— Уйди. — Голос Тайера ровный — безжизненный, — и он смотрит куда-то в сторону, избегая зрительного контакта.

— Нет. — Я не брошу его. Не в такой ситуации.

— Шэйн, я серьезно. Дай мне немного долбаного личного пространства. Я хочу побыть один. — Он делает глоток прямо из бутылки и вытирает рот тыльной стороной ладони.

Я вздрагиваю от его резкого тона, но все равно забираю у него алкоголь. На глаза наворачиваются слезы.

— Тогда давай побудем в одиночестве вместе. — Я подношу бутылку к губам и, позволив жидкости опалить мое горло, не могу удержаться от кашля из-за горького вкуса ликера.

Тайер стискивает челюсти, и мне кажется, что он еле сдерживает непролитые слезы. Он не плакал даже на похоронах. Поставив бутылку на пол, я притягиваю голову парня к своей груди, и его влажные от дождя волосы холодят мою и без того ледяную кожу. Я целую его в макушку, обхватив пальцами за основание шеи и притягивая еще ближе. Сделав судорожный вдох, он вжимается в мое тело, и я с трудом сглатываю, пытаясь удержать себя в руках. Я еще никогда не видела, чтобы Тайер Эймс показывал эмоции. До сих пор я не была уверена, что он способен на это. Этого зрелища достаточно, чтобы сломить меня.

Спустя несколько долгих секунд его руки находят мои бедра, а губы — грудь. Парень разворачивается и целует мою голую кожу. Дрожь пробегает по телу, и его губы перемещаются ниже. Не сводя с меня темных глаз, Тайер стягивает вниз лиф моего короткого платья и целует обнаженный холмик груди. Мои глаза закрываются, сердце грохочет, когда он обнимает меня за талию и усаживает к себе на колени.

Я беру его щеки в ладони и, придвинувшись ближе, прижимаюсь губами к его подбородку. Ладони Тайера сжимают мои бедра так сильно, что на теле наверняка останутся синяки, и я целую его снова и снова, в закрытые веки и, наконец, в губы. Как только наши рты соприкасаются, он начинает двигаться. Его язык проникает в мой рот, а как рука скользит вверх по спине и обхватывает за основание шеи. Он толкается в меня бедрами, отчего я издаю глухой стон, расстегивает ремень и немного спускает брюки. Грубые руки задирают подол моего платья, и парень переворачивает меня, устроившись между ног.

Мое тело воспламеняется за рекордно короткое время, и когда он начинает тереться о меня, я теряю весь свой контроль. Я обвиваю ногами его талию, и он опускает голову, снова целуя меня. Я провожу языком по его пирсингу — двум кольцам, изогнутым вокруг его полной нижней губы, — и он стонет, распахивая верх моего платья. Потом проводит языком по моему соску, и я выгибаюсь. Мои неуклюжие пальцы нащупывают пуговицы на его рубашке, расстегивая их одну за другой. Тайер отстраняется ровно настолько, чтобы сорвать ее с плеч, а затем снова оказывается у меня между ног.

— Дотронься до меня, — умоляю я в ожидании большего. Рука Тайера скользит между нашими телами, и его пальцы начинают тереть влажное пятно на моих трусиках. — Ты мне нужен.

Я опьянена ощущениями, и мои ноги сами собой раздвигаются. Мы никогда не заходили так далеко — никогда так отчаянно не нуждались друг в друге, — и где-то за пеленой похоти я понимаю, что это неправильно. Дело даже не в том, что мы не вместе, просто оно должно случаться не так. Не тогда, когда мы скорбим, а он пьян, и мы оба на грани того, чтобы подхватить гребаную пневмонию в этом сыром и холодном амбаре. Многие не одобрили бы мое решение потерять свою девственность таким образом. А решение потерять ее со своим сводным братом — тем более.

Тайер стягивает с моих бедер белье, и я обхватываю ладонями его подбородок, приближая свои губы к его губам. Мои глаза закрываются, когда язык парня проскальзывает в мой рот, сплетаясь с моим в чувственном танце. Он вкладывает в этот поцелуй все. Я чувствую его боль, его душевные муки, его потребность, его любовь. Я чувствую все это, потому что ощущаю внутри то же самое.

— Я люблю тебя, — шепчу я ему в губы и чувствую, как после этих слов он напрягается. Тайер не отвечает, и я поднимаю взгляд. Его глаза закрыты, брови сведены как от боли, челюсти сжаты. Когда он отстраняется и садится, внутри меня разворачивается страх.

— Убирайся.

