Мы доложились по всем правилам адъютанту Государя. Вскоре нас пригласили.

- Полисаний ага Долиган и жрица Вастараба. По вашему приказанию прибыли, - поклонился я Государю.

Двести пятая послушно наклонила голову и не поднимала.

- А одетая она намного лучше смотрится, - не преминул отметить Государь.

- Благодарю Вас, - прошептала Ва.

- Я позвал вас потому, что нам прислал вызов на переговоры командующий войском вторжения кочевников. Оказалось, что в войске нет их лидера, как там его… Мурсия ни Никитита. Войско ведёт генерал Ихо Хутабб. Что ты про него знаешь, жрица?

- Самый умный и достойный человек среди всех генералов. Он не любит поклонников культа Чернобога и в его войсках нет их представителей. Войска ему верят и охотно идут за ним.

Государь помрачнел. Постучав рукой по ручке походного трона, он принял решение:

- В любом случае я согласился на переговоры. На встречу поедет главнокомандующий. Нюанс в том, что генерал Хутабб требует на встречу тебя, жрица. А значит, должен будет поехать и твой господин.

- И что ему от меня надо? - не смогла сдержать удивления Ва. Потом спохватилась: - Простите, господин. Когда выезжать?

- Мы берём на встречу тысячу рыцарей. Генерал сказал, что мы можем взять с собой столько войск для безопасности, сколько считаем нужным. Возьмём тысячу благородных с самыми сильными способностями. Такое количество сразу не соберёшь. Так что послезавтра, ранним утром. Рыцари останутся на отдалении, а к месту встречи пройдёте только вы трое. Командующий и вы двое. Вы без оружия. Тебе нужна повозка?

- Нет, господин. Предпочитаю коня.

- Быстрого коня дать?

- Есть.

- У тебя ещё что-то на уме.

- Да, господин. Я проверила ядовитых девушек и нашла пять с разной степенью сквозного зрения. Прошу разрешения обучить их и моего господина, чтобы девушки потом работали в лечебнице хотя бы как определители степени тяжести ран. Кто не хочет, пусть хирургом не работает, но пусть хотя бы говорят обычным лекарям, что делать. Это поднимет успешность лечения в разы.

- А девушки захотят? Они из благородных, обучены сражаться, - усомнился Государь.

- Это надо их спрашивать. Но я сейчас о другом. Мне нужно разрешения вскрывать тела умерших от разных болезней, чтобы показывать, что не так в теле. И просто для изучения тела.

- Образ человеческий — образ Божий, кромсать его — не дело, - сразу среагировал стоящий рядом святой отец — исповедник Государя.

- Был образ Божий, пока был живой. А когда из-за отравления человек сгнивает изнутри, никакого там образа не остаётся. Вы теряете в некоторые дни по сорок человек, наверняка среди них найдётся один, которого не жалко. Или умерший кочевник, который вообще другой религии. И мы не портим образ человека, я только поднимаю кожу, показываю, что внутри, а потом мы зашьём как было. Зато это спасёт много жизней потом, - уговаривала Ва.

- Даже кочевники — люди и образ Божий, хотя и грешники, - не сдавался святой отец.

- Кочевников можешь вскрывать, - разрешил Государь, - У нас лекарей учат на макетах костей и органов из дерева. Но тут их делать некому и некогда. Так что учи. А девушек я попрошу учиться. Только зачем ты решила учить парня — твоего господина?

- У него нет явных способностей благородного, поэтому ему отец приказал изучать лекарское дело.

Государь покачал головой:

- Нет способностей? Это не он убил четырёх чудовищ и построил лесопилку? Видел я черепа этих чудовищ в Долигане. Даже смотреть страшно. Похоже на то, что ваш отец чего-то не видит. Но в целом это мудро. Одобряю. Послезавтра на восходе светила здесь.

Вот так. Начальство всё видит зорким глазом, оказывается.

Мы откланялись.

По пути домой увидели отвратительную сцену. Поперёк дороги лежал вдрызг пьяный, один из благородных, в доспехах и с оружием. Услышав наше приближение, он поднялся и обвёл всё вокруг мутным взглядом. Чуть в стороне из шатра вышла группа из одного благородного господина и нескольких стражников. Они готовились к походу, рассматривали оружие и вполголоса что-то обсуждали. Пьяница посмотрел на меня и заревел:

- Эй, недомерок, ты позорище благородного сословия! Я вызываю тебя на бой!

