- Так и ты, помнится, не сомневался, когда спасал меня, - улыбнулась она. – Поднимайся и держись крепче, - она взяла его за руки, и мир вокруг завертелся и размазался.
Уилл пришёл в себя в воротах Телфорд-Касла – от самих ворот уже ничего не осталось, таран валялся сбоку, защитники крепости встали на месте тех ворот и ощетинились длинными копьями. Впереди что-то копошилось в колеблющемся сером мареве, но как только Уилл взялся свободной рукой за дарёный камень – марево тут же исчезло, и остались люди, просто люди, которых можно и нужно победить.
Он понадеялся, что на башне ещё остались лучники, и что они поддержат, взмахнул рукой и заорал:
- Вперёд! – и сам первым двинулся навстречу нападающим.
Арт от Мастерской К-513
3. Лето
Нынче ночью костры горели везде – и во дворе Телфорд-Касла, и в окрестных деревнях, и на опушке леса, и на берегу моря. Лита, вершина лета. Солнышко стоит высоко, небо ясное, день длинен, ночь коротка. А наутро с рассветом покатится лето к осени.
Уилл стоял на крыльце замка и щурился на закатное небо. Сегодня празднуют все – и лорд, и его семья, и его люди в замке, и окрестные крестьяне. Все хотят хорошей погоды, доброго урожая, мира в окрестностях. Старый король не воюет, но его люди держат границы в кулаке. И Уилл Телфорд – один из таких людей короля, северная граница как раз на нём. После случившегося десять лет назад разгрома северных соседей Уилл был в небывалой милости у короны. Ещё бы, едва ли не лично превратил поражение в победу, сам собрал последнюю оставшуюся в живых горсточку защитников и собственной рукой уничтожил всех магов вражеского войска.
Уилл никогда не рассказывал – как именно он это сделал. Какое чудо принесло его к воротам замка в последний оставшийся для того момент. Что за клинок пел в его руке – к слову, до сих пор он тот клинок никому не дозволял даже подержать, сам ухаживал за ним, холил и лелеял. После победы он тихо возблагодарил господа за своё чудесное спасение – потому что не так уж и важно, кем была Мэгвин, но она спасла его, а всё благое, что есть в мире – оно от господа и господним замыслом предусмотрено, а кто думает иначе – тот дурак и еретик.
За десять истекших лет Уилл стал единовластным лордом Телфордом. Братья мертвы. Сын старшего, Джона, хворый и немощный, ушёл в обитель святого Хью, что неподалеку от Прайорсли. Сыновья второго, Эда, сгинули в приграничных стычках – пять и три года назад. Племянниц Уилл выдал замуж – и постарался ни одну не обидеть приданым, не к лицу ему такое, родная же кровь.
Его собственные дочери тоже разлетелись замуж – и старшая, Энни, и младшая, Джейн. Сыновья были при нём – но присматривали себе невест.
Супруга Мэри умерла три года назад, и с тех пор Уилл был один. Никакие служанки не грели его постель, и никакую молодую жену он в дом не привел. Конечно, Мэри на том свете, наверное, не обиделась бы, дому и хозяйству нужен пригляд и женская рука, но – никто из встреченных в последнее время дам и девиц никуда Уиллу не запал – ни в сердце, ни в душу, ни хотя бы в мысли. Потому что все они были какие-то… обычные.
Так и сказал недавно заехавшему в гости кузену Джорджу, которого, как приветственный бочонок показал дно, потянуло на откровенность. У того-то всё просто – дома жена, а в каждом подвластном поселении – по любовнице, и дети от всех, но тут он задумался недавно – а как же он всех этих детей обеспечит? Его кровь, нужно что-то дать! Понятно, что законные дети превыше всего, но ведь и прочих тоже бросать не годится, раз признал?
Уилл мог кузену разве что посочувствовать – у него-то никаких бастардов не было. Не то, чтобы он вот прямо был верным мужем, нет, всякое случалось, особенно по молодости… а потом он вдруг понял, что его не привлекает никто.
