Что за лингвистическое изобилие! Говорили не на языке дрегов. И не по-русски. Однако и этот язык я прекрасно понял. И сразу взбунтовался:

– Негоже воинам нарушать данное слово! Если эти двое погибнут, меня вы тоже не получите!

Все всадники на буйволах разом направили на меня копья.

«Ситуация повторяется… Могли бы как-то по-другому отреагировать. Здесь у них что, правило такое – железками в живого человека тыкать?»

– Не лезь не в свои дела, чужак. К тому же, тебя мы уже получили.

– Это легко исправить, – я извлек кинжал из ножен и приставил к собственному горлу.

В предрассветных сумерках лезвие буквально засияло, и это произвело на «папуасов» эффект неразорвавшейся бомбы: вот она упала, все на нее смотрят, уподобившись каменным истуканам, и не могут решить, бежать или… сейчас все равно рванет.

– Опусти нож, чужак, – наконец, выдавил из себя вожак. – Твоя смерть нам не нужна.

– Сзади!!! – неожиданно крикнул юный басурманин.

Я успел резко повернуть голову и увидел подкравшегося папуасского воина, занесшего копье для удара. И сразу дернулся от пореза на шее клинком, который сам не успел убрать.

Вдруг вся моя одежда лопнула по швам – я превратился в источник взрывной волны, отбросившей и сеть, и «папуасов» вместе с буйволами.

Лошадка подо мной взбрыкнула и понесла. Едва успел схватить поводья, каким-то чудом умудрившись при этом не выронить кинжал и не поранить им животное.

– Да куда ж тебя… – очередной подскок скакуна заставил громко клацнуть зубами и замолчать.

Кроме прежних конвоиров, вдвоем оседлавших оставшуюся кобылу, никто за мной не последовал. Скорее всего, пострадавшим было не до погони, но как же меня трясло!

«И фиг с ней, с отбитой задницей! Нужно скорее оторваться. Похоже, «утомленные солнцем» добра мне точно не желали!»

Наконец, «басурмане» сумели меня нагнать и остановить перепуганную лошадь.

– Ты – точно не дрег, – сообщил мне «великую новость» старший. – Эти исчадия проклятых теней никогда не рискнут коснуться лезвия поглотителя. Тем более, такая мощная инициация… Зачем ты рисковал?

«Еще бы я понял, о чем он говорит. Поглотитель, инициация… Зачем я рисковал? Можно подумать, я знал, что оно рванет».

– Терпеть не могу предательства, – ответил первое, что пришло в голову. – Вы ведь договорились обменять меня на свои жизни?

– Верно, – согласился он.

– А их командир приказал стрелять вам в спину какими-то особыми стрелами.

– И ты понял их тайный говор? Как?

– Мужики, лучше не спрашивайте…

– Понимаю, не все тайны нужно раскрывать. Но знай: отныне капрал пограничной службы Игун – твой должник.

– И ефрейтор Алгай, – добавил юноша.

– А меня зовут Платон, – тоже решил представиться спутникам. – Так мы едем дальше?

– Да, – кивнул Игун. – Лошадка со страху припустила в сторону дома, так что до Ибериума осталось всего полчаса пути. Но сначала мы заедем к моему отцу.

– Как скажешь. Я просто мечтаю скорее спешиться, поскольку отбил себе всю пятую точку. И еще – спасибо тебе, Алгай, за предупреждение. Мне эти подгорелые ребята сразу не понравились.

– Мы называем их угаями, – сообщил парень.

– А себя?

– Мириги.

– Плюс еще есть дреги, на чьем языке мы общаемся. А что за тайный говор, который использовали угаи? – спросил я.

– Не спеши узнавать все и сразу. Мир полон тайн, и не каждую можно спрашивать без риска для жизни.

«А ребята ко мне вроде как прониклись. Почему? В благодарность за спасение от угаев или из-за этой взрывоопасной инициации? Одежонку мою капитально изуродовало. Обувь потрескалась, от брюк остался пояс с карманами и несколько полос ткани. Как еще торбу бандитскую не унесло? Видать, лямка прочная оказалась».

Чтобы не привлекать ко мне внимания, Алгай выдал плащ. Жарковато, конечно, но во избежание новых проблем я был готов потерпеть не только жару.

После стычки с угаями мы немного разговорились. Вкратце рассказал им о встрече с амбалами, об их желании меня прирезать, и о переносе в степь после того, как уничтожил отморозков. Они, в свою очередь, немного рассказали о дрегах, охотящихся на людей и продающих их потом в рабство. Пару раз упоминали неких магов, о которых я пока не стал расспрашивать. Да и сам решил не распространяться ни о мире, из которого прибыл, ни о тени некоего Ярга, памятуя о смертельно опасных тайнах.

Иероним показался, когда мы поднялись на небольшой взгорок. С него открылся вид на утопавшую в зелени долину, высокие городские стены и множество аккуратных домишек, разбегавшихся от города вдоль речки.

– Это окраина Миригии. Ниже по реке, через дюжину полетов стрелы, начинается Гайния.

– А кому принадлежит степь?

– Это ничейные земли, Платон, – ответил Игун. – Тебе повезло попасть сюда в первый сезон, когда степь спит.

Об остальных сезонах поговорить не успели. Капрал посоветовал дальше ехать молча, поскольку на пути могут встретиться дозоры или просто мирные граждане Миригии, которые забывали о своем миролюбии, услышав язык дрегов.

В долину мы спускались по узким тропкам, поэтому вели лошадей в поводу. Я двигался между пограничниками и старался не приближаться к краю тропинки.

Спустившись, наткнулись на других служак. Они о чем-то поговорили, и мы отправились дальше. До города мы так и не дошли – Игун направился к небольшому поселению на берегу реки. Со мной он заговорил, только оказавшись под крышей.

– Поживешь пока в доме моего отца. Вот твоя комната. Выходить одному опасно, жди меня вечером. А сейчас – извини, служба.

– Погоди, а что я скажу твоим родителям, если они придут раньше?

– Мой отец – капитан пограничной службы. Сейчас я сам ему о тебе доложу. А мамы с нами давно нет.

– Извини.

– Это было очень давно…

Он показал, где удобства, чем можно перекусить, и отправился в город.

– Тогда я пойду спать. Имею право – ночка еще та выдалась. Эх, забыл спросить, как там у них с пятницами? Ладно, надеюсь, вечером узнаю.

– Ашид, до меня дошли слухи, что тени предков от тебя отвернулись, – недовольно произнес круглолицый мужчина с козлиной бородкой, устало опускаясь на низкий диванчик.

Судя по одежде, он занимал довольно высокое положение: расшитая золотыми и серебряными нитями безрукавка, кроткие штаны из кожи трехгорбого верблюда, а также три низки бус жемчуга не могли принадлежать простолюдину. В иерархии угайских шаманов он занимал седьмую ступень из десяти.

– Мудрейший, я всегда чтил заветы ушедших, но сегодня враг оказался сильнее, хитрее и удачливее.

Перед шаманом сейчас стоял командир тех бойцов, которые так и не сумели доставить Платона Громова, да еще и сами пострадали от взрыва. Ашид был одет в штаны из кожи пустынных грызунов и полотняный жилет. Элементы легкого доспеха в виде нагрудника, наручей и поножей из толстой кожи вилорога воин снять не успел, поскольку после возращения из рейда был вызван к волшебнику.

– О какой хитрости ты говоришь? – презрительно усмехнулся шаман. – Тени предков послали тебе ценного пленника, сеть, лишающую сил одаренных, лошадь, да еще и поглотитель в придачу. Тебе всего ЭТОГО показалось мало?

– Предки учат нас не довольствоваться малым, мудрейший. Ведь именно так мы сумеем быстрее преумножить богатства угаев и скорее вернуть былое величие.

– Мудрость угаев гласит: добыв кошель золота, не стоит возвращаться из-за оброненной медной монетки. Ты хотел получить вместо одной лошадки двух?

– В карманах миригов могло быть золото, мудрейший.

– Все их золото было на той лошади, которая находилась у тебя в руках. Но ты его упустил.

Шаман давно намеревался избавиться от этого слишком удачливого охотника, поскольку заметил в нем искру редкого для угаев дара. Если дать ей разгореться, Ашид может и сам быстро стать шаманом, а потом занять место главного колдуна Хаши.

– Духи дрегов помутили мне разум, мудрейший…