— Владимир Валерьевич, я задал вопрос, причём дважды. Никуда мы не пойдём, пока вы не объяснитесь.

— Такое ощущение, что квартира какая-то нехорошая.

Если бы Инсаров не был человеком воспитанным, хороших манер — то он бы тотчас на пол плюнул. Экая невидаль: нехорошие квартиры… в Петрограде, если уж быть до конца честным, к осени 1916 года вообще осталось мало чего хорошего.

— Итак, условимся. Если точнее, то повторим уже оговорённое. Вы, Владимир Валерьевич, местную ситуацию знаете превосходно: вам и вести с нашим красавцем беседу по теме, с действительным делом не связанной. Меня не представляйте, и уж упаси Господи, не обращайтесь «ваше высокоблагородие». Как должно вам подыграть, я сам разберусь. И вопросы по-настоящему важные задам сам, когда настанет для этого правильный момент. Вам понятно, сколь важно не обнаружить раньше времени заинтересованности деталями дела банды, даже если таковые бросятся в глаза?

— Вполне, Птр-дмытрыч.

— Не сомневался в вас. Неизвестно, как именно этот Григорий связан с бандой: но что сам в ней не состоит, это уж почти наверняка. Будь налётчики столь болтливы, не продержались бы они месяца в городе, при такой-то кипучей деятельности… В любом случае никак не можно позволить ему догадаться о нашем расследовании. Предельно важно, чтобы впечатление от беседы осталось у него ничтожное. Пусть забудет обо всём через день-другой.

— Так точно.

Мандраж Епифанцева, кажется, прошёл. Когда дошло до дела, он быстро взял себя в руки — и Инсарову это понравилось. Скорее всего, не подведёт. «Легенду» о цели визита он придумал весьма крепкую, в этом старый следователь убедился заранее. Должно получиться вполне сносно изобразить обыкновенный поквартирный опрос населения в исполнении следователей местного сыска.

В крайнем случае постояльца съёмной квартиры можно будет и задержать: выйдет без шума. Ради тишины-то и стоило рисковать, отправляясь на беседу лишь вдвоём, а не с целым отрядом городовых. Многовато в доходных домах глаз и ушей, чтобы так явно выдавать серьёзность дела…

— Здесь большую часть ответственности я беру на себя. Смотрите, как говорится, и учитесь. Для вас главное — самому не допустить ошибок. Ну, что же: стучите в дверь, уже пора.

Епифанцев постучал, вполне деликатно. Никакого движения за дверью не послышалось. Сыщик выдержал небольшую паузу, чтобы не выказать излишней настойчивости, и постучал снова.

— Кажется, есть там кто-то?.. — прошептал он.

Инсаров не был уверен, что действительно расслышал некий звук в квартире. Могло и показаться. Из внутреннего двора-колодца они ранее видели, что свет в окне не горит: но это ещё ничего само по себе не значило.

Позади послышались шаги. По звуку — вроде бы женские; обернувшись, Пётр Дмитриевич в своей догадке убедился. Какая-то дама вернулась домой поздно: вход в её квартиру располагался недалеко от «нехорошей», метрах в пяти. Женщина была в солидном подпитии, судя по нетвёрдости походки и тому, как долго возилась с ключами. На следователей она не обратила почти никакого внимания. Так, бросила короткий взгляд…

Едва дверь за ней затворилась, как Инсаров постучал в дверь «нехорошей квартиры» уже сам. Снова, кажется, никакой реакции… или что-то слышно? Не поймёшь… Дом весь скрипит.

— Может, и правда Григория дома нет?

— Или он спит. Пьяным, скорее всего. Ладно, Владимир Валерьевич: постучитесь-ка уже как следует, заявите о себе. Не откроет — пойдём к вашему осведомителю, побеседуем хотя бы с ним.

Кулак Епифанцева трижды врезался в обветшалые доски двери. С солидным усилием.

— Откройте, полиция! Опрос населения!

Если внутри кто-то и шевелился, то его движения точно не могли быть слышны из-за ударов по двери, дрожащей на петлях. Инсаров обернулся к длинному коридору, в сторону лестничной площадки; ему показалось, будто там вновь раздались какие-то шаги. Действительно: у самого входа в коридор появился мужчина. Хорошо различим был только силуэт, потому как света на лестнице, за его спиной, имелось больше. Незнакомец остановился на мгновение: наверное, пытался рассмотреть двоих мужчин в глубине коридора. Вполне естественная реакция.

