Я кивнул. А смысл тут юлить?..

— Без обид, Гор, но моё любопытство вызвано не интересом к твоей личности. Я заинтригован иным вопросом: кто же проклял паладинов? Что случилось в тот вечер, когда погиб и понтифик, и все… почти все его воины? Я бы сказал, что загадка на вес золота, в самом прямом смысле.

— Это товар менестрелей да поэтов. А я наёмник, слова не продаю.

— Тогда расскажи бесплатно.

— Зачем?

— В этом месте мне стоило бы пообещать, что я сумею снять проклятие. Но… не люблю лгать. Я очень часто недоговариваю, это правда, но практически никогда не лгу. Видишь ли, как уже отмечено в нашей беседе — современные маги об этом древнем проклятии знают немногое. Человек, который его пережил, пусть и… изменился при этом… интересный случай. Некоторые подробности которого могли бы сильно помочь мне в дальнейшем познании безграничного магического искусства. В курсе ведь, как заведено? Чем больше ты знаешь, тем больше не знаешь.

Я помялся немного, но засвербело вдруг желание выговориться. О том, почему у меня такая рожа, спрашивают частенько, но вопросов о понтифике я не слышал очень давно. Везде помнят о Милто и героях, которые шли за ним. Помнят, однако предпочитают молчать.

— Так кто же вас погубил?

— Сам понтифик.

Похоже, перечень моих немногочисленных талантов пополнился новым: удивлять эльфийских волшебников. Без подробностей, конечно, обойтись уже не получится.

— Почему, зачем… Его отравили, прямо на общей трапезе. Я не знаю, кто это сделал. Да и он не знал. Просто напоследок, пока во главе стола корчился, прокричал какие-то слова. Я их не понял и потому не помню. Помню только, что слова были — будто валун по залу прокатился. Или гром ударил, аж витражи вылетели. Милто не знал, кого винить, поэтому наказал всех. Ну… не умею красиво рассказывать.

Детали я действительно помню плохо. А какие помню — вспоминать нет ни малейшего желания.

— Удивительно.

— Чего удивительного? Многие бы так поступили.

— Я не тому удивляюсь, Гор. Милто был выдающимся человеком, но всё-таки… просто человеком, скажем так. Он не имел контроля над силами, которые позволяют наложить такое проклятие. Насколько могу судить, для человека подобное возможно… если выразиться попроще… за счёт столь безграничной ненависти, которую сложно даже представить. Мгновенная концентрация такой злобы, какой у всех эльфов на людей нет. Есть великое множество способов навредить человеку, эльфу, орку — любому существу, и убить тоже. Большинство из них не особо сложные. Но тут речь не о жизни, не о смерти: о другой форме существования или не-существования. Это не делается просто так.

— Тебе виднее.

Потом мы молчали. У меня желание болтать пропало, а Ойлимайоллмэйр думал. Не буду судить, о чём: всё одно не моего ума дело.

***

Первая наша ночёвка прошла спокойно, а на следующую случилось то, чего следовало ждать. И хотя мы ждали — всё пошло не так, как хотелось бы.

Когда я проснулся, услышав что-то сквозь сон, Бирн был уже в полушаге от смерти. То ли гибкая ветвь, то ли корень — словом, какая-то деревянная дрянь обвилась вокруг его шеи. Северянин хрипел и пытался дотянуться до меча, который лежал слишком далеко. Пырился на меня, на спящего эльфа, но кричать не мог.

Твою мать!

У меня-то рукоятка меча была в руке. Вжик — и древний клинок рассёк дерево неожиданно легко, так что я сразу поверил в особую силу этого оружия. Хватка на шее Бирна ослабла, он сорвал ветвь и наконец-то тоже схватился за оружие.

— Эльф!

Имя вылетело из головы. Для верности я пнул нашего спящего нанимателя и отскочил в сторону — почувствовал, что вот-вот буду атакован. Правильно почувствовал. За спиной раздался глухой удар по земле: здоровенная коряга чудом меня не накрыла.

— Сзади! — крикнул Бирн, замахиваясь мечом на что-то, чего я не видел в темноте.

Да понял уж, что сзади. Разворот, широкий удар — я промахнулся, но сорвал противнику атаку, заставил отшатнуться. Костёр почти потух, глаза спросонья ничего толком в темноте не разбирали. Только силуэт дерева, двигающегося подобно живому существу.

