— Мы у нее были. Завтра навестим. Как в кафе работа продвигается?

— Завтра оборудование до конца установим и подпишем бумаги. Можно вызывать проверяющих и начинать работать, — отчитался Никита.

— Хорошо.

— Ты с нами завтра в кафе не поедешь?

— Нет. У меня и тут дел невпроворот. Еще к бабулькам зайти надо.

— Тогда по домам? Мама, спасибо, все было очень вкусно. Балуете вы нас. Разленится моя жена и разучится готовить.

— Не бойся. Не разучусь. Пока, мам. Петя, не забудь видео поискать…

— Не забуду.

Мы ушли усталые, но довольные собой. Дома мне Никита уже в красках рассказал все, что не попало в кадр. Оказывается, Палыч скандалил долго. Просто Петька не сразу догадался записать на видео пьяного скандалиста. Там такие симпатичные пассажи были. Я слушала Никиту и хохотала. Повеселил шеф Никиту.

— Жаль, что меня там не было…

— Ты завтра чем займешься? Только не рассказывай про бабулек.

— Я правда к бабулькам завтра пойду. Видео еще просматривать буду, а то у меня все времени нет его внимательно просмотреть.

— Что ты там увидеть хочешь?

— Не знаю. Но что-то я там прозевала.

— А бабулек о чем пытать будешь?

— Мне интересно, случайно сбил Юрка тетю Нюру или нет? И зачем избили тетю Машу? Мне кажется, это Юрка со своими друзьями хулиганят.

— Иришка, если это они, то надо полицию подключать.

— Надо. Иначе в погоне за хайпом они станут бить детей.

— Потом и взрослых. Толпой.

— А потом и до убийства дойдут. Или уже дошли. Это уже банда…

— Думаешь? Давай так. Как только Востриковой передадим кафе и все там сделаем, выкроим время и займемся этим делом вплотную. Иначе эти убийства и происшествия никогда не прекратятся.

— Никита, ты у меня такой умный. И красивый.

— Это ты мне льстишь?

— Нет. Ты же видел, как тебя в агентстве глазами девицы поедали.

— Я видел, как тебя глазами поедал инженер. Вот это я точно видел.

— Глупости. Он просто ко мне хорошо относится.

— Конечно. Так хорошо, что глаза чуть не сломал…

— А девицы в агентстве кудахтали, когда тебя увидели. Вот их и потоптал шеф. Получили курицы удовольствие.

— Я тебя люблю. По фигу мне все курицы мира.

— Давай спать? А то завтра с утра по делам бежать.

Я уже сквозь сон почти не слышала Никиту и не понимала, что он мне говорил. Заснула…

Утро. Я в постели опять одна. Никита даже не разбудил. Я понимаю, что он меня жалеет и старается дать мне выспаться. Но мог бы и разбудить. Мне же своими делами заниматься надо. Первым делом надо сходить к избитой бабульке. Сказано — сделано. Собралась и пошла.

Мария Ивановна выглядела вполне сносно. Большого ущерба здоровью ей не причинили, если не считать синего от кровоподтеков лица. Она еще легко отделалась. Не убили и не искалечили. Поизмывались, правда, всласть. Сволочи. Найти этих изуверов надо. Иначе они совсем обнаглеют, и избитых людей будет больше. Сколько не пытала ее, она ничего не могла вспомнить. Не за что было зацепиться. Зато она стала рассказывать про дела давно минувших дней. Слушать ее интересно. Она и про председателя рассказала, и про Мельниковых, и про Руслану. Вот тут я и решила уточнить кое-что.

— Мария Ивановна. Вы мне говорили, что Руслана долго не появлялась в поселке.

— Не появлялась. По сведениям местных парней, она работала на трассе рядом. Оказывала интимные услуги.

— А кто конкретно это говорил?

— Сосед Никифоровны, который дальнобойщиком был. Он первый ее и заметил. И вроде как она его обслуживала. Многие ее там видели. Потом она у бизнесмена одного появлялась.

— Тоже с интимными услугами?

— Тоже. Но его обокрали и убили.

— А что за бизнесмен?

— Хозяин заправки.

— Еще что-то можете рассказать? Когда она сына проведать пришла первый раз?

— Руслана к сыну стала приходить, когда ему лет двадцать исполнилось, а до этого не появлялась. Сюда точно не приходила.