Ну да, молодые, ну да, свежие. Но взгляды пустенькие, в них мало что есть, кроме желания – или нежелания – услужить могущественному лорду. Зачем это ему? Да и у знатных девиц во взгляде и в голове не сильно-то и больше – тоже хотят стать здешней леди, и не подозревают, что это – никаких вам придворных развлечений, балов там или ещё каких праздников, песен менестрелей и стихов поклонников – ничего этого здесь нет. И наряды красивые показывать некому. Его Мэри и то не сразу поняла – но она была юна и влюблена, и он, наверное, тоже, вот и сладилось у них. Но после она сама отлично видела, что новая крыша важнее жемчуга на платье, а новый дублет сошьём, когда старый уже починить не выйдет, и новое платье – также. Когда зимой ехали ко двору – там да, нужно было блеснуть чешуёй и яркими перьями, но это – не каждый год, и после сбора урожая, так что – иногда можно.
У последней девы, которую её родители сватали в леди Телфорд, в глазах так и крутилось – жених в годах, крепок и богат, и за юную её красоту отвалит, не торгуясь – и жемчуга, и тканей заморских, и камней дорогих. Нет, не отвалит. Тут о прошлом лете новым замком обзавелись, в дне пути к востоку, там ремонт. Овец нужно ещё прикупить, и племенного бычка. И пару пушек – на всякий случай. Тут не до жемчугов, тут граница.
Так он, помнится, кузену и сказал. Тот посмеялся – ну, мол, хочешь заживо хоронить себя – хорони, дело твоё.
Отчего же хоронить – думал Уилл. Рано ещё. И двинулся со двора наружу, к пылавшим на морском берегу кострам. Костры-то как раз горели в приграничье регулярно – старые обычаи чтили. Это вам не на балу попрыгать, это про важное.
Там пели и плясали, и рвали душу дудки, и харди-гарди кто-то приволок, и что-то ещё. Он подхватил за руку какую-то девчонку, за другую – ещё одну, и они полетели в бесконечной цепочке, которая свивалась, развивалась, запутывалась и распутывалась вновь – так от веку танцевали в самую короткую ночь, меж костров, на берегу, там, где и не суша, и не вода, а вовсе ничья земля.
Музыка сменилась, партнёры тоже, в руку Уилла легла рука, он глянул… и встретился с шальным взглядом синих глаз. Точнее, в свете костра не было видно, какие они, эти глаза. Просто он точно знал – синие-синие, как летнее небо.
И знакомое кольцо тоже ощущалось ладонью, Хоть и держал его в руках всего ничего, а вот – запомнилось.
Они летели в кругу, а потом – круг разорвался. Где-то на пары, где-то нет. Но Уилл точно не собирался выпускать ту руку, которая ему досталась, потому что если это не судьба, то что тогда?
И она схватилась за него, будто так и надо – да, я здесь, я с тобой, я тоже ждала этой встречи, я рада, я сейчас не отпущу тебя никуда и ни к кому.
- Ну здравствуй, Уилл Телфорд из Телфорд-Касла, - улыбнулась она прежде, чем поцеловала его.
- И ты здравствуй, Мэгвин, - это он жил и матерел, а она – не менялась нисколько.
Такая же тонкая, лёгкая, нежная – как в первую их зимнюю встречу. И глаза сияли так же, нет, всё же что-то добавилось в них – не безмятежный свет юности, но – зрелость и мудрость. И всё это сейчас было – для него.
Они не пошли далеко, а просто пробежали по полосе прибоя, выбрались на опушку леса, сели под куст. Уилл снял плащ и бросил на землю – как когда-то зимой, и подхватил её, и посадил на тот плащ. Только сейчас оба они были живы-здоровы, и сильны, и радостны – не только радостью праздника, но ещё и от того, что встретили сегодня друг друга.
И были их руки горячи, а уста – сладки, касания – ласковы, а слова – полны того, что и не выскажешь-то просто так, а только – если вдруг сошлись звёзды и притянули друг к другу.
И ещё они сегодня никуда не торопились.
Не нужно было успевать до заката, не звал осаждённый замок. Можно было оставаться в плену рук, нежных и сильных разом, и звать, и отзываться самому, и радоваться, и наслаждаться.
- Мэгвин, ты выйдешь за меня замуж? – спросил Уилл на рассвете.
