Глава 5 Прошла первая неделя
Вскоре Дэррелл начала осваиваться. Она выучила имена не только учениц из ее класса, но и всех девочек в Северной Башне, начиная с Памелы, старосты, и заканчивая Мэри-Лу, самой младшей, но все равно учащейся в первом классе. Дэррелл оказалась самой юной в Северной Башне, как она выяснила, но порой ей казалось, что Мэри-Лу еще младше нее.
Мэри-Лу была похожа на перепуганного мышонка. Она боялась и грызунов, и жуков, и грозы, и ночных звуков, и темноты, и сотни других вещей. Бедняжка Мэри-Лу – неудивительно, что у нее были большие испуганные глаза. Дэррелл, которую было нелегко чем-либо испугать, развеселилась, увидев, как несчастная Мэри-Лу метнулась на другой конец дортуара, когда заметила на полу двухвостку.
В дортуаре первоклассниц Северной Башни проживало десять девочек. Кэтрин, уравновешенная староста. Алисия, разговорчивая, не следящая за языком проказница. Три новеньких – Дэррелл, Гвендолин и Салли. Мэри-Лу, обладательница больших испуганных глаз и походившая на нервную лошадку, всегда готовую отпрянуть назад при всем неожиданном.
Затем шла рассудительная Ирен, находившая увлекательными такие предметы, как математика и музыка, и привычно занимающая верхние строчки списка успеваемости их класса – но, в то же время, совсем не разбирающаяся в обыденных вещах. Если кто-то терял книгу, то это точно была Ирен. Если же кто-то приходил в неправильный кабинет в неправильное время, значит, это была Ирен. Надо было признать, что один раз она действительно заявилась в комнату искусств, думая, что урок рисования состоится здесь, и просидела там с полчаса, видимо, ожидая, когда придет мисс Линни. А как она объяснила себе, куда запропастился ее класс, никто не знал.
– Но как ты могла сидеть там все это время и даже не задаться вопросом, почему никто не приходит! – воскликнула Кэтрин, сильно изумившись. – О чем ты думала, Ирен?
– О математической задаче, которую нам задала Сумасбродс, всего-то, – сказала Ирен, сверкнув глазами за стеклами массивных очков. – Довольно интересная и можно ее решить двумя или тремя способами. Видишь ли…
– О, избавь нас от математики вне уроков! – простонала Алисия. – Ирен, мне кажется, ты просто помешанная!
Но таковой Ирен не была. Это была очень умная девочка, разум которой был настолько глубоко занят мыслительными процессами, что, казалось, просто забывал о несущественных повседневных вещах. Но чувство юмора у нее также присутствовало, и когда ее что-то развеселило, она разразилась таким умопомрачительно громогласным смехом, что переполошил целый класс и заставил дернуться мисс Поттс. Это было наслаждением для Алисии – иногда провоцировать у Ирен взрыв такого веселья и нарушать ход уроков.
Следующими тремя девочками из класса были Джин, веселая и сообразительная девчушка из Шотландии, весьма умело собирающая деньги для разных школьных клубов и благотворительных сообществ; Эмили, скромная и прилежная, умелая рукодельница и вследствие этого – любимица мадемуазель; Вайолет, застенчивое, невыразительное дитя, пропускавшее мимо ушей кучу всего, потому как, казалось, ее ничего особенно не интересовало. Половина класса вряд ли бы вообще заметила, была ли с ними Вайолет или нет.
И вот, всего десять девочек. Дэррел же казалось, будто она уже знакома с ними целые годы, несмотря на то, что она прожила с ними в дортуаре только несколько дней. Она прекрасно знала, что чулки Ирен постоянно сползают вниз, собираясь в морщинки. Она привыкла к речи Джин, скупой и меткой, с шотландским акцентом. Она поняла, что мадемуазель недолюбливает Джин, потому как та с насмешкой относилась к постоянному воодушевлению и эмоциональности учительницы. Сама-то Джин никогда и ни от чего не приходила в ярый восторг.
Дэррел привыкла к вздохам и стонам Гвендолин по любому поводу, а также к испуганным восклицаниям Мэри-Лу из-за страха перед насекомыми или земноводными. Ей нравился низкий, твердый голос Кэтрин и ее вид человека, способного справится со всем. Она много узнала об Алисии, но с другой стороны, столько же как и все – ведь Алисия не скрывая, вываливала все, что приходило ей в голову – тараторила о своих братьях, ее матери и отце, о собаке, об уроках, играх, вязании, о своих мыслях насчет всего и всех вокруг.