Не знаю, как Бирн сражался позади меня, но ревел он в процессе отменно — любого медведя перекричал бы. Неважно. Я видел противника и был уверен, что в такой ситуации нет защиты лучше нападения. Выставляя перед собой клинок Лэйхвойнфьорлламэйра, пошёл на врага.

Правильное решение. У твари было не две руки — четыре уж точно, а может, и все шесть: она била наотмашь каждой. Тут нипочём не увернёшься то всех ударов разом, но я проскочил самую опасную дистанцию и оказался накоротке. Толстенная рука-ветвь, способная выдержать с пяток ударов хорошим топором, поддалась легче тёплого масла. Я вообще не ощутил сопротивления, как будто промахнулся. Но не промахнулся.

— Ойли!!!

Нырок по удар: листья скользнули по капюшону. Я лишил энта ещё одной лапы, но у него были и ноги. Пинок вышел что надо. Не успей я выдохнуть и напрячь мышцы, подготовиться — быть беде. А так — лишь отбросило и опрокинуло на спину, но я снова вскочил, едва коснулся земли.

Бирну всё же стоило отдать должное. Неистово размахивая мечом и совершенно одурело вопя, он умудрился отогнать одного или двух противников: те отступили к краю крохотной полянки, на которой был разбит наш лагерь.

Только теперь я сумел рассмотреть энта.

Это было не дерево, конечно, но и на человека существо не походило. Оно стояло на длинных, по мою грудь, тонких ногах, напоминающих две молодые берёзки. Само тело было массивным и похожим формой на яйцо. По бокам торчали несимметричные ветви-руки, а посередине будто угольки светились: маленькие, многочисленные глаза. Да, это не напоминало ни дерево, ни человека: скорее деревянного прямоходящего паука.

Я и сам не красавчик, но подобных уродов не встречал.

Энт неловко шагнул в мою сторону, и на миг показалось, будто тварь неповоротлива. К счастью, я не привык слепо доверять первым ощущениям. Монстр опустил лапы к земле и вдруг ловко перекатился, опершись на них — как гимнаст «колесом». Я отпрыгнул, угодил ногой в остатки костра и в итоге едва устоял.

Как оказалось, энты могут быть очень разными: Бирн сражался с чудищем, мало похожим на моего противника. К северянину из темноты тянулись тоненькие, но стремительные и наверняка очень сильные ветви, подобные щупальцам. Бирн был достаточно быстр и сноровист, чтобы подсекать их и уклоняться, но инициативой в драке не владел.

Я же как раз решил вернуть себе инициативу. Пока прокатившийся кубарем энт примеривался для нового удара, мой меч глубоко вонзился в его округлое пузо. Тварь не издала никакого звука, но явно испытала сильную боль. Судорожная попытка обхватить меня всеми лапищами сразу не имела успеха: я пригнулся очень низко, упал на колено, оттолкнулся — и проскочил энту за спину.

Меч прошил противника насквозь, и теперь чудище наконец-то рухнуло — прямо в наш костерок, подняв сноп искр. В тот же момент поля боя залило ослепительным светом.

Не от костра, конечно: это наконец-то включился в дело эльф. Деревья, обступившие наш лагерь, вспыхнули: одни просто загорелись, а другие заверещали и отпрянули. Я понимал, что кругом ещё полно энтов, но их было почти не отличить от обычных деревьев, которые тоже пошли ходуном. Их будто обдало мощным горячим ветром, зародившимся в центре лагеря и подувшим сразу во все стороны.

Эльф что-то кричал. Вернее — говорил, вполне ровным тоном, но слова эти звучали громче крика. Они грохотали, переливались с мощью колокольного звона.

Противник отступал, и у меня не было ни малейшего желания его преследовать. Не оказался насаженным на ветку через жопу — и то славно! А вот Бирн как раз ломился через чащу, изрыгая ругательства. Волшебный клинок, которым он орудовал, блестел в свете огня и магии Ойли.

Скоро северянин вернулся. Он выглядел чрезвычайно довольным собой.

— Победили!

— Да, этой ночью нашему небольшому отряду сопутствовала удача. Надеюсь, что она не оставит нас впредь. Вы оба отлично показали себя, как и в Дарвике.