– Люсенька, ты чего? Что с тобой?

Люда открыла глаза и с презрением посмотрела на Гену.

– Уйди, Гена.

– Но почему? Куда? Что случилось?

– Я не могу тебя видеть. Не хочу.

– Как это понимать вообще? – Гену злили слова Люды.

Люда села на кровати, вытерла слезы и ответила громко, почти криком:

– Ненавижу бардак! Во что ты превратил квартиру, пока меня не было? Ненавижу, что ты никогда за собой не убираешь. Даже иногда забываешь смывать! Ненавижу твою неряшливость! Твои эти пальцы, которыми ты сначала в носу ковыряешься, а потом обнимаешь меня. Ненавижу все это! Ненавижу, когда ты пачкаешь зеркало в ванне и не закрываешь тюбик от зубной пасты. Ненавижу, когда ты что-то проливаешь и вытираешь это носком. А потом ходишь по дому и разносишь это по всей квартире! Ненавижу твое свинство! Ты свинья! Свинья!

Гена обалдел. Он даже и не думал, что своим существованием может кому-либо так вредить. Да не кому-то, а любимой женщине. Он всегда так жил, и всем было все равно до его чистоплотности. Он даже никогда не замечал бардака, который производил. Он огорчился своей свиноподобности.

– А что же ты раньше то не сказала, что тебя это так бесит? – язвительно спросил он.

Люда закрыла лицо руками и заплакала сильнее.

– Я не знаю, не знаю! – говорила она сквозь слезы, – я боялась быть пилой! Боялась быть занудой и плохой. Но это же невозможно так жить.

Гена попытался обнять Люду, но она его оттолкнула.

– Блин, я и не думал, что ты так страдаешь от грязи… Ну хочешь, я вызову клининг, завтра все уберут?

Люда мгновенно успокоилась. Вот прям молниеносно.

– Да, хочу! Очень хочу! Ты не представляешь, как сильно я хочу клининг! Я ненавижу мыть полы, но мне приходится это делать с 7 лет. Клининг – моя заветная мечта.

– Ок.

Гена достал телефон, быстро нашел услуги по уборке, позвонил и договорился на завтра на утро. При этом он чувствовал себя великолепно. Как будто совершал для своей дамы какой-то рыцарский подвиг. Было даже ощущение, что подрос на пару сантиметров.

Люда не верила в то, что так можно. Что можно попросить, и ее желания сбываются. И даже другими глазами посмотрела на Гену. Уже без презрения, но с большей долей восхищения.

***

Когда на следующий день пришла уборщица, Люда с наслаждением смотрела, как она моет окна, полы и расставляет все по местам. Уборка заняла несколько часов, в течение которых Люда обалдевала и радовалась.

А когда работница клининга ушла, Люда скакала по квартире, как ненормальная, и вопила, что это самый счастливый день в ее жизни!

Гена, глядя на Люду, тоже был рад и горд тем, что угодил. Горд собой. Ему понравилось исполнять желания Люды и смотреть на ее радость. Даже захотелось еще как-нибудь осчастливить ее.

– А что бы ты еще хотела? – спросил он Люду вечером.

– Ой, не знаю.

– Люсенька, желай, что хочешь. Даже если желание будет дорогим, то я все равно его исполню. Пусть даже на это потребуется много времени. Мне так нравится, когда ты счастлива. Кажется, ты оттаиваешь. Я рад.

Люда не поняла, что значит «оттаиваешь», но уточнять не стала. Вдруг, это означало что-то неприятное? Скорее всего, неприятное и означало. Эх, вот и Люда по примеру матери додумывает непонятное в худшую сторону. Генетика.

– Я подумаю, – ответила она.

***

Будни без детей были каким-то чудными. Люда настолько отвыкла от того, что не надо ни за кем следить и вставать утром раньше всех, что по первости удивлялась тишине дома. И бананам, которые никто не ест. И детским постелям, которые всегда заправлены. И чистоте, которая вдруг стала поддерживаться легко, потому что дома мало жильцов.

Люда была в отпуске. Гена работал по выходным на свадьбах, а по будням на фотосессиях. У него был высокий сезон в работе.

