сейчас на это хватит. И я помогу, если что.

— Да ну тебя! — засмущалась ЁнЭ. — Его никто не отпустит, да он и сам не поедет. Здесь так не делают, настоящая корейская жена должна жить в доме мужа. Против обычаев не пойдёшь.

— Но ты-то в принципе не возражала бы?

ЁнЭ надолго задумалась, потом сказала:

— Я теперь как-то по-другому на всё смотрю. Ну, после знакомства с тобой. Мама меня постоянно спрашивает, когда да когда я замуж соберусь? Мол, кандитов подходящих вокруг много, сплошные красавчики-айдолы. А я смотрю на парней, с которыми знакома, и понимаю, что ни одного из них не хотела бы видеть рядом с собой всю жизнь. И если честно, то ХэБон на самом деле лучше их всех. Как ты говоришь — он настоящий. Даже жаль немного, что у меня ничего с ним не получится.

— Ну, ты не загадывай, — сказала ЮнМи. Она подобрала сосновую шишку и бросила её вниз, туда, где во дворе дома хальмони Кьюнг-Сун кормил кур и уток десятилетний ДэУк, с которым она ходила ловить окуней. Он приходился ЁнЭ скольки-то юродным племянником. ДэУк задрал голову вверх и помахал девушкам. ЮнМи помахала в ответ. — Ты не загадывай, — повторила она. — В жизни всякое бывает.

— Хальмони знает, что ты знаменитый айдол, — сказала ЁнЭ. — Мне пришлось ей сказать. Она в общем-то и сама догадалась, что ты не просто моя подруга.

— И что?

— Она спросила, не согласишься ли ты выступить перед деревенскими на прощанье. Просто спеть несколько песен. К ним сюда ни разу не приезжали артисты. Представляешь, за все девяносто лет её жизни в деревне ни разу не было настоящего концерта. Потому свой хор и организовали, чтобы хоть как-то праздники отмечать.