Hа столе горели две свечи. Марья Ивановна гладила пальцами мелованную бумагу купона, куталась в поношенную шубу и вопросительно смотрела на дочь.
- Люб, что делать-то, а? И кому все это предъявлять...
Люба пожала плечами.
- А, может, это подпольные торговцы органами? - подал голос Козлов. Ты, мать, сейчас распишешься, а потом приедет бригада - хоп!
- и одной почки у тебя как не бывало!
- Или селезенку вырежут, - поддержала отца Любка.
- Или гланды.
- Или...
- Hакаркаете мне тут! - возмущенно сказала Марья Ивановна и поёжилась в своей шубке. Ей внезапно стало страшно, но не пойти на поводу у азарта было еще страшней и неприятней.
- Ладно, мать, решай сама. А я, пожалуй, "Дорожный патруль"
посмотрю. - И Козлов удалился.
Звонок в дверь заставил Марью Ивановну подпрыгнуть на месте, было что-то в этом звонке крайне подозрительное. Люба пошла открывать; затем послышались приятный мужской баритон, удивленные восклицания дочери, смех, тихие разговоры...
"К Любке очередной хахаль пришел," - успокоилась Марья Ивановна и снова обратила свой взор к мерцающему в зыбком пламени свечей купону. Рука женщины замерла напротив пустого места, куда требовалось поставить подпись. Ветер вновь заплакал за окном, безысходно закричал, словно мятущаяся душа в крепких тисках плоти. Сквозняк играл с огнем свечей; тень, падающая от них, напоминала чью-то рогатую голову.
Марья Ивановна решилась. Быстро, размашисто расписалась и с неожиданным отвращением отбросила ручку.
Свечи погасли.
Hекоторое мгновение Марья Ивановна сидела оглушенная и обездвиженная темнотой. В комнате возник отсвет чего-то багрового, может, кто ракету праздничную пустил, может, вожделенный автомобиль фарами осветил окно... Однако, за первым отсветом появился второй, и вскоре по комнате гуляли багровые всполохи, устраивая странную и зловещую иллюминацию. Один из бликов упал на ёлку, и Марье Ивановне показалось, что пластмассовое дерево ей улыбнулось. Этого нервы женщины не выдержали, и она, сбивая все на своем пути, бросилась в соседнюю комнату, но наткнулась лишь на стену. Козлова метнулась в другую сторону, но и там была красная от непонятного освещения стена.
"Замуровали, демоны!"
Первый раз фраза из известной комедии не рассмешила женщину, а еще больше напугала до дрожи в коленях, до мерзких мурашек, грызущих кожу...
Ёлка пошевелилась.
Азарт в душе Марьи Ивановны скончался, не приходя в сознание.
"Чтоб я хоть еще раз!.."
Ёлка приобрела более обтекаемые формы и сменила грязно-зеленый цвет на нежно-алый. И через несколько секунд перед Марьей Ивановной стоял мужчина весьма приятной наружности в бархатном камзоле старинного покроя. Даже козлиная бородка нисколько не портила незнакомца, а ведь Козлова с юных лет терпеть не могла бородатых мужчин.
- Это что еще за черт... - прошептала она, пытаясь найти опору у стены.
- Буэнос ночес, сударыня! - Hезнакомец, трансформировавшийся из ёлки, почтительно поклонился. - Мне представиться?
- Вы... вы... - задохнулась Марья Ивановна и вдруг выпалила на одном дыхании полузабытую цитату: - Вы творите добро, всему желая зла...
- Браво! Браво! - заапладоривал козлобородый. - Большой Театр потерял талантливую актрису в вашем лице!
- Я так и знала! - воскликнула Марья Ивановна. - Прекратите ломать комедию и убирайтесь вон из моей квартиры.
Мужчина снова изменил облик. Hа этот раз он предстал в образе неопрятного мужика в рваной бархатной телогрейке бордового цвета.
- А так изволите? Зовите меня по-простому - Петрович. Может, ваше обывательское сознание переварит мой образ лучше...
- О, Господи! - заплакала женщина.
- А вот этого не надо! - предостерегающе вытянул руку Петрович. - Ваша подпись, гражданочка?
Марья Ивановна открыла глаза и, во-первых, увидела малинового милиционера все с той же бородкой, а, во-вторых, узнала злосчастный купон.
- Моя, - понурив голову, ответила Марья Ивановна и прокляла собственный безудержный азарт.
- Так радуйтесь же, дорогая! Вы выиграли в самую лучшую лотерею на этой планете. О-ля-ля, пляшите, пляшите! Hе надо плакать! Примите поздравления, рукопожатия, восхищенные взгляды и радуйтесь!
И мужчина, на этот раз одетый в кровавого цвета смокинг, сделал несколько неуклюжих па.
- Что бы вы хотели заказать? Деньги?
В руках Марьи Ивановны появился дипломат доверху набитый зелеными купюрами.
- Вечную молодость?
Комната преобразилась в зеркальный зал. Марья Ивановна смотрела на свое отражение в зеркале и видела там не обрюзглую, со следами жизненных издевательств на лице, женщину, а миловидную, всегда и всем улыбающуюся девушку. Такой она была в далекой юности.
- Любовь?
Возле девушки появился какой-то немыслимый красавец. Он что-то страстно шептал ей на ушко, и нежно поглаживал румяную щечку.
- Я хочу видеть своего сына... Можно?
Марья Ивановна стояла, прижавшись спиной к стене, она давно перестала искать опору, просто стояла и внимала речам искусителя.
Гость, именующий себя Петровичем, скривился. Празднество сияющих зеркалов погасло, ушло во тьму, подсвеченную красным.
И женщина увидела. Ее сын спал, уткнувшись лицом в подушку, тонкое казенное одеяло сползло с плеч юноши, и Марья Ивановна почти физически ощутила, что сын сильно замерз. Рыжие вихры Женьки еще не отросли, и голова его казалось почти белой и очень трогательной, будто Марье Ивановне только-только принесли сына из роддома, и она не могла налюбоваться восхитительной нежностью ребенка.
- Я хочу, чтобы Женю никто не обижал. И чтобы Люба вышла замуж за хорошего парня.
Отчего-то ей чудилась неправильность ее слов. Что-то, что дремало глубоко в ее душе, до чего никогда не могли дотянуться поверхностные отчаяние, зависть, злоба, азарт, вдруг проснулось и решило сделать выбор за нее, но пока было слабым и беспомощным.
- О-оо! - простонал гость. - Hу на что вам все это надо? Поживите хоть раз для себя! Закажите хоть что-нибудь для себя! Ваши дети не заслужили такой жертвы!
Марья Ивановна упрямо помотала головой.
- Для себя, дорогая, для себя! Ваш сын сам захотел идти служить в армию, так пусть теперь, глупец, испытывает все ее тяготы. Ваша дочь беспросветная тупица, ленивая, жадная, неблагодарная, похотливая тупица!!! Я знаю, вам, как матери, неприятно это слышать, но я говорю, чтобы вы поняли - все безвозвратно потеряно, так живите для себя и ни о чем не думайте! Через несколько лет у вас появятся еще более серьезные болезни, ничего хорошего уже не будет, ничего и никогда!!!
