— Сделаю, — пообещал Петька. Ему сама идея понравилась.

— Вы посмотрели комедию в трех действиях…

— Вернее будет сказать, трагикомедию с Пал Палычем в главной роли.

— Что вы хотите? Он наконец-то понял, что его фирме конец.

— А до этого до него не доходило?

— До этого у него была надежда. Хоть маленькая, но была.

— Смотри, как бы завтра он сюда не пришел с целью поскандалить.

— Не посмеет. Завтра здесь слишком много народа будет. И Иришки здесь быть не должно, — заявил Никита.

— Ему завтра не до этого будет. Пусть спасибо скажет, если его сотрудники на него в суд за оскорбления не подадут. И в Елену он чуть пепельницей тяжелой не попал. Она его по судам затаскать может.

— Хорошая идея, — пробубнил Петька. Ему все мои идеи нравятся.

— Неужели тебя так задело, что меня Пал Палыч оскорблял? Вот мне лично пополам на это. Я знаю, от чего он ярится. И знаю, что он говорил ложь. Поэтому обидеть меня он не может. И ты наплюй. Не парься по пустякам.

— Отомщу и наплюю. Положу на музыку и дам совет работникам подать на него в суд. Пусть люди посмеются с такого начальника, — пробубнил Петя.

— Петька, на кой черт он тебе сдался? А ты мстительный. Упаси меня бог с тобой ссориться, — высказалась я.

— Хочу осложнить ему жизнь, чтобы он к тебе не лез.

— А Петька прав. Ты у нас, Иришка, добрая и великодушная. Но Палыч тебе напакостить может. Он такой… — согласилась мама с Петькой.

— Делайте, что хотите. Только меня в эти разборки не втягивайте…

Умеют мои близкие испортить настроение. Меня лично Палыч своей истерикой развеселил. Я давно уже на его психозы научилась не обращать внимание. Просто представляю его пупсом голым. Помните, были такие бесполые пупсы голенькие в советском прошлом? К ним еще ванночка прилагалась, где этого пупсика голенького советские девочки могли мыть. И настолько это выглядит смешно. А еще этого пузана можно в ванночку поместить. Этот простой психологический прием много раз мне помогал.

Как остальные работники, я от швыряемых им предметов не бегала. Сидела на своем месте и работала. Да и истерики закатывать я его быстро отучила. Какой смысл истерить, если это никто по достоинству не оценит?

А тут девицы у него все нежненькие. Он рычит, а они на видео бегают от него: прячутся, повизгивают от страха, кудахчут. Цыпочки. Кому как, а я это видео почему-то восприняла как сексуальные игры начальства с его курочками. Он Великий Петух. Бежит, грозится их оттоптать. Они от страха и возбуждения притворно пытаются убежать и визжат. Вернее, кудахчут… Плохие они актрисы. Ненатурально они визжат. И взгляд у них не испуганный. Они бегут, а сами в уме подсчитывают, как завтра его на деньги обуют. Шибко жадные у него сотрудницы. Это я видела на видео. И ничего другого… Если им кто-то подскажет начать таскать шефа по судам, они за эту идею схватятся. Жалко мне бедолагу. Закатают они его в асфальт. Троица о чем-то договаривалась полушепотом. Может, меня послушают и не станут добивать бедолагу.

— Ну, мы вроде все обсудили. Пора домой, — засобиралась мама.

— Никита, здесь надо будет установить видеокамеры и объявления об этом повесить.

— Я со службой безопасности центра переговорю.

— Никогда не помешает видео иметь… А то мало ли…

— Ладно, тетя Ира. Я не буду ему гадить, но если он сам начнет, тогда я сделаю, как посчитаю нужным, — сказал Петька.

— Договорились. Сами не нападаем, но если Палыч начнет военные действия, то мы ответим из всех орудий, — поддержала мама.

— Залповым огнем, — согласился Никита.

Хорошо, что ко мне прислушались. Я не хочу брать грех на душу и добивать человека. Пусть даже такого, как мой бывший шеф. Домой приехали поздно, поели на скорую руку и пошли по домам спать. Вроде ничего не делали, но устали, как будто вагоны разгружали.

На следующее утро я проснулась в постели одна. Никита уже ушел в кафе. Мама сегодня дома у себя хозяйничает. Петька поехал в кафе с Никитой мебель собирать и расставлять. Рукастый парень растет. Пойду и я в гости…

— Мам, ты дома?