— Что? — Я прикрываю грудь. В свете фонаря глаза Тайера кажутся угольно-черными, и от мрачного выражения у него на лице я начинаю дрожать. Снаружи раздается раскат грома, и я подпрыгиваю на месте, в то время как Тайер с равнодушным лицом остается неподвижным. В нем будто щелкнул выключатель.

Я поправляю платье и возвращаю на место нижнее белье. Тайер встает, его ремень свободно болтается в расстегнутых брюках. Проведя рукой по волосам, он достает из заднего кармана пачку сигарет. Прикуривает одну и затягивается, а потом отходит к двери. Распахнув ее, он опирается одной рукой на косяк. Звуки бури снаружи становятся громче. Перед его лицом идет проливной дождь, но он продолжает курить, как будто меня и вовсе не существует.

Поправляя одежду, я закусываю губу, чтобы та не дрожала. Гольфы сползли и намокли, платье порвано на груди, но мне все равно. Мне плевать, что я без туфель, а снаружи гроза. Сейчас я хочу одного: убраться из этого амбара. Когда я прохожу мимо Тайера, он хватает меня за руку и останавливает. Я поворачиваюсь к нему лицом, но он молчит, а его взгляд устремлен на порванную ткань на моей груди. Я вырываюсь из его хватки и выбегаю под дождь.

Льет еще сильнее, чем прежде, и я моментально промокаю насквозь. Темно-серое мрачное небо почти не видно за кронами деревьев. Снова раздается раскат грома, и на секунду лес освещает яркая вспышка света.

— Шэйн! — доносится сквозь дождь голос Тайера. Я обхватываю плечи руками и продолжаю бежать в сторону дома.

Раздается грохот, и снова бьет молния — в этот раз гораздо быстрее, что говорит о приближении бури. Я убираю с лица мокрые волосы и щурюсь, чтобы увидеть хоть что-то сквозь пелену дождя.

— Какого черта, Шэйн? — кричит Тайер, догоняя меня. Я поворачиваюсь к нему, темные влажные волосы спадают ему на глаза. — Ты с ума сошла?

— Ты велел мне убираться!

— Ну а теперь я прошу тебя затащить свою задницу обратно в амбар!

Я качаю головой под очередной раскат грома. Я знаю, что веду себя крайне неразумно. Сейчас не время с ним препираться, но я ничего не могу с этим поделать. Я разворачиваюсь и иду к дому. В любом случае, амбар не намного ближе, так что я бы предпочла оказаться в тепле. Но внезапно Тайер берет меня за руку и притягивает к себе.

Громкий треск буквально разрывает мне уши, а затем нас прерывает еще одна вспышка света. Мы с Тайером оборачиваемся и видим, как в дерево всего в нескольких футах от нас бьет молния. Она попадает прямо в ствол, и от него отлетают куски коры. С широко распахнутыми глазами я смотрю, как дерево начинает дымиться.

— Нам нужно уходить. — Тайер снова хватает меня за руку, вырывая из состояния ступора. Когда наши руки соприкасаются, между моим большим пальцем и запястьем проходит разряд, и я отдергиваю кисть, будто обжегшись.

— Что это было? — Это нельзя назвать болью, но я точно что-то почувствовала.

Нахмурившись, Тайер поднимает руку и берется за свое обнаженное плечо, но не отвечает. Он тоже это почувствовал.

— Какого хрена вы тут делаете? — кричит Холден, подбегая к нам со стороны дома. — Старик вот-вот спятит.

Его взгляд мечется между нами. Тайер стоит без рубашки, его ремень все еще расстегнут, а я босая и больше похожа на испуганное дикое животное, нежели на девушку.

Я замираю, не представляя, как объяснить происходящее, но Тайер, хоть он и в стельку пьян, быстро приходит в себя.

— Кажется, ее зацепило молнией, которая прошла через землю, — произносит он, указывая на дымящееся дерево. — Ей надо бы обратиться в неотложку.

— Что? Нет, я в полном порядке, — возражаю я, качая головой.

Меня зацепило молнией? Так вот, что это было? Я почти не почувствовала ее.

Холден бросается ко мне, и Тайер уходит, бросив на меня последний взгляд через плечо, пока его брат осматривает меня на предмет повреждений. Я не могу оторвать глаз от Тайера, стоящего под проливным дождем — его обнаженная загорелая грудь тяжело вздымается, на лице извечная хмурость. Каким-то образом я знаю, что все вот-вот изменится уже во второй раз за эту неделю. Я чувствую это нутром.