Из глубины тебя в глаза мне смотрят

глаза ещё не сбывшегося сына.

Во имя этой жизни наши жизни

должны бы, знаю, слиться воедино.

Во имя этих рук, его ручонок,

мои должны бы убивать и строить…

Во имя этих глаз ты спрячешь слёзы,

хотя без слёз больнее будет втрое.

Не надо этого, родная.

Пусть нас не держит никакая сила,

насильно нас с тобой соединяя.

Ни слово, озарённое тобою.

Ни то, чего не высказать словами.

Ни ливень страсти, прошумевший мимо,

ни дрожь твоих ресниц при расставаньи.

Я люблю любовь морских скитальцев:

поцелуют — и прощай.

Обещают возвратиться.

Не вернутся, так и знай.

Что ни порт, ещё невеста…

Манит моря водоверть.

Там в постели белой пены

на себе их женит смерть.

Люблю любовь, где двое делят

хлеб, губы и ночлег.

Любовь, которая на время,

а может — и на век.

Любовь — как бунт, назревший в сердце,

а не сердечный паралич.

Любовь, которая настигнет.

Любовь, которой не настичь.

Не опоить мне больше свои глаза твоими.

Не заживить мне ими пронзительную боль.

Но где б я ни был, буду твои глаза я видеть,

и боль мою повсюду ты понесёшь с собой.

Я был твоим, родная. А ты моей. И значит,

отпущено так много любовью нам двоим.

Я был твоим, родная. И ты была моею.

Другой тебя полюбит. И станет он твоим.

Я ухожу в печали.

Но я всегда печален.

Из края нашей встречи в какой иду я край?

Прощай! — мой сын мне шепчет из-под родного сердца.

И я шепчу: прощай!