Так или иначе, я поспешил убрать свой второй ствол обратно в карман, поскольку причинять вред этим Майскому и Зиновьеву в мои планы пока не входило. Да они на этот несолидный шпалер особого внимания и не обратили.

– Занятная вещица, – сказал флотский лейтенант, наконец возвращая мне «Маузер», и с несколько завистливой интонацией уточнил: – Дорогая, наверное?

– В оружейных магазинах Санкт-Петербурга выписать примерно такой пистолет по фирменному каталогу стоит более ста рублей.

– О, да вы и в Санкт-Петербурге были? – встрепенулся Майский.

– Ну разумеется, господа. А откуда, по-вашему, у меня взялись эти рекомендательные письма? Только я там побывал довольно давно, без малого три месяца тому назад.

Повисла пауза.

– Вот что, – сказал наконец подпоручик Майский. – Вам ведь, наверное, надо бы сообщить о своём прибытии. Вы же военный корреспондент?

– Ну можно сказать и так. Кстати, господа, а местная газета «Новый край» ещё выходит?

– Увы. Какой там! Тут недавно проблемы с провизией начались, уж какие при таком раскладе газеты! – ответил на это Майский.

Прибалтийский недобарончик при этом посмотрел на него как-то неодобрительно (такое впечатление, что он решил, будто подпоручик поднимает панику), а Майский продолжал:

– Если вы военный корреспондент, то вам, вероятно, потребуется пропуск на передовые позиции, а значит, следует обратиться к кому-то из командования: к коменданту крепости генерал-лейтенанту Смирнову, начальнику сухопутной обороны генерал-майору Кондратенко, а лучше всего – к начальнику Квантунского укреплённого района генерал-лейтенанту Стесселю. Только тут я затрудняюсь посоветовать вам что-то конкретное. Если я просто доложу о вас по команде, это будет сплошная бессмысленная писанина и на это уйдёт несколько дней. И вот незадача – сегодня воскресенье…

Чувствовалось, что писать (а особенно всякие там официальные бумаженции) – это вообще не его. А в остальном он был абсолютно прав: главный по должности тут всё-таки практически не посещавший передовую Стессель, и персонам вроде меня обращаться по всем вопросам надо именно к нему. Хотя для меня лучше всего как можно дольше оставаться на положении «облака в штанах», то есть лица, не занесённого ни в какие бумаги…

– И что с того? – спросил я, в очередной раз кося под дурака. При этом прекрасно понимая, что времена на дворе степенно-неторопливые и, несмотря на войну, те господа офицеры, которые не торчат посредственно в окопах и на бастионах, проводят выходные дома, в кругу семьи. Раз уж есть такая возможность. А семьи в Порт-Артур до начала войны успели привезти многие господа офицеры…

– Да, понимаете ли, никто из генералов прямо сегодня вас точно не примет. Разве что.

– Послушайте, господин барон, – обратился подпоручик к корнету-недомерку. – Не сочтёте ли вы за труд лично доложить начальнику Квантунского укреплённого района о прибытии к нам господина Рейфорта? Вы ведь в ближайшее время непременно будете у вашего патрона, генерала Стесселя. Или у его супруги…

Вот тут в его словах проскочил явный намёк на что-то. То ли на то, что генерал Стессель тот ещё подкаблучник (собственно, он таковым в историю и вошёл; в остальном же одним из наиболее приличных слов, каким характеризовали генерала современники, было «прохвост»), то ли на некие близко-интимные отношения между Пыхте-Скебиноссом и мадам генеральшей (была ли слаба на передок мадам Стессель, я из имеющихся в открытом доступе документов, честно говоря, не понял). А ещё в этой фразе сквозила явная неприязнь обычного офицера к генеральскому адъютанту.

– Не-е с-снаю, – пожал плечами барончик. – Если его высоко-опревосхо-одительство-о соблагооволи-ит менья за чем-нипу-удь выз-звать. Но это-о буде-ет не ранее чем за-автра или да-аже послеза-автра-а…

Называется, обрадовал. Хотя, раз уж он не помер сразу после знакомства с «Гипфом», пусть хоть какую-то пользу приносит.

– Вот и отлично. Всё равно это быстрее, чем в том случае, если я доложу сам. Барон устно сообщит о вас, а потом вы нанесёте визит его высокопревосходительству и подробно объясните ему, кто вы такой и зачем вы здесь, – с явным облегчением объявил Майский и тут же, словно спохватившись, уточнил: – И, кстати, действительно, а зачем вы здесь?

