Коллатин сжал ключ, тот стал излучать приятное тепло, но нагрелся он не от руки Тарквиния, он сам был источником тепла. И сенатор ощутил, как внутри него разливается детская робость и любопытство. Конечно же, Терция была где-то рядом, ей было интересно узнать, почему отец забрал у нее игрушки.

   Коллатин вышел из кабинета и, как и ожидал, увидел Терцию, которая стояла в стороне, неподалеку. Тарквиний улыбнулся. Но тут же сурово нахмурился, для виду. Нельзя поощрять подобное поведение девочки. Она должна знать свое место в семье.

   - Что ты здесь делаешь? - строго спросил Тарквиний. Терция тут же опустила голову, спрятала глаза.

   - Я хотела у тебя спросить, ждала, когда ты выйдешь, - ответила она.

   Тарквиний крепко сжал ключ в правой руке. Удивительно, но страха он не испытал, лишь легкое волнение.

   - Спрашивай, - разрешил Коллатин.

   - Точнее рассказать, - поправила сама себя девочка. - Где я достала шкатулку.

   Стыд. Значит, соврала, когда сказала, что шкатулку подарил грек.

   - Ты же рассказала мне. Или позволила себе соврать отцу семейства? - теперь Коллатин по-настоящему разозлился.

   - Нет, я не врала, - девочка подняла голову, широко открыла большие детские глаза. - Не все сказала. Грек меня напугал, говорил как-то страшно, а когда отдал шкатулку, упал и не двигался. Я убежала.

   - Вот как, - Тарквиний задумался. Надо разузнать, что произошло с этим Парменидом. Но главное - выяснить, любой ценой выяснить, как шкатулка и ключ оказались у него в руках. Сделать это нужно прямо сейчас, чем скорее, тем лучше. - Это все, что ты хотела сказать?

   Терция кивнула.

   - Что же, хорошо, иди, - Тарквиний направился было в сторону кабинета, правую руку сжал в кулак и поднес к губам, прокручивая в голове дальнейшую последовательность действий. В этот момент ключ в ладони словно бы вспыхнул, заставив Тарквиния отбросить его в сторону.

   Всего за мгновение до того, как Тарквиний разжал кулак, он испытал стыд, страх, истома, тоска, возбуждение, азарт, радость. Что это было?

   Сенатор оглянулся - в дом вошла раскрасневшаяся Лукреция. Тарквиний нахмурился, подозрения, давно зародившиеся в его душе, получили серьезное подтверждение. Начать расспрашивать сейчас или поймать с поличным в будущем? Расчетливый Коллатин быстро утихомирил разбушевавшихся внутри него демонов, успокоился. Сначала шкатулка, с личной жизнью можно будет разобраться потом.

<p>

...</p>

<p>

229 г. до н.э. Испания.</p>

   Виртуозно оседлав жеребца, Ганнибал сильно ударил его по бокам, погнал вперед. Пунийские солдаты возвращались после сражения с иберами. Ходили слухи, что его отец получил смертельное ранение.

   Ярость застилала глаза Барки, он не видел куда едет, просто неустанно колотил лошадь по бокам, мысленно возвращался к образу отца. Гамилькар не мог умереть, он должен был повести войска в Рим, захватить город, предать Республику огню. Сколько раз отец рассказывал Ганнибалу о том, как надо вести войну с римлянами.

   "Они пренебрегают маневром и конницей. Их солдаты храбры, но начальники неумелы. Они не способны на военную хитрость, бьют в лоб, берут качеством подготовки и количеством легионов. Сумеешь создать видимость, что ты слаб, у тебя мало солдат, в их стане царит разброд - и римская армия падет к твоим ногам".

   Гамилькар всегда был всем для Ганнибала. Наставник, учитель, отец. Кто теперь поведет войска вперед, кто станет во главе?

   "Я, - ответил Ганнибал на свой вопрос. - Я поведу армии Карфагена, я сокрушу Рим, клятва моя нерушима, отец. И когда я буду стоять на развалинах разграбленной столицы Республики, я произнесу твое имя. Война, начатая тобой, будет завершена мной. Я исполню клятву, останусь врагом Рима навсегда!"

   В этот момент юный Барка осознал единственный и настоящий смысл своего существования. Он всего лишь инструмент, при помощи которого Карфаген возвеличится, он орудие, призванное защитить пунийцев. Весь жизненный путь предстал перед глазами Ганнибала. Он словно бы заглядывал в собственное будущее и с ужасом понял, что если Рим падет, то оружие, сокрушившее его, станет ненужным. Сможет ли Барка жить без врага, который определял смысл его существования? Ганнибал усмехнулся. Не слишком ли самонадеянно считать, что ему удастся сокрушить Республику, строившуюся веками, за отведенные ему десятилетия?

   Лошадь несла Барку по извилистым лесным тропинкам и очень скоро, вдалеке стали слышны шум и гомон - пунийцы разбили здесь лагерь. В голосе солдат слышалось нескрываемое волнение - произошло что-то из ряда вон выходящее. Ганнибал опустил голову, сжал кулаки, потому что понял - слухи о смерти его отца чистая правда. Лошадь перескочила через поваленное дерево, обежала полукругом густые кустарники, выскочил на поляну, где суетились солдаты. Несколько мужчин выбежали навстречу коню, выставили свои копья.

   - Это я, Ганнибал! - громко возвестил Барка. Солдаты тут же разошлись, Барка соскочил с лошади, побежал к месту, где толпились солдаты.

   - Где мой отец?! Где мой отец?! - кричал Ганнибал.

   Навстречу ему вышел Газдрубал.

   - Следуй за мной, - сказал он, ухватив Ганнибала под руку. Увидев человека, которому доверял и которого высоко оценивал его отец, младший Барка успокоился, подчинился.

   Обойдя толпившихся солдат, Газдрубал подвел Ганнибала к походной палатке, остановился. Барка ринулся было войти, но зять остановил его.

   - Он умер, Ганнибал, иберы добрались. Утонул, мы с трудом сумели отыскать тело. Враги лишь ранили его, но не погубили. Твой отец мог победить человека, но стихия оказалась сильнее. Армии Карфагена приму я, но как только достигнешь необходимого возраста, полководцем станешь ты. Солдаты не должны видеть слабость командира, помни об этом. Поэтому прежде чем выходить оттуда, убедись, что на лице твоем нет ни единого признака горя, - произнес Газдрубал. - Теперь иди, - он отпустил плечо Барки и тот вошел в походную палатку.