У Алисии не было времени на всякое кокетство, притворство, вздохи, стенания или кривляние. Она была столь же прямолинейна, как и Дэррелл, но менее тактична. Если это могло доставить ей удовольствие, то она могла быть пренебрежительна и насмешлива, так что девочки наподобие Гвендолин ее ненавидели, а такие боязливые, как Мэри-Лу – боялись. Дэррелл же она необычайно нравилась.
«Она такая жизнерадостная», – думала она. «С Алисией не заскучаешь. Как бы мне хотелось так же привлекать внимание, как и она. Все прислушиваются, когда Алисия говорит, даже если это что-то нелицеприятное. Но никто не обращает внимание, если я хочу что-то сказать. Мне очень нравится Алисия, и как бы мне хотелось, чтобы она не дружила с Бетти. Ведь она та, с которой я предпочла бы сама дружить».
Дэррелл потребовалось больше времени на то, чтобы узнать тех первоклассниц, что были из других Башен. Она сталкивалась с ними в классном кабинете, но не пересекалась ни в общей комнате, ни в дортуаре, ведь у учениц первого года были свои общие комнаты в Башнях, которые, конечно же, относились к их корпусам. Вместе с этим, для начала было достаточно и знакомства с девочками ее Башни, полагала Дэррелл.
Она также не слишком много знала и о старших ученицах ее Башни, так как почти не пересекалась с ними в классных комнатах. Она видела их на молебне по утрам, иногда во время уроков пения, когда мистер Янг совмещал занятия с другими классами, а еще иногда на теннисном корте и в плавательном бассейне.
Разумеется, она слышала некоторые факты о старшеклассницах. Мэрилин с шестого класса, например, была капитаном команд, и большинство учениц ее обожали. «Она справедливая и взваливает на себя кучу обязанностей по тренировкам, даже с первоклашками», – рассказала Алисия. – «Что и говорить, не уступает старине Реммингтон, учительнице по активным играм. Та не возится с отстающими, а вот Мэрилин – да».
И казалось, все так же ценили и Памелу, старосту. Она была одаренной и крайне начитанной. Говорили, что она уже написала книгу. Это очень сильно впечатляло первоклассниц. Им-то едва удавалось написать приемлемое сочинение, а тут – целая книга!
Создавалось впечатление, что никому не нравились две девочки: Дорис и Фанни. «Слишком злословные», – высказалась Алисия, которая, конечно же, могла дать характеристику обо всех или всем, начиная с Уинстона Черчилля, и заканчивая мальчишкой с кухни Башни. – «Уж слишком они пай».
– Что это за «пай»? – переспросила Гвендолин, которая, по всей видимости, не слышала прежде о таком слове.
– Ей-богу, ну что ты за невежа! – ответила Алисия. – Пай значит «ПрАведныЙ». Ну то бишь, ошибочное толкование «религиозный». Думают, что только они замечательные, а остальные – нет. Отвратительная парочка. Везде постоянно шныряют и вынюхивают. Однажды я выскользнула во Двор в середине ночи, чтобы присоединится к Бетти Хилл в Западной Башне на полночный праздник, а Дорис заметила меня из окна, и затаилась, ожидая, когда я вернусь обратно. Гадина.
– И она поймала тебя? – спросила Мэри-Лу, широко распахнув глаза от беспокойства.
– Ну конечно нет! Вы же не думаете, что я позволю этим Пай-Сестричкам поймать себя, правда? – насмешливо фыркнула Алисия. – Я засекла ее, когда возвращалась, и заперла в шкафу для обуви.
Ирен разразилась своим громогласным смехом, заставив их всех подскочить:
– Никогда не смотрела на вещи под таким углом, каким смотришь ты, Алисия! – сказала она. – Неудивительно, что Пай-Сестрички пялятся на тебя на молебне каждое утро. Спорю, они наблюдают за тобой, ожидая, что ты сделает что-то, что нельзя, и все о тебе доложат.
– А я спорю, что возьму над ними верх! – хмуро сказала Алисия. – Если они попытаются провернуть со мной какую-нибудь подлянку, то я на них испытаю парочку своих!
