Подобная закрытость приводила к консервации особенностей местного менталитета и стиля жизни, вырабатывала стойкое убеждение в некоей «особости» Японии, ее культуры и исторического пути.
Такая самооценка, в плену которой подсознательно находятся и очень многие западные исследователи (не говоря уже о массовом сознании) является дополнительной причиной трудностей, возникающих при интерпретации историко-культурного процесса в Японии.
Японию часто считают страной небольшой. Это не совсем верно, ибо ее территория (372,2 тыс. кв. км) больше площади современной Италии или Британии. Однако, как было уже сказано, значительная ее часть занята горами, что существенно ограничивает реальные возможности хозяйственной деятельности человека. Немногочисленные равнины (самая обширная из которых — Канто — занимает площадь 13 тыс. кв. км) и узкая прибрежная полоса — вот, собственно, и вся территория, на которой могли расселяться японцы начиная с древности и до нынешних дней. В какой-то степени это, видимо, предопределило общую историческую тенденцию к высокой концентрации населения. Так, число жителей первой столицы Японии — Нара — оценивается в 100–200 тыс. чел. (VIII в.), в Киото в 1681 г. проживало 580 тыс. чел., а население Эдо (совр. Токио) в XVIII в. составляло более 1 млн. чел., и он был тогда, судя по всему, крупнейшим городом мира.
Эта тенденция сохранилась и в настоящее время: основная часть населения Японии проживает в гигантском мегаполисе на восточном побережье страны, в то время как остальная территория остается сравнительно малозаселенной. Таким образом, речь должна идти не только о незначительности пригодной для заселения территории, но и об особенностях национального характера, хозяйственной адаптации, социальной организации, которые приводят к тому, что люди предпочитают сбиваться вместе, даже если имеют физическую возможность к более свободному расселению. При высокой концентрации населения имеются три возможности разрешения этой ситуации:
I) Не вынеся слишком тесного соседства, люди начинают взаимное истребление;
II) Наиболее активная часть населения покидает пределы прежней среды обитания;
III) Социальные, культурные, этнические и родовые группы «притираются» друг к другу и находят взаимоприемлемый компромисс общежития.
В целом, в Японии был реализован именно третий вариант. С установлением сёгуната Токугава (1603) длительный период междоусобиц был окончен, и с тех пор страна не знала глобальных социальных потрясений; эмиграцию рубежа XIX-ХХ вв. также удалось приостановить. А вот легкость, с которой японцы овладели техническими достижениями Запада, обусловлена, среди прочего, тем, что лежащая в их основе прецизионная точность технологических операций была освоена японцами очень давно, что, в частности, нашло выражение в подробно разработанной шкале измерений с удивительно малой для «донаучного» общества ценой деления. Давнее и воплощенное в каждодневной деятельности стремление к точности порождает известный всему миру перфекционизм японцев, их настойчивое стремление к совершенству.
Разумеется, взаимосвязь природных условий и историко-культурного процесса не является жестко детерминированной. Она лишь задает параметры, в рамках которых проявляются собственные закономерности социально-исторического и культурного развития. Кроме того, огромное значение имеет и фактор исторической случайности. Причудливое сплетение закономерного и случайного и образует ткань реального исторического процесса, конкретной истории страны, изложению которой и посвящена эта летопись.
На протяжении своей истории японцы использовали несколько систем датировки тех или иных событий. Наиболее ранняя — заимствованный ими из Китая (и общий для всех стран Дальнего Востока) счет годов по 60-летнему циклу, окончательно сформировавшемуся там к началу династии Поздняя Хань (25-220 гг.).
Согласно этой системе для обозначения каждого года используется комбинация из двух иероглифов. Первый из них — один из десяти циклических знаков, второй — относится к ряду двенадцати знаков зодиака.
