— Заходи, Макс, — Оля повернулась к телохранителю, жестом приглашая его войти.
— Я в машине подожду, — отмахнулся Карельский.
— Да не стесняйтесь, проходите, — на этот раз позвала уже хозяйка дома. — Мои щёчки любимые, мой золотой мальчишка! — счастливая бабушка никак не могла налюбоваться единственным внуком и всё целовала его.
Пока свекровь доставала из духовки горячие пирожки, а Максим пытался развеселить малыша невинной игрой в «козу рогатую», Оля повернулась к окну, пристально глядя вдаль. Она слишком давно не была в Бирюлёво, но отчего-то это место всегда казалось ей родным. На деревьях ещё не успели пожелтеть все листья, кроны до сих пор зеленели — для октябрьской Москвы это было довольно редким явлением. Дуновение прохладного ветра должно было успокоить, но на сердце вдруг мрачной тучей опустилась тревога.
Карельский уже спустился вниз и вышел из подъезда, чтобы встретить приехавших. Следом за Филом из начищенного до блеска блестящего «Мерседеса» вышел Саша с огромным букетом белых роз. Оля, наблюдавшая за мужчинами из окна, чуть заметно улыбнулась.
— Татьяна Николаевна! — позвала она. — Вы на Сашку посмотрите, ему такой стиль идёт, правда? Официальный, — кивнула в сторону улицы.
— Только галстук ты ему посоветуй другой, — Белова-старшая слегка нахмурила брови. — Какой-то повеселее, посвежее…
— Ну да, он мне скажет: я что, клоун, что ли? — передразнив мужа, Оля недоверчиво фыркнула.
Белов и Фил медленно двинулись к двери подъезда, как вдруг Макс резко развернулся в их сторону и что-то выкрикнул. Сердце больно сжалось, горло схватил спазм. В эту же секунду Валера закрыл спиной Сашу, успев точным движением выбросить вперёд руку с пистолетом. А потом грянули выстрелы. Один за другим. Женщины в квартире испуганно вскрикнули… Поверженный Фил упал на асфальт. Последнее, что видела Оля, — то, как Макс мгновенно схватил из машины автомат. Началась перестрелка, показавшаяся такой оглушительной и затяжной… Белова опустилась на пол, закрывая лицо руками. По щекам градом полились слёзы отчаяния.
— Собирайтесь живо! — крик мужа, страшнее раскатов грома, немного привёл в себя. Как давно он в квартире? Это всё закончилось или только начинается?— Давайте, уезжаем скорее!
Оля вскинула полный страха взгляд на Сашу — таким она видела его впервые. Всё, происходившее в квартире потом, было словно в тумане: причитания Татьяны Николаевны, коронное Сашино «всё нормально», плач Вани…
Вместе с жуткими воспоминаниями подступила тошнота. Оля тихо прилегла рядом с сыном, ещё раз подоткнула одеяло и наконец провалилась в сон. Накопившаяся усталость дала о себе знать, остатки сил покинули её.
Утром пришлось готовить молочную смесь в тех же ужасных условиях — грудное молоко на нервах пропало ещё пару месяцев назад. Насколько это было возможно, Оля простерилизовала бутылочку кипятком из старого чайника и тихо позвала Ванюшу, который всё никак не хотел просыпаться. Молодая мама легонько дотронулась тыльной стороной ладони до маленького лобика. Стал ещё горячее, чем вчера… Почему же всё это навалилось именно сейчас? Судя по ощущениям, температура предательски росла. На термометре, наверное, ртутный столбик бы уже показал отметку в сорок градусов. Дрожащей рукой Оля схватила лежавший на столе сотовый Карельского, занятого разминкой на улице, и по памяти набрала номер мужа.
— Алло, Саш, — начала взволнованно, крепче прижимая к себе сына. — Слушай, у Вани температура высокая.
— Что случилось? — тут же всполошился Белов.
— Я не знаю. Что-то с горлом, может, скарлатина какая… Нужно врача срочно, или в больницу везти, — покачивая капризничавшего мальчишку, на одном дыхании выдала Оля.
— Чёрт, — только и смог выругаться Белый. Ой как не вовремя всё. Нельзя высовываться… Криминальный авторитет был бессилен перед житейскими проблемами: слабостью жены, внезапной болезнью ребёнка. Оказывается, защищать нужно было не только бандитское братство, но и их, свою семью. Он похрустел костяшками пальцев, собираясь с мыслями. — Я понял. Макса дай мне, — отчётливо заключил он.
Громко позвав телохранителя, Оля передала трубку ему. О чём совещались мужчины, было уже непонятно, да и не важно… Её пожирала изнутри досада и боль за маленького невинного мальчика, вынужденного страдать лишь потому, что его отцу плевать на всё, кроме своей опасной жизни. В ней оставалось всё меньше сил для борьбы с обидой и страхом.
— Понял. Сделаем, — машинально отчеканил Макс, заканчивая диалог. — Оль, собирайтесь. Я в машине, — только и сообщил он, натягивая длинную кожаную куртку.
До районной больницы путь был не близок. За машиной Карельского следовали пять-десять помощников, которых тот взял с собой для дополнительной безопасности. Происходит что-то страшное… На Сашу нападают, мы скрываемся. Что, если он убил кого-то? Оля снова обречённо вздохнула, поцеловав в лобик Ваню. Вдруг телефонный разговор Максима с очередным фраером закончился, и он резко заговорил:
— Оля, у меня с собой два ствола… Разбуди Ваньку. Ущипни его, что ли, чтоб заплакал.
Сердце заколотилось где-то в горле. Ущипни? Чтобы заплакал? Маленький мой, ему и так плохо… Боже, как я вас ненавижу! Горите синим пламенем… Все вы, ваши стволы и гранаты! Правильно говорила бабушка — вы бандюги! Только почему среди вас — я и этот несчастный ребёнок? Замкнутый круг… Она снова поцеловала сына, сдерживая слёзы.
— Оль, я очень прошу, — продолжал Макс. — Досмотрят — не отмажемся.
Оля с трудом сглотнула ком в горле и слегка ущипнула Ваньку за пальчик. Мальчишка тут же горько разрыдался, и мама поспешила спрятать его заплаканное личико у себя на груди. Она уже не сдерживала слёзы, и те оставляли мокрые дорожки на её бледных щеках.
— Чёрт бы вас всех побрал, уроды вонючие! — выкрикнула девушка, глотая слёзы и пытаясь укачать малыша. — Ненавижу…
Однако метод Макса сработал — пункт досмотра был пройден, и уже через двадцать минут Ваню осматривали в приёмном отделении Лыковской детской больницы.
— Это тонзиллит, пробки слишком большие, — заключил седеющий врач в круглых очках. — Мариночка, готовьте операционную, — обратился он к медсестре.
Персонал засуетился, люди в белых халатах стали мельтешить перед глазами. Малыша переложили на железную каталку и тут же укатили куда-то по больничному коридору. Слёзы снова брызнули из глаз. Оля прислонилась лбом к холодному оконному стеклу, всхлипывая. Господи… Мой ребёнок пришёл в этот мир через предательство, его жизнь началась с обмана… И теперь он вынужден страдать. Бабушка учила меня, что дети расплачиваются за грехи своих родителей. Но Ваня ни в чём не виноват. Я ждала его, в любом случае. Ждала! Господи, если ты в самом деле существуешь… Помоги нам. Дай знак, что ты простил меня, что у нас всё наладится… Это была последняя стадия беспомощности, критическая точка отчаяния.
На квартире, где в это время скрывались Фил и Белов, не прекращались жаркие дискуссии. Каждый из четвёрки друзей был на пределе, буквально в полушаге от нервного срыва. С каждым годом разборки становились жёстче, связи — крепче, а враги — влиятельнее и беспринципнее…
— Сань, я тебе голову даю, это Лука заказал, — распалялся Космос, приводя другу свои аргументы.
— Лука не Лука, — Белый пожал плечами, — Ольгу заберём, а потом решим, куда бежать, кого мочить…
— Ё моё, — Пчёла тяжело вздохнул, делая очередную сильную затяжку, — знала бы моя первая учительница, в какую задницу попадёт Витя Пчёлкин — ставила бы мне одни пятёрки.
После этой грандиозной фразы Космос чуть слышно хохотнул, но Витино сердце предательски дрогнуло от запоздалой мысли. Стоп. А откуда, собственно, Саня должен забрать Олю? Так это что получается, она опять одна? И уже не в безопасности? Неожиданные вопросы сами собой врезались в сознание. Только вот ответа ни на один из них Пчёлкин не знал. С озабоченным видом покрутив в руке сотовый, он по инерции схватил с подоконника пачку «Camel» и зажигалку, а ноги сами понесли его к входной двери. На пороге Витя ещё раз на всякий случай обернулся в сторону друзей: Валера мельтешил по комнате, Саша — поглощал никотин и алкоголь. Пчёла незаметно выскользнул на лестничную клетку. Пальцы автоматически нажимали на телефонную клавиатуру, набирая выученный наизусть номер. Хоть бы она догадалась взять с собой телефон… Гудок, затем ещё один.