И Люда все чаще оставалась дома одна. Это было так непривычно, быть дома одной. Читать в тишине. Смотреть кино. Она освоила несколько новых блюд и радовала Гену вечерами вкусняшками. Каждый день звонила дочкам по видеосвязи и слушала, как им там здорово. Девчонки загорели. Христя стала щекастой, а Соня вытянулась.

А еще она ходила гулять. Одна. И это было настолько хорошо, что Люда решила во что бы то ни стало и во время учебного года не забывать гулять одной просто так. Дышать свежим воздухом, молчать и размышлять о своей жизни. Это очень успокаивало и расслабляло.

А еще Люда записалась на йогу. Она давно хотела, но денег на себя всегда было жалко. Ей и сейчас было жалко – по привычке. Но подруга Милана, с которой она поделилась этой своей дилеммой, задала ей такой вопрос:

– Люсь, а если бы Соня хотела на йогу, ты бы ей купила абонемент?

– Конечно. Сразу же, как только она бы сказала, – ответила Люда, не сомневаясь ни секунды.

– Так почему же ты к себе относишься хуже, чем к ребенку? Дети в конце концов вырастут и улетят от тебя. А ты останешься с собой до последнего дня. И будешь жалеть, что не пошла на йогу сейчас. Ведь потом, возможно, ты уже не сможешь на нее ходить.

– А ты оптимистка, Мил, – ответила Люда и засмеялась своим неповторимым смехом, легким и высоким. Как трели соловья.

Короче говоря, Милана составила компанию Люде, и они теперь йожили вместе на красивых ярких ковриках. И в обтягивающих лосинах, конечно.

Когда Люда купила эти лосины и покрутилась в них перед Геной, то первым делом Гена попросил показать ему позу собаки мордой вниз. Люда показала. Гену очень взбодрила эта поза, и вечер закончился весело и играючи.

После Люда с Геной валялись в постели, и у них случился разговор по душам. Наверное, первый за все время их романа.

Люда начала рассказывать о своей маме. Как ей неприятно то, что к девочкам она относится совсем не так, как к ней.

– Знаешь, я вот смотрю, как она с девочками общается – говорила Люда, – и понимаю, что ведь она может быть нормальным воспитателем. Заботливой женщиной. Спокойной. Не стыдящей и не ругающей по пустякам. Она не орет, если внучки начудят или что-то сломают. Но если бы это сделала я, то начался бы зомби-апокалипсис, не меньше.

Гена вздохнул и погладил Люду по плечу.

– Знаешь, почему она с ними так терпелива?

– Почему?

– Потому что она знает, что ты их заберешь. Терпеть гораздо легче, когда знаешь, когда все закончится. И к тому же, это не ее дети. Такое часто бывает. Моя мать к Катьке тоже с особой нежностью относится. Не то, что ко мне.

Это участие Гены так понравилось Люде. Она почувствовала себя намного лучше и легче.

– Кстати, ты когда меня планируешь познакомить с Катей? И со своей мамой?

– Скоро на свадьбе познакомитесь, – просто ответил Гена.

– О, здорово! – оживилась Люда, – а чья свадьба? Кто женится?

– Я!

– Чееее? – не поняла прикола Люда.

– Ну, вернее, не только я. А мы с тобой.

– Ой, – Люда побледнела.

– Ага.

– И когда ты собирался мне об этом сообщить?

– Ну, так то я думал сделать все красиво. Пригласить тебя в ресторан, как там в фильмах ваших девчачьих показывают… Кольцо в коробочке подарить. Но раз уж ты спросила, то говорю, как есть. Пойдешь за меня, Люсенька?

На этих словах он посмотрел на нее огромными, как два блюдца, глазищами. И ждал ответа. В этих глазах читалось: «Пожалуйста, скажи да! Если ты откажешь, я буду полным придурком в собственных глазах».

Люда кивнула.

– Выйду.

Гена вздохнул с облегчением, поцеловал Люду, и они снова попрактиковали собаку мордой вниз. А после этого Гена захрапел. Люда же долго ворочалась, переваривая грядущие события.

С того вечера Люда все чаще стала открывать свое сердце Гене. Она рассказывала ему о своих обидах и болях, о своем детстве, о девочках. И не встречала стены непонимания и игнорирования (как это было с Василием). Гена оказался мудрым и понимающим мужчиной. Он никогда не осуждал Люду и не критиковал ее. Но всегда поддерживал. Пусть даже просто тем, что держал за руку или обнимал, когда она плакала.