Циклические знаки называются «дзиккан» (букв. — «десять стволов»). Согласно древней китайской натурфилософской традиции к ним относятся 5 основных элементов, из которых и образуется все сущее: ки (дерево), хи (огонь), цути (земля), ка (сокращение от канэ — металл), мидзу (вода). Каждый из «стволов», в свою очередь, подразделяется на два — «старший брат» (э) и «младший брат» (то). При произнесении вслух «ствол» и его «ответвление» соединяются между собой с помощью указателя притяжательности «но» (на письме не обозначается). Получается, что каждый элемент может выступать в двух сочетаниях. Например, киноэ (дерево+но+старший брат) и киното (дерево+но+младший брат). Каждое из этих сочетаний записывается одним иероглифом.
Общее название знаков зодиака — «дзюниси» («двенадцать ветвей»). Это — нэ (крыса, мышь); уси (бык); тора (тигр); у (заяц); тацу (дракон); ми (змея); ума (лошадь); хицудзи (овен, овца); сару (обезьяна); тори (курица); ину (собака); и (свинья).
Год маркируется сочетанием двух иероглифов — «ствола» и «ветвей». Поскольку ветвей, естественно, больше, то при упоминании 11-го знака зодиака (собаки) счет «стволов» снова начинается с «киноэ». Таким образом, новое совпадение первого «ствола» и первой «ветви» наступает через 60 лет. Это — полный 60-летний цикл, согласно которому и шел отсчет годов в древности. В настоящее время часто употребляются малый, 12-летний цикл — только по названиям зодиакальных знаков. В самом общем виде данная концепция отражает идею нелинейного, повторяющегося, циклического времени и обладает определенными неудобствами, поскольку лишена абсолютной точки отсчета.
Месяцы обозначались (и обозначаются до сих пор) порядковым номером — от 1 до 12. «Вставные» (или «дополнительные») месяцы (дзюн или уруу), образующиеся ввиду несоответствия лунного года солнечному, носят номер предыдущего месяца. Каждому времени года соответствовали 3 месяца. С наступлением 1-го дня 1-й луны начиналась весна.
Кроме того, знаки зодиака применялись для обозначения часов (или, как еще говорят, «страж») в сутках. Продолжительность китайско-японской «стражи» составляет 2 часа. Каждой из них приписывались определенные качества («достижение», «успех», «беспорядок» и т. д.), которые соотносились с днями, счет которых велся, начиная с 1-го дня мыши 11-й луны, 1-го дня быка 12-й луны и т. д. — вплоть до 1-го дня кабана 10-й луны. Эта система, использовавшая также данные о времени рождения того или иного человека, широко применялись в гадании. «Стражи», расписанные по кругу («по циферблату»), служили также для обозначения направлений. Например, «мышь», соответствуя «страже» «полночь», была также указателем северного направления.
Другая принятая в Японии система летоисчисления — по годам правления того или иного императора. Для обозначения года указывается имя государя и порядковый номер со времени начала его правления. При использовании этой системы нужно, естественно, знать последовательность наследования престола тем или иным государем.
Следует иметь в виду, что в ранних японских письменных источниках правители именовались не так, как сейчас. Тогда для их обозначения использовалось либо название дворца, из которого они правили (каждый новый император вплоть до конца VII в. менял местоположение своей резиденции), либо их японские посмертные имена (прижизненные имена были табуированы) — очень длинные, состоящие из многих компонентов. Ввиду неудобства пользования такими именами сейчас даже в научной литературе принято обозначать раннеяпонских правителей по их китайскому посмертному имени (Дзимму, Саймэй и т. п.), которое состоит всего из двух иероглифов, хотя эта система была принята только в период Хэйан (794-1185), когда эти имена были приписаны правителям древности задним числом.
Третья система летоисчисления — по девизам правления (нэнго) — также была заимствована из Китая. Первый девиз правления — Тайка («Великие перемены») — был принят в 645 году, однако полностью эта система утвердилась, начиная с 701 г. Девиз правления был призван отметить какое-либо выдающееся событие или же счастливое предзнаменование, магическим путем обеспечить успешное правления, избавить от несчастий, и поэтому для его наименования использовались только «счастливые» сочетания иероглифов (обычно двух). Если же случалось что-нибудь заслуживающее особого внимания (благоприятное или нет), то девиз правления мог меняться (иногда — по нескольку раз) за одно и то же правление. Нынешняя практика строгого соответствия одного нэнго одному императору установилась лишь с 1868 г.
