Она берет его и откусывает, потому что, когда моя мама говорит, ты слушаешь и выполняешь. Кэсси долго жует, потом ее глаза загораются. Набив полный рот, она говорит:

— Вау. Это действительно вкусно. Неудивительно, что Томми влюбился в тебя.

Неужели это так очевидно?

На щеках Мерри появляется восхитительней румянец

Мой взгляд задерживается на ней, и она смотрит на меня сквозь свои длинные ресницы. Теплое сияние уверенности растет в моей груди. Да, Мерри — женщина для меня. Так и должно быть. Как могло быть иначе?

Мы все болтаем еще несколько минут, но когда толпа на рождественском базаре прибавляется, Мерри и моя мама занимают свои места за столом.

Борясь с желанием поцеловать Мерри на прощание, я ухожу, направляясь в магазин, чтобы разжечь печь для пиццы — я осмотрел ее, и она в отличном состоянии, — поработать еще над несколькими рецептами, дождаться доставки и убедиться, что Нико не увиливает от своих обязанностей по складыванию коробок для пиццы.

Когда подхожу к своему грузовику, Роб Ласкер из «Кофе Хат» стоит, прислонившись к двери со стороны водителя и скрестив руки на груди.

— Могу я чем-то помочь? — Мой голос больше похож на предупреждающее рычание, чем на вежливый вопрос.

— Слушай, я уверен, что ты любишь свою пиццу и ту девушку с пирогами вон там, но я собираюсь сделать тебе официальное предложение уйти.

Сжимаю кулаки, готовый сбросить этого парня с самой высокой вершины горного хребта Хоук-Ридж.

— Уйти от Мерри?

Он резко выдыхает.

— Я возьму и ее тоже. Но я говорил о том, чтобы отказаться от коммерческого помещения на Мэйн-стрит. Я дам тебе пятьдесят штук, чтобы ты исчез и не оглядывался назад.

— Ни за что.

— Семьдесят пять?

Медленно, угрожающе качая головой, я сжимаю левый кулак.

— Сто тысяч? — спрашивает Роб.

Я становлюсь в стойку, готовый нанести удар, если этот парень скажет еще хоть слово. Пауло гордился бы мной.

Роб, должно быть, считывает гнев, исходящий от меня горячими волнами, потому что отходит подальше.

— Ладно, ладно. Сообщение получено. Ты не собираешься отказываться от своей жалкой маленькой пиццерии.

— Если я снова увижу тебя здесь, то получишь по лицу не только этими двумя кулаками.

Мужчина издает дрожащий смешок, а затем убегает.

Все еще кипя от злости, когда прихожу в магазин, я разжигаю печь и готовлю пиццу, которую назову в честь Мерри, в которую входит карамелизированный лук, слегка обжаренные яблоки, бекон, козий сыр, тимьян и легкий кленовый сироп. Мой телефон подает звуковой сигнал с сообщением и звонит одновременно, и я вытираю руки о фартук, повязанный вокруг талии.

Я отвечаю, когда ее имя прокручивается по экрану.

— Томми, пожалуйста, приезжай на базар. У нас проблема. — Тревога наполняет ее голос.

Оставив Нико за главного с краткими инструкциями не поджигать заведение, поскольку в печи для пиццы горит огонь, я мчусь к церковной парковке. Машины выстроились вдоль улицы, и толпа увеличилась в четыре раза с тех пор, как я ушел. Там едва хватает места, чтобы ходить.

Когда подхожу к киоску Мерри, в этот раз ее щеки порозовели не от восхитительного смущения, они покраснели от огорчения.

— Что случилось?

— Кто-то украл мои пироги, — говорит Мерри, закрывая лицо руками. Она объясняет, что они с мамой болтали с потенциальным клиентом, помогая кому-то заполнять форму заказа. — Когда закончили, обернулась, а четыре пирога, которые у меня оставались, исчезли.

Я хмурюсь, сжимая губы.

— Есть какие-нибудь идеи, кто мог их забрать?

— Я поспрашивала людей, которые были поблизости, но из-за этой толпы они тоже были заняты. — Она беспокойно расхаживает у пустого стола.

— С другой стороны, ты почти распродала все за несколько часов.

— И у нее две дюжины заказов на праздники, — добавляет моя мама. — Но никто не имеет права красть пироги.

Кто-то врезается в меня и извиняется, напоминая мне о том, как Кэсси врезалась в Мерри.