— К его школе она не приходила?

— Нет.

— Когда он учился?

— Нет.

— С вами не договаривалась, что с Марком общаться будет?

— Нет.

— А скажите, Натан Львович запрещал ей общаться с Марком?

— Наоборот, он всегда возмущался, что она за мать такая, если к ребенку за столько лет не пришла. Сары не стало, и ребенок Натану стал не нужен. Он готов был ей его так отдать, а она отказалась.

— Мария Ивановна, Марку лет тринадцать было, и ювелир болел очень. Она к вам в дом приходила?

— Нет. И Натан никогда сильно не болел.

— Когда она отказалась забрать ребенка?

— Лет семь ему было. Она на трассе еще работала.

— Больше он не предлагал ей Марка вернуть?

— Предлагал много раз. Пока она с трассы куда-то не исчезла.

— Могли еще где-то встречаться Руслана с ювелиром?

— Почему бы и нет. Сюда она точно не приходила.

— Могла она встречаться с сыном тайно?

— Только когда он сам в школу стал ходить. А в младших классах не могла. Он все время был под моим присмотром.

— Скажите, а вы всегда дома были?

— Я в магазин выходила, с Марком гулять или за ним в школу. Не всегда.

— Вы не видели, приносила Руслана ювелиру драгоценности?

— Не приносила.

— Откуда такая уверенность?

— Он часто ворчал, что хоть бы появилась, он бы ей высказал. Он избавится от ребенка хотел. Сары не стало, и Марк для него стал обузой. Натан даже у кого-то интересовался, как ребенка в детдом сдать.

— Марк говорил, что его отец любил.

— Может, просто убедил себя в этом. Не любил его отец. Ни капли не любил. Сару свою любил. Баловал ее такими подарками. И Марка подарил ей, как другие мужья шубы женам дарят. Сара умерла, а куда такой подарок деть? Матери назад отдать.

— А до того, как она Марка продала, она приносила драгоценности Натану Львовичу?

— Нет, не приносила.

— Откуда знаете?

— Не было их у нее. Она последний хрен без редьки доедала. Тощая, драная пришла. Какие драгоценности?

— Парень ее бандитом был. Может, дарил ей. Или его цацки принесла на продажу, или вещи его. Хоть что-нибудь?

— Ничего никогда она не приносила. Она на трассе стояла и работала. Парень ее туда Руслану и пристроил. Не было у нее ничего. Она и Марка продала, потому что есть нечего ей было.

— Вы не знаете, ювелир имел какую-то свою контору по приему золота?

— Был ломбард.

— Когда?

— Точно не скажу. Но он постоянно с золотом был связан. Ломбард у него точно был. И еще был антикварный магазин.

— А не могли бы вы точнее вспомнить?

— Не знаю. Я в эти дела не лезла. Знаете, меньше знаешь — крепче спишь. Много знаешь — в гробу лежишь. Так что я в его дела нос боялась совать. Он же действительно с бандитами дела имел и краденое продавал. Это правда.

— Откуда знаете?

— Краем уха слышала.

— Сами?

— Сама слышала своими ушами.

— Понятно. Сосед Никифоровны, говорите… Если еще что вспомните. Хоть любую мелочь, позвоните.

Потом дошла очередь и до тети Нюры. Та сама все стала рассказывать про дела давно минувших дней. Я слушала и не перебивала. Надеялась, что интересное что-нибудь проскользнет. Почти час она рассказывала про жену председателя, про бандитов, которые к ювелиру ездили, про близнецов Мельниковых, про Романа. Про все, что когда-то слышали от кого-нибудь. Вдруг мне пригодится. Я слушала внимательно. Также попросила позвонить, если она что вспомнит. Попрощалась и пошла с чувством выполненного долга домой. Пришла к маме. Она стала меня кормить, а я стала думать.

— Ты чего такая тихая? — задала мне вопрос мама.

— Мама, как ты думаешь? Зачем человек, что-то рассказывая, врет. Но не все врет: часть рассказанного — правда, а часть — откровенное вранье.

— Значит, проговорился где-то. Ляпнул сгоряча правду и пытается от вылетевшей правды отвлечь внимание враньем.

— Зачем так сложно?

— Ложь — сложная штука. Это правду выдумывать не надо, поэтому человек ее помнит хорошо. А ложь запомнить надо, чтоб в ней не запутаться.