– Да как вам сказать, господа. Во-первых, в европейских газетах о Русско-японской войне пишут по преимуществу всякую ерунду. А во-вторых, Порт-Артур осаждён и отсюда не поступает никакой свежей информации. Разумеется, кроме той, что исходит от японцев…

– То есть вы собираетесь искать здесь правду? – спросил лейтенант Зиновьев. Интонация при этом была довольно ехидная.

– Насколько я помню, господа, правду, усечённую до одного-единственного вопроса «Кому на Руси жить хорошо?», искали мужики в одной известной всем поэме Некрасова. И, кстати, не нашли. Ну а в нашем газетном деле рамки правды и лжи определяют, как легко догадаться, главный редактор и издатель. А я лично уверен лишь в том, что за свежие репортажи непосредственно с театра военных действий мне хорошо заплатят…

– Резонные соображения, – согласился Зиновьев. – Прагматичный вы всё-таки народ, газетчики… Да, кстати, а как вы сюда добрались?

– Ну это не столь сложно, как вы можете себе представить. Особенно если здраво оценивать всю степень риска, на который ты при этом идёшь. Ещё в Сайгоне через местных репортёров и чиновников я договорился с контрабандистами, которые сначала вполне легально доставили меня из Сайгона в Циндао и далее в Чифу. Как я успел понять, за деньги здесь можно всё. Ну и этой ночью, уже нелегально, – из Чифу сюда.

– И что это за контрабандисты? – уточнил подпоручик Майский то ли из чисто спортивного, то ли из профессионального интереса.

– Некий Ле Зуан. Племянник весьма уважаемого в Сайгоне старого Хо Ши Мина, который имеет в узких кругах, имеющих отношение к торговле опиумом, кличку Дедушка Хо.

Вот зачем что-то придумывать, если можно назвать пару совершенно реальных имён из будущего? И по-любому нужный эффект был достигнут.

– Никогда не слышал о таком, – вздохнул Майский.

Да кто бы сомневался…

– Ну это как раз неудивительно, в Азии тех, кто живёт контрабандой, куда больше, чем вы думаете…

– А как там, в Сайгоне? – спросил флотский Зиновьев, явно стремясь переменить тему. Торговцы опиумом его, судя по всему, интересовали мало.

– Замечательно. Особенно с точки зрения тех, у кого нет конкретных и срочных дел. И кстати, там сейчас ваш крейсер «Диана».

– Да ну? И что с крейсером? – сразу оживился Зиновьев. Двое его коллег тоже навострили уши. Оно и понятно: навряд ли они слышали про это хоть что-то, кроме самого факта прорыва «Дианы» в сторону Индокитая.

– Разочарую вас, господа, я знаю не так уж много. 12 августа крейсер пришёл в Сайгон из Хайфона, где перед этим пополнял запасы угля. После боя в Жёлтом море корабль имеет несколько пробоин, в том числе одну из крупного калибра ниже ватерлинии. Пока «Диана» стоит в Сайгоне. Судя по всему, для устранения повреждений крейсеру надо становиться в док, но французские власти, на которых давят по дипломатическим каналам англичане и японцы, не хотят давать согласие на длительное пребывание крейсера в Сайгоне и требуют, чтобы его командир, капитан 1-го ранга светлейший князь Ливен, интернировался, то бишь разоружился. Все ждут телеграммы по этому поводу из Петербурга…

Здесь я поймал себя на мысли, что чуть не ляпнул вслух «из Ленинграда» вместо «Петербурга». А вот на хрен столько раз переименовывать город! Также я умолчал о том, что вообще-то этого хитрожопого Ливена сначала собирались судить. И ведь реально было за что: «прорвался» в строго противоположную сторону, во Владивосток не пошёл под предлогом того, что на это «угля не хватит», но при этом сумел дотащиться до Хайфона, расстояние до которого вдвое больше, чем до Владивостока. И только изменившиеся обстоятельства высшего порядка («наверху» соизволили счесть, что он всё-таки не драпал, а «спасал корабль») превратили командира «Дианы» из преступника в героя. Но это всё, так сказать, «послезнание», и информировать об этом моих собеседников не стоило.