— Дома. Где ж мне быть?

— Ты в магазин не собираешься?

— Ты лучше сама сходи.

— Список готов?

— Готов. Только сильно не нагружайся. Возьми по минимуму.

— Как скажешь…

Пошла в магазин. Настроение на нуле. Все-таки выбила меня из колеи истерика бывшего босса. Дошла до магазина. Смотрю, бабульки шепчутся. Новую сплетню смакуют? Кому теперь обмывают кости? Зашла в магазин. Там первым делом продавщица новость расскажет…

— Новость слышали?

— Какую?

— Марию Ивановну избили.

— Кто? За что? Кому бабулька дорогу перешла?

— Неизвестные. Да так сильно…

— Она в больнице?

— Нет, дома осталась. От госпитализации отказалась.

— А подозревают кого? Что участковый говорит?

— Неизвестные лица, говорит.

— Дожились. Уже бабулькам проходу разбойники не дают. Ее ограбили?

— Не было при ней денег. Она к подруге Нюре шла, чтобы проведать. А тут налетели и с ног сбили.

— С ног сбили или побили?

— И сбили, и побили. Даже пнули пару раз.

— Переломов нет?

— Врачиха сказала, что нет.

— Скорую не вызывали?

— Не вызывали. Врачиха приходила и сказала, что ничего страшного.

— Ладно. Мне к чаю, как обычно. А вы не помните, что она к чаю берет?

— Она к чаю самое дешевое печенье берет или пряники простые. А облизывается вон на те печенья в коробочке. Однажды отважилась было купить, потом, видимо, подсчитала, поняла, что не потянет, и передумала. И конфеты вон те. Дорогущие, правда…

— Тогда печенья, на которые она смотрела, конфеты и пряники, которые повкуснее.

— Чай возьмете?

— А какой она пьет?

— Самый дешевый. А любит вон тот. Все придет сюда и вспоминает, как его один раз разорилась и купила. Но не по деньгам ей нынче.

— Тогда и этот чай. А почему ей не по деньгам?

— Она почти все деньги на сыночка тратит. Тот у нее непутевый…

— Понятно. Как вы запоминаете, что бабули любят? Их же много…

— Так они мои покупатели, вот и запоминаю.

— Спасибо за помощь.

Вышла из магазина с покупками. Бабульки на меня все разом уставились. И чего смотрят? На мне узоров нет. Иду в гости к Марии Ивановне. Как сквозь строй прошла. Новые новости сейчас обсуждать будут. Даже могу сказать, как преподнесут. Мол, чего это мы к бабкам зачастили. Не иначе, обобрать собрались старушек. А я просто чувствую свою вину. Не из-за нас ли ей прилетело?

— Мария Ивановна, можно к вам в гости?

— Можно.

— Я войду?

— Входи.

Я вошла. Увидела ее. Мама дорогая… Да она же вся синяя. Пинали и били кулаками. Не иначе. Это сегодня синяя. А завтра вся фиолетовая будет и местами даже коричневая. Надо бы ей мазь от синяков принести… Долго думать не стала и вызвонила маму. Она и захватит все мази. Спустя десять минут мама приехала со своим чемоданчиком. Захватила мази и таблетки. Осмотрела бабулю. Дала мазь от синяков. Проверила давление. Пыталась уговорить лечь в больницу, но бабулька наотрез отказалась.

— Кто же тогда о Нюре побеспокоится.

— О вас кто побеспокоится? Вы ей помочь не сможете в таком состоянии.

— Ничего, отлежусь. Меня муж еще не так колотил…

— Вас муж колотил? За что?

— Дело давнее. Вы выпытывали, кто были любовницы председателя.

— Спрашивала.

— Я одной из многих и была. Был грех.

— Так он ходок был?

— Ходок он был хороший, но мужик так себе. Зря я с ним связалась. Никакого удовольствия не получила. Даже противно было.

— Странно. Мужик симпатичный был.

— Внешне — да. Но в постели с ним было противно. И он вонял.

— Чем вонял?

— Козлом. Зря я с ним мужу изменила. Ой, зря…

— А муж узнал и вас побил?

— Нет. Мужу донесли, и он стал меня избивать.

— Постоянно?

— Часто.

— Кто донес?

— Обманутая жена.

— Зачем?