- У вас, значит, и иностранцы останавливаются?

   - А как же?.. Американец - байкер в наколках, на мотоцикле полсвета объехал. У нас он, кстати, несколько раз останавливался. Маша английский знает не очень, а он, когда в первый раз приехал, в ресторане никак не мог объяснить Маше, чего хочет. Наконец стал облизывать палец. Маша с круглыми глазами бежит ко мне, рассказывает... Приходим в ресторан уже вдвоем, а он смотрит на меня голодными глазами и повторят "айс крим". Июль, было жарко.

   - Мороженное, - говорю Маше.

   -Какое? - бросилась к холодильнику.

   - Давай уже обычный пломбир, - иначе так мы могли долго объясняться.-

   Американец был так доволен, что его поняли, наконец, что подарил мне текилу, а Маше свой шарф, мужской, но красивый, в скандинавском стиле.

   - Зачем ему в июле шарф?

   - Ехал дальше в сторону Севера, путешествовал по России, боялся русских морозов, наверное, - засмеялась Юля.

   - Немцы к нам приезжают, - Макс снова был невозмутим и доволен собой и жизнью. - А одна пара, пожилые уже, Эльза и Герхард даже несколько раз. Хорошо у вас, говорят.

   Ночью Антон, разумеется, не мог уснуть, хоть Макс и Юля уверяли в унисон, что спится здесь отменно.

   - Некоторые приезжают сюда специально, чтобы поспать. А кто-то говорит "разбудите пораньше", а утром "нет, спасибо, я, пожалуй, лучше посплю". И отменяет встречу по телефону.

   Нежный голос Юли звучал по-прежнему в ушах. И хотелось продлить этот день. Длить и длить, отдаляя новое утро...

   Как тараканы в щели, лезли в голову разные темные мысли. И если тараканов можно отравить, то что делать с этими пришельцами?

   Мысль о том, что где-то рядом Юля и Макс спят в одной постели, совершенно изводила.

   "Нет, конечно же, в разных", - утешал Антон сам себя, не имея, впрочем, на то никаких оснований, кроме собственных домыслов.

   Макс как будто специально оставил его помучить, заставил смотреть на собственное счастье с Юлей.

   Нет, спят они, конечно, в разных комнатах.

   Как приведение, Антон вышел из номера под утро. Долго прислушивался к храпу Макса, доносившегося с конца коридора, а когда гадать "вместе-не вместе" стало невыносимо, хмуро выскользнул во двор.

   Нет, Макса бы он, конечно, не убил, не задушил подушкой, хоть тот недавно и чуть не столкнул его в болото. Да и Юлю жалко. Будет плакать. Наверное.

   Антон не заметил, как вышел на улицу, а потом как преступник на место преступления, как есть в одних трусах, снова поплелся к болоту. Мистическое место так и тянуло его. Заговоренный какой-то камень - не иначе. И эта лягушка на нем. Ее касались руки Юли...

   Никогда еще Антон не брал чужого за всю свою жизнь. С детства мама приучила к мысли, что любая кража, не важно, большая или маленькая - это плохо и по сути не важно, взял ли ты карандаш или ограбил банк. Не твое. Чужое. Значит, не трожь. А что бы сказала мама, если бы узнала о том, что накануне ее сын, ее гордость помышлял присвоить себе чужую жену, не просто чужую, а лучшего некогда друга?

   Друга ли? Ведь Макс хотел убить его, и только после этого он, Антон, хотел убить Макса. Нет, не то чтобы задушить или утопить, но если бы вдруг Макс, нападая этой ночью на него, оступился и упал в болото, он, Антон, не стал бы вытаскивать его. Сам виноват.

   Антону показалось вдруг, что лягушка на камне с любопытством смотрит на него, точно пытаясь подслушать мысли, своими большими голубыми глазами, чуть удлиненными. Царевна. У лягушек таких глаз не бывает. У Юли - вот у кого такие глаза.

   Как одержимый, Антон сделал шаг по направлению к камню.

   Что ж, раз он не может присвоить себе саму Юлю, он присвоит себе ее часть. Ее взгляд, частичку ее души, которую она вложила в гипс.

   Оставаясь обеими ногами на земле, Антон бревном перекинулся руками на камень, и вдруг лягушка, скользкая от дождя, как живая, подпрыгнула и выскользнула в болото.

   Несостоявшийся похититель наклонился было за ней, подавшись всем телом вперед, и вдруг почва начала уходить из-под ног.

   Вопреки голосу рассудка, отчаянно призывавшего замереть и не суетиться, Антон продолжал шарить рукой в трясине, пытаясь отыскать там своенравную царевну, стараясь одновременно наклониться и сделать шаг назад.

   Трясина, всхлипнув, приняла его тело целиком.

   - Помогите! - успел крикнуть Антон, прежде чем погрузился в трясину по уши, так что уже нельзя было кричать, но можно еще дышать. А глаза еще видели ели, березы и Макса, бегущего со шваброй. Сейчас ударит по голове, и конец.

   Антон закрыл глаза.

   - Не шевелись! - отчаянно кричал Макс. - Хватайся за палку!

   Антон послушно исполнил приказ, но трясина не хотела так просто отпускать свою жертву.

   Макс тянул на себя изо всех сил, проскальзывая к опасному краю. Но еще один рывок - и спасенный на берегу.

   - Но лягушка... она утонула, - получился жалкий какой-то всхлип, за который Антон ненавидел и себя, и спасителя-Макса. Ах, теперь тот в глазах супруги герой! Спас неловкого незадачливого друга, и все трое ведь прекрасно понимают, зачем он полез за лягушкой.

   Орлов смотрел на него чуть ли не с жалостью. Хорошо хоть снова не пытался потрепать по плечу.

   ... За завтраком ни слова не говорили о том, что произошло. Только Макс глухо повторял, что надо немедленно оградить болото во избежание беды.