Я в мир войду, как в озеро, едва

Тот первый луч на кончик ветки встанет,

Тот первый дождь с небес на землю грянет,

И первые появятся слова.

1988

Троллейбус синей гусеницей полз

По маленьким нечаянным снежинкам.

А осень смыла свой последний холст,

Внезапно испугавшись поединка.

И город ждал на стыке двух времён,

И ветер листья с тротуаров смёл.

И замолчал, безмолвием пленён.

И снег пошёл.

И падал снег.

Он был похож на вздох.

На вздох прощанья осени с землёю.

И город вдруг отчаянно оглох,

Как шапкой,

Принакрытый тишиною.

1978

Одиночества милый младенческий лик…

Как январская осень, я плачу о чуде,

С губ срывается шёпот, похожий на крик,

А в ответ, словно эхо: «Всё будет, всё будет…»

Я и в это готова поверить опять,

Слов знакомых мотивчик приятен.

Только вам языка моего не понять,

Да и мне ваш язык непонятен.

Посмотрите – огромна моя голова,

Моя жизнь – полугода короче.

Что потом о тоске расписные слова!

Не бывает страшней одиночеств

Бессловесных, беззубых младенцев Земли.

Вы, склонившись к моей колыбели,

Обещали всё то, что могли.

Я просила, что вы не умели.

1983

Кто счёт ведёт нелепостям моим,

Подозревая скрытый смысл в печали,

Тот не поверит крылышкам седым,

Горбом, встающим нынче за плечами.

За безответность дружб, любовей, слёз,

За единичных встреч неповторимость

Тот странный горб

Насквозь меня пророс.

Я верую в его необходимость.

Но тяжело, сгибаясь, день за днём,

От молчаливых исповедей хрипнуть,

Купаться в тихом омуте своём

С соломинкой надеждой —

Завтра выплыть.

1982

Цветы, как знамёна,

Уставшие цвесть,

Выносят вниз головами.

И в воздухе плавает

Смертная весть,

И страшно встречаться

Глазами.

Так нужно – уткнуться

В ладони стола,

За кромку его удержаться!

А ваза пустая глядит

Из угла.

И жизнь только хочет

Начаться.

1993

Как зачернели ямы,

Там, где стояли храмы.

Как разогнали Бога

Да по семи дорогам.

Просят душа и сердце:

Хоть куполок на церкви!

Тут хоть умри – потребуй,

Ни одного не сыщешь.

Разве удержат небо

Плоские эти крыши?

1987

Куда-то уходят

Прекрасные детские принцы,

По листьям уходят, по лужам,

Таким неуверенным шагом,

Им некуда, видно, и незачем им торопиться

На серой дороге вычерчивать искорки шпагой.

По листьям, по лужам,

По серым асфальтовым тропам,

Упрямые девочки, принцы,

Собаки и пони

Уходят к своим невозможным

Незанятым тронам.

Собаки и пони – к принцессам,

Принцессы уходят к коронам.

Так медленно шествуют

За день до первого снега.

И глупо стоять на крыльце —

Может кто-то вернётся,

Подарит картинку

И в фартук насыплет орехов,

А может, прокатит

До древнего пня у колодца.

Сквозь дом и троллейбус

Уходят под звуки шарманки,

Всё выше, прозрачней —

Отважная девочка, пони,

И пёс благородный,

И юный возвышенный мальчик…

И эту картинку

Ничто не сотрёт и не тронет.

1985

Я построю

колокольню

По бревну.

Я до неба

Колокольню

Дотяну.

Поднимусь на

Колокольню —

Закричу.

Стану старой—

Оттолкнусь

И улечу.

1987

Я тоже немного

Летаю ночами,

Когда на Земле

Фонари выключают,

И тоже кому-то

Махаю руками,

Когда на заре

Поезда провожаю.

И каждый сентябрь,

Оставаясь под ветром

Один на один

С голубеющей далью, —

Роняю ладони —

Богатством несметным

Владели, кичились,

Да не удержали.

И перед грядущим

Смертельным покоем

Я тоже склоняюсь

И враз цепенею.

Почти что во всём

Мы похожи с тобою.

Вот только светиться, как ты,

Не умею.

1987

Дружище, мой милый, я завтра погибну,

Я сгину слезой на ветру.

Не дай тебе, Боже, согбенную спину,

Дружище, я завтра умру…

Я кану в бессонницу,

Денно и нощно

Сжигавшую душу мою,

Дружище, мой милый,

Я вышла на площадь,

Я площади той на краю…

1985

И в кончиках пальцев,

И за покрывалом

Гнездилась тревога —

Не знаю какая.

Как в детстве,

Руками глаза закрываю —

Она словно в прятки

Со мною играет.

Душа ли на что-то

Наткнулась в потёмках?

Болезнь ли свои

Размещает пожитки?

Рванулось ли гадкое

Тело утёнка

Пресечь суету

Перепуганной жизни?

А, может быть, кто-то

Бесстрастно и чётко

Назвал мне число

Расставанья с родными,

И детский бессмысленный

Страх-одиночка

Зовёт в темноте,

Чтоб утешиться ими?

А вдруг в этот час

Мой хранитель крылатый,

Устав, наконец,

От ночных перелётов,

Утешился тихой

Больничной палатой

И предупреждает меня издалёка?

А вдруг…

Но когда потолок на полоски

Расчертит осеннее хилое утро,

Я встану и влезу в одежды,

Как в доски

Ржавеющий гвоздь –

Кривовато и трудно,

И в душу рванутся токкаты и фуги

Небесной печали

О Боге и друге.

Как знак утешенья

Высоко-высоко

Всё та же бескрайняя

Боль и тревога…

1987