— Похоже, в квартире всё-таки никого. — произнёс Епифанцев. — Или же Григорий решил затаиться.

— Ну и Бог с ним. Запасной вариант у нас есть. К тому же…

Трудно сказать, что именно подсказало Инсарову ещё раз посмотреть в сторону лестницы. Сверхъестественных способностей у него не водилось, а вот профессиональная интуиция была развита великолепно. Опыт. Едва он увидел, что выход из коридора по-прежнему закрывает тёмный силуэт, как толкнул Епифанцева в спину — припечатав молодого следователя лицом к двери.

Выстрел ударил по ушам, вспышка на миг ослепила, а гильза звонко запрыгала по полу. Незнакомец стрелял навскидку, но Инсаров заранее догадался, что направлено оружие будет именно на Епифанцева. Пуля с треском ударилась в дверной косяк: наверняка пришлась бы в цель, кабы не Инсаров.

Стоило отдать Епифанцеву должное: он почти мгновенно ответил двумя выстрелами из своего «Браунинга». И это вопреки неожиданности, нисколько не опешив от толчка. Инсаров ещё не успел нащупать рукоятку револьвера, когда ситуация завертелась без его участия.

Незнакомец бросился к лестнице. Владимир Валерьевич выстрелил в него ещё раз, но снова промахнулся: времени на прицеливание ситуация ему почти не предоставила.

— Уходит, гад!

Пётр Дмитриевич даже не заметил, как они оба выскочили из коридора вслед за беглецом. Револьвер уже был в руке, трость он перебросил в левую; впопыхах с головы слетел котелок. И пусть, не до того!

Стены осветила ещё одна вспышка. Незнакомец стрелял снизу вверх, в широкий проём между пролётами: пуля щёлкнула по перилам лестницы, рикошетом просвистела совсем близко от лица Инсарова.

Епифанцев бежал вниз, перепрыгивая по несколько ступенек. Инсаров, не надеясь поспеть за молодым следователем (а уж тем более — за проявившим немалую прыть злоумышленником), предпочёл поперёд прочего стрелять в ответ: перекинул руку через перила, чтобы самому не подставиться под пулю. Не попал, конечно же.

Следующий выстрел явно был сделан из «Браунинга». Прозвучал он уже совсем внизу, наверняка у входных дверей. Инсаров слышал ещё какой-то шум, но разобрать его не смог; насколько больные колени и одышка позволяли, старался теперь угнаться за бегущими.

Ещё выстрелы. Уже не поймёшь, кто и сколько раз жал на спуск: хлопки наложились друг на друга, многократно отразились от стен. Дом проснулся, весь зашумел, кто-то в квартирах начал кричать.

— Я здесь! Здесь, Птр-дмытрыч!

Это точно кричал Епифанцев. Дышать сделалось совершенно нечем, сердце стучалось в кадык — но Инсаров всё-таки добежал до крыльца, не сбавляя темпа. Молодого следователя он обнаружил на ступеньках: тот сидел, держась одной ладонью за лицо. Между пальцев обильно текла кровь.

— Вы ранены!

— Да так… повезло.

Пётр Дмитриевич огляделся: преступника на улице видно уже не было. В окнах — и этого дома, и соседних, зажигался свет. Люди осторожно выглядывали из своих квартир. Хотя и сделался Петроград нынче неспокойным, но такая перестрелка жителей столицы известным образом будоражила — не каждый день случается.

Следователь с трудом заставил коллегу оторвать руку от лица. Сразу стало очевидно, что рана для жизни едва ли опасна, но красоты молодому Владимиру Валерьевичу не добавит: щёку разорвало в лоскуты.

— Прямо в рот пулю поймал, вот потеха… и зубы выбило. Что скажете, Птр-дмытрыч: плохо?

— Хорошего мало. Но до свадьбы, как говорится, заживёт…

Действительно, несказанно повезло: чуть-чуть бы иная траектория — и конец, какая уж там свадьба. Епифинцев издал не совсем естественный звук, который в нормальных обстоятельствах был бы смехом.

— Это самое главное! Ну ничего, невесте совру: мол, на брусиловском фронте ранен…

Следующие минуты Инсаров потратил на то, чтобы призвать кого-то помочь — или хотя бы побежать на помощью. Скоро он уже видел вдалеке силуэт спешащего к месту событий городового, так что особенно волноваться о Епифанцеве больше не требовалось. Настало время думать об ином.