— Как думаешь, это могла быть Кэсси, предпринявшая последнюю попытку саботировать нас?

— Я видела, как она и Леон уходили раньше. Кроме того, она заказала пирог. Они проводят Рождество на курорте, а Новый год — в Канкуне.

Я потираю подбородок рукой, размышляя.

— Хм. Кто еще мог захотеть украсть четыре пирога?

— Это могли быть несколько человек, — говорит моя мама.

— Я вызываю команду, чтобы помогли нам в расследовании, — говорю я, доставая свой телефон.

— Имеешь в виду своих братьев? — спрашивает Мерри.

— А что насчет твоих братьев? — спрашивает женский голос у меня за спиной.

— О, привет, Фрэнки, — говорю я застенчиво.

— Что бы это ни было, надеюсь, ты собирался включить в это свою сестру. — Она поднимает Рафаэля повыше на бедре.

Расти замыкает шествие вместе с двумя другими детьми, которые бегут к своей бабушке.

Я объясняю, что случилось с украденными пирогами.

— Люди могут быть беспощадными. — Фрэнки рассказывает нам короткую историю о конкурирующем ресторане, когда у нее еще был свой на Манхэттене.

— Может быть, это конкурирующая пекарня, которая узнала о магазине? — спрашивает Расти.

— В городе есть закусочная, «Ястреб и свисток» и «Мама и леденец», но не думаю, что они пожелают вам зла, — говорит Фрэнки, оглядываясь по сторонам, готовая уничтожить любого, кто посмеет помешать нашему предприятию. Моя сестра, может быть, единственная девочка и самая младшая в семье, но она такая же свирепая, как и наша мать.

— Мы пойдем поспрашиваем, — говорит Расти. — Вежливо. Не хочу, чтобы кто-то оторвал кому-то голову. — Он нежно кладет руку на плечо своей жены.

— О, когда я узнаю, кто украл твои пироги, полетят головы. — Фрэнки скалится.

Мерри начинает смеяться, но тут же замолкает, потому что выражение лица Фрэнки говорит о том, что она не шутит.

Расти обнимает ее и говорит:

— Давай найдем те теплые, сладкие, глазированные орешки, которые ты так любишь, прежде чем сделаем что-нибудь прискорбное.

Фрэнки откидывает голову назад. Двумя указательными пальцами она указывает на свои глаза, а затем обводит ими наше окружение, показывая, что она будет следить за любыми нарушителями.

— Вы можете вывезти женщину из Нью-Йорка, но не сможете вывести город из женщины, — говорю я.

На этот раз Мерри действительно смеется.

— Не волнуйся. Мы что-нибудь придумаем, — мягко заверяю я, обнимая ее так же, как Расти обнимал мою сестру.

Она прижимается ко мне, как будто ей нужно место, чтобы успокоить свои тревоги. Затем резко отстраняется.

— Томми, ты же не пытаешься саботировать меня, не так ли?

Я отказываюсь верить, что услышал все правильно.

— Что? Я бы никогда. Зачем мне это делать? Почему ты так думаешь? — Что-то плотное и тяжелое опускается мне на грудь.

— Так бы ты смог оставить магазин в своем полном распоряжении. — Глядя вниз, она шаркает ногой по земле.

— Ты слышала ультиматум Марли, — парирую я, защищаясь.

— Прости, я просто беспокоилась, что ты…

— Разве я дал тебе повод не доверять мне?

— Я видела, как ты разговаривал с мистером Кофейное дыхание ранее.

— Да, я говорил ему, что не... — Я замолкаю, когда до меня доходит. — Роб Ласкер, этот урод. Он похититель пирогов. — Я рассказываю Мерри о нашем разговоре, умолчав о том, как близок был к тому, чтобы нокаутировать придурка простым джебом и кроссом.

— Может быть, нам стоит включить его в «Двенадцать рождественских блюд». Один кусочек, похоже, сработал с Кэсси, — предполагает Мерри.

Я сердито смотрю на нее.

— Единственное, что получит этот парень, это пирогом в лицо.

— Нам не нужно обвинение в нападении вдобавок ко всему.

Мои плечи остаются напряженными, но я немного смягчаюсь.

— Оставь это Фрэнки. Но не волнуйся. Мы убьем его добротой, прежде чем будут предприняты какие-либо действия.

— Под «убить его добротой» ты имеешь в виду выгнать мистера Кофейное дыхание и его фургон «Кофе Хат» из Хоук-Ридж-Холлоу?