- Меня нельзя вызывать, я ещё маленький. Шестнадцати нет. Немедленный трибунал и казнь по приказу Государя, - спокойно ответил я.

Стражники засмеялись.

Тогда пьяница перевёл взгляд на соседнюю группу и заревел уже им:

- Эй, вы, мужичьё! Вам смешно? Вы решили, что благородный человек - это вам потеха? А ну давайте сюда вашего хозяина! Сейчас я ему голову в плечи вобью, будет знать, как воспитывать своих мужиков!

- Если хочешь закончить свои дни бесславно, забитый, как пьяная скотина, то иди сюда и умрёшь. Но лучше иди домой и проспись, сейчас ты ничего не понимаешь, тобой спирт управляет, - с достоинством ответил ему благородный господин, начальник стражников.

Из соседних палаток и шатров выглядывали другие благородные господа. Некоторые тоже попробовали увещевать пьяницу.

Пьяница заревел и бросился на благородного господина. Тот вытащил оружие, сделал несколько шагов ему навстречу… и споткнулся! Пьяница с удовольствием воспользовался моментом и опустил кулак на голову упавшего соперника. Тот попытался откатиться в сторону, но не успел, и его голова раскололась на десяток кусков.

- Во как я могу! С одного удара - и в лепёшку! - довольно похвалился собой пьяница, достал бутыль, отхлебнул и отключился.

Стражники погибшего благородного связали пропойцу верёвками и понесли в ставку. Сразу несколько благородных пошли с ними свидетелями.

- Вот так. А то нам воевать было не с кем, сами себя уничтожаем, - горько произнёс я.

- Спирт - ужасное дело. В некоторых культурах он запрещён. Но люди там для того, чтобы обойти запрет, стали потреблять ещё более мощные опьяняющие вещества. Вообще разум теряют, - сказала Ва. На всё у неё есть ответ.

ххх

В доме все носились и орали друг на друга. Срочные сборы на боевой выход были ожидаемыми, но застали врасплох. Новость о том, что мы с Ва идём с главнокомандующим, отца не впечатлила. Идёте - так идите. Запас продуктов не забудьте взять. Генерал за вами, наверное, присмотрит.

Двести пятую такой ответ более, чем устроил. Она вильнула хвостом и отправилась обрабатывать вторую часть кочевников. За нами увязалась Сигура. Сказала, что лучше будет сидеть рядом и помогать хоть чем-нибудь, чем лежать в одиночестве в доме и страдать от боли в ноге.

На этот день Ва отложила самых тяжёлых больных и больных с хроническими болезнями. Одному дяденьке пришлось ломать неправильно сросшуюся ногу. Угадайте, кто изготавливал для этого приспособление из лома и пяти досок с лубками? Правильно, мы с Визго. Всё остальное время я резал, наносил бальзам, бинтовал и слушал теорию. Ва переставала учить меня только для того, чтобы отругать больных за то, что они сами себя убивают неправильным мышлением.

Сигура сидела в сторонке, ей поручили резать бинты и точить ножи. Несколько раз она перехватывала мой взгляд, при этом каждый раз закатывала глаза и качала головой. Ей было меня откровенно жалко. Ва ничего не замечала и продолжала грузить мои несчастные мозги теорией.

В этот день мы пропустили всех больных до того, как Ва начала качаться. Я воспользовался этим временем для того, чтобы спросить, почему жрица так много внимания уделяет тому, что люди думают сами о себе. Двести пятая задумалась надолго. Потом спросила:

- Как думаешь, чего люди боятся больше всего?

- Голода?

- Только в голодные времена.

- Смерти?

- Не совсем. Позорной смерти. Точнее, позорного исчезновения. А если ещё точнее, то тут очень замороченная последовательность страхов и мотивов поведения. Каждый человек стремится к высокой оценке стаей, к главенству в стае. При этом все знают, что они несовершенны и потому не достойны главенства. И все чувствуют, что это стремление к главенству при знании о несовершенстве — это глубокий порок, который надо скрывать, и все боятся, что другие увидят этот порок. И вот этот страх за то, что другие увидят страх за несовершенство, и убивает.