Вечер и чай успокаивают меня, моя милая пушистая Китти трётся о мой бок, тихо мурлыча, и я почти готова забыть о всех своих проблемах, как тут тренькает телефон, и я читаю сообщение от Ланского: «Мы ждём тебя в субботу». Вернувшись обратно в свою жизнь и малюсенькую комнатку, которую я едва могу себе позволить снимать, я достаю из рюкзака всё заработанное на сегодня и начинаю пересчитывать. Ну что же. Я очень надеюсь, что этого хватит до следующего раза…

Смотрю на часы: уже три ночи, и мне остаётся спать всего четыре часа. Стоя под обжигающе горячим душем я стараюсь смыть с себя все липкие мерзкие взгляды за сегодня, отвратительные прикосновения Бошана и приторное дыхание Артура. Моё тело становится розовым и невинным, и я снова представляю себя беззаботным подростком, укутанным в кокон любви и заботы. Растираюсь жёстким полотенцем и вижу, как мой порез на бедре снова начинает кровоточить, напоминая мне о событиях минувшего вечера. С досадой ищу в шкафчике пластырь, и заклеиваю тонкую ранку несколькими кусочками липкой ленты. Надеюсь, до утра пройдёт, хотя шрам может и остаться.

Укрывшись пушистым пледом и обняв свою урчащую тёплую Китти я, наконец-то, засыпаю.

Я открываю глаза от яркого слепящего света, и первые минуты не могу сообразить, где я оказалась, пока не привыкаю к жару софитов, и понимаю, что я стою посреди сцены в своём клубе «Нью-Йорк 56». Только сегодня я не слышу обычного пьяного гула голосов и музыки на заднем фоне. Ресторан пуст, и я вглядываюсь в холодную тишину зала, пытаясь понять, как я здесь очутилась. Мне становится очень холодно, я обнимаю себя за плечи, чтобы хоть как-то согреться, и тут с ужасом понимаю, что стою абсолютно голая посреди огромного клуба! Страх и ледяная тьма крепко держат меня, я вижу свой обнажённый живот, опускаю руки, чтобы ладонями прикрыть пушок в самом низу, а за разметавшимися на груди волосами стараюсь спрятать свои испуганные и затвердевшие от холода соски. Я пытаюсь сделать шаг, но ноги не слушаются, и я вижу, что мои лодыжки обвиты толстой верёвкой, конец которой тянется к краю сцены, и её крепко держит в одной руке Арчи, а во второй – микрофон. Сегодня он одет в чёрный смокинг и цилиндр, а глаза его смотрят сквозь меня пустыми глазницами.

– Лот номер один, господа! – раздаётся гулкий и безжизненный голос Арчи, эхом бьющийся о пустые стены клуба. – Невинная и порочная Аиша! Вы только посмотрите на её атласно-медовую кожу, друзья! Шёлк и бархат! Стартовая цена тысяча долларов, кто даст больше? – выкрикивает он свою ставку, и я хочу закричать, но слова ватным комом застревают у меня в горле.

– Две тысячи, – раздаётся знакомый скрипучий голос, и свет софита резко выхватывает из мрака жирную волосатую руку с табличкой «2 000», и я уже вижу влажный рот Бошана, растекающийся по лицу в плотоядной улыбке.

– Две тысячи, господа, кто больше? – продолжает свой аукцион Артур. – Никто? Две тысячи – раз, – начинает он свой отсчёт, и я мысленно молю Бога, чтобы кто-то купил меня по более высокой цене: лишь бы не достаться этому трясущемуся от сладострастия чудовищу. – А эта прелестная попка, господа, вы её видели?! – продолжает Арчи и резко дёргает за бечёвку, из-за чего я вынужденно разворачиваюсь к залу спиной. – Соблазнительный персик: знатоки поймут! – причмокивает он, и я слышу новый голос из зала:

– Десять, десять тысяч! – и обернувшись, я упираюсь взглядом в элегантного мужчину, который держит в дрожащих руках табличку с надписью «10 000».

– Это просто отличная цена за такой лот, у вас отменный вкус, – громко восклицает на весь клуб Артур, – итак, десять тысяч – раз, господа! Никто не надумал дать больше? Вы можете потрогать товар руками: у нас всё по-честному, не стесняйтесь! Подходите! – громко приглашает он, и с такой силой дёргает за спутавшую мои ноги верёвки, что я, не удержавшись и больно ударившись затылком, падаю со всей силы на пол, прямо у края сцены.

Я с трудом поворачиваю лицо в сторону тёмного зала, и вижу, как из жирной как кисель темноты ко мне приближается незнакомая фигура.

– Я проверю товар, – слышу я низкий уверенный голос, и две загорелые мускулистые руки словно выныривают из сумрака зала. Сильные и сухие ладони медленно проводят по моей шее, затылку, гладят по шёлковому ковру моих расстелившихся по полу волос, но я по-прежнему ничего не могу разглядеть во тьме.

Затем они спускаются ниже, исследуя каждую родинку и ямочку, и останавливаются на моей груди, сильно и одновременно осторожно сжимая мои торчащие соски, от чего вдруг горячее тепло парным молоком разливается у меня внизу живота.

– Так вы берете товар? – визжит где-то вдалеке Артур, пока властный незнакомец так же бесстрастно и безмолвно продолжает своё путешествие по карте моего тела. Его руки крепко держат круглые чаши моих грудей, словно собираясь налить в них французское шампанское и пригубить его, но потом, будто передумав, плавно скользят по моему гладкому животику, чтобы сделать небольшую остановку у крошечной ямки моего пупка.

Моё обнажённое тело уже давно пылает под его ладонями, и незнакомые мне до этого момента ощущения сладким мёдом растекаются по моим венам, превращая мои бёдра в горячий бурлящий котёл и заставляя моё тело выгибаться навстречу ему и этим властным рукам…

– Десять тысяч – два, – раздаётся где-то в зале напоминание Артура, а всё моё существо застыло в ожидании, когда же он всё-таки захочет. Захочет купить меня.

– Купи меня, – беззвучно шепчу я ему своими потрескавшимися от жара губами, пока его рука уверенно не спускается вниз, и я почти чувствую его пальцы там, у самого подножия моего маленького холмика, как вдруг он, резко схватив меня за подбородок и приподняв его, не восклицает:

– Так это же ведьма! На ней дьявольская метка! Два разных глаза! Следующий лот! – кричит он, и я вижу, как на сцене в свете софитов стоит он – моя точная копия: мы ведь всё делим пополам, верно?

– Ведьма! Ведьма! Ведьма! – слышу я безумный нарастающий гул из зала, и с ужасом понимаю, как десятки чужих мужских рук тянутся ко мне со всех сторон, хватая моё нежное беззащитное тело. Мой взгляд только успевает выхватить из темноты кусочек лица. И я узнаю Его лицо перед тем, как свора потных и липких рук набрасывается на меня…

Я просыпаюсь в холодном поту, почти физически ощущая мерзкие щупальца чудовищного спрута на своём животе и между ног, но вот моя Китти – мягко урчит под боком. Вот моё одеяло – сбилось где-то внизу кровати, и от этого утренний лёгкий холод залез под мою пижаму. Вот оно море. Где-то рядом за окном слизывает следы ночных снов и кошмаров со сладкого прибрежного песка…

Сегодня я немного опоздала и захожу на лекцию уже после звонка. Я пробиваюсь на задний ряд нашей большой, в виде амфитеатра, аудитории: я всегда стараюсь не привлекать лишнего внимания. В моей жизни его было всегда слишком много, и теперь я мечтаю стать невидимкой, чтобы очередные беды не смогли разглядеть меня, прошли мимо, если вновь захотят наказать мою семью. Поэтому мой обычный наряд – это синие джинсы, кроссовки и футболки без выреза, чтобы скрыть от любопытных глаз мою фигуру. Волосы собраны в пучок на затылке, рюкзак набит тетрадями с лекциями: обычная городская студентка, серая мышка среди ярких модно одетых одногруппниц. Но сегодня мне не удаётся избежать недовольного шиканья однокурсников, пока я поднимаюсь на самый верх «галёрки», откуда мне машет рукой моя лучшая подруга Юля. И тут я спотыкаюсь о чью-то выставленную в проход ножку, и, конечно же, под громкий смех аудитории со всей высоты валюсь на пол, роняя свои лекции, рюкзак, и расплёскивая на чьи-то брюки свой утренний кофе. К счастью, уже успевший изрядно подостыть.

– Чёрт, прости, пожалуйста, я сейчас всё вытру, – вяло лепечу я, – у меня есть влажные салфетки, – стараюсь я быстрее отыскать их в недрах своей сумки, всё ещё не поднимая от стыда и смущения глаз. Быстро достаю одну, и начиню неуклюже тереть испачканную моим